Катя ничего и никогда не боялась так, как боялась встречи с будущей свекровью, даже хотела сказать Вове, что никуда не поедет.
А вот Вову она никогда не боялась, хотя, когда он приехал в их село, вел себя так, что девушки, сначала радостно шептавшиеся о том, что новый председатель не женат, мигом окрестили его «молчальник» за суровость и немногословность. Катя, получившая диплом бухгалтера, к работе своей относилась серьезно, поэтому, когда председатель заходил к ней с какими-то вопросами, ничуть не терялась, отвечала и даже и не думала строить глазки – замуж Катя решила никогда не выходить, насмотрелась она и на мамин брак, и на брак старших сестер, ничего там хорошего нет. Да и он не обращал на Катю внимания, до тех пор, пока не увидел ее розарий.
Жила Катя в доме, который ей достался от бабушки – потемневшие от времени бревна растрескались, с резных наличников слезла краска. Домом Катя не занималась, занималась она только розами, розы были единственной ее страстью, на них она тратила половину зарплаты. За особо редкими сортами приходилось ездить в соседние города на ярмарки, но оно того стоило – к ней однажды даже журналисты из газеты приезжали и написали про нее статью. Не про нее, конечно, а про ее розы, но все равно приятно.
И вот этот новый председатель, тогда еще Владимир Сергеевич, остановился однажды возле ее палисадника и долго любовался розами. Катя его из окна заметила и подумала, что он по делу пришел, вот и вышла на улицу.
— Ой, Катя, это что – ваши розы?
— Мои.
— Красивые какие! Все насмотреться не могу. У меня мама тоже розы любит, но она в городе живет – там то ребятишки цветы оборвут, то собаки подкоп сделают.
Вот так розы их и свели – раз он у ее дома остановился, второй…
Когда Вова заявил, что в субботу повезет Катю в город знакомиться с мамой, она испугалась: в городе она вообще редко бывала и боялась опростоволоситься, а тут еще и такая женщина – кандидат медицинских наук, дочь профессора, сразу поймет, что Катя не пара Володе.
— Таблеточку выпей и поехали, – велел он, когда Катя заикнулась, что, наверное, стоит отложить визит – живот у нее крутит. — Мать уже там обед наготовила, неудобно будет. Ты бы знала, как она вкусно готовит! Утка в апельсиновом соусе, лимонный тарт, киш с форелью…
От названия незнакомых блюд Кате стало еще хуже. Но спорить с Вовой было невозможно, и она надела свое лучшее платье – синее в мелкий горошек, взяла срезанные накануне розы и села в председательскую «Волгу».
Когда Катя зашла в квартиру, наполненную приятными запахами и красивыми вещами, ее любимое платье в горошек показалось линялой тряпкой.
— Мама, мы приехали! – закричал из коридора Вова, и Катя спряталась за его плечо, прикусив щеку, как она всегда делала, когда волновалась.
Из кухни вышла женщина – высокая, с белыми как снег волосами, в строгом синем платье с отложенным воротником и с темными пронзительными глазами. Тяжелый парфюм чуть не сбил Катю с ног, даже розы не смогли заслонить ее от его ядовитого духа.
— Вот, мама, знакомься, это моя Катя.
— Здрасте, – сказала Катя еле слышно и протянула розы, которые сжимала так крепко, что один из шипов проткнул кожу и на пальце выступила капля крови.
— Что за сорт такой? – спросила строго женщина.
Накануне, когда Катя выбирала, какие розы выбрать, и остановилась на своих любимых, но теперь поняла, как это было глупо.
— Катерина, – сказала она еще тише.
— Да ты что? Слышала о них. Ну проходите, я уже стол накрыла. Зови меня Альбина Васильевна.
Когда Катя увидела на столе кучу разных приборов, она поняла – Альбина Васильевна специально это сделала, как в фильме «Москва слезам не верит», чтобы посрамить ее.
— Мама, ну ты опять! – закатил глаза Вова и, обернувшись к Кате, пояснил. – Всю жизнь пытается из меня воспитанного человека сделать, ты представляешь?
Альбина Васильевна смерила сына строгим взглядом и покачала головой.
В целом все прошло не так страшно – Вова шутил и смеялся, если мама задавала слишком уж опасные вопросы, переводил тему разговора. Но Катя сама не выдержала – понимала, что рано или поздно тема эта всплывет – и ответила на очередной вопрос Альбины Васильевны.
— Папа умер у меня, мама отдельно живет, с новым мужем. Пьет она сильно. У нее младшую дочь забрали, лишили прав. А старшие сестры замуж вышли, я им помогаю, с детьми сижу. А больше у нас никого и нет – бабушка была, она мне дом и оставила.
Вова сжал ее руку под столом – дескать, не бойся, все в порядке будет.
Альбина Васильевна пожевала тонкими губами, отпила из фарфоровой чашечки чай и произнесла:
— Ну что же… Заявление-то, когда пойдете подавать?
Катя, которая тоже только-только пригубила чай, поперхнулась им, облила свое и без того нелепое платье и закашлялась. Вова похлопал ее по спине и с укоризной спросил:
— Мама, ну чего ты Катю пугаешь? Она сейчас возьмет и откажется замуж за меня выходить. Смотри, перееду к тебе, будешь нянчиться со мной до пенсии.
— Пугай не пугай, а мне ресторан нужно бронировать и гостей звать. Ладно, Катенька, пойдем платье застираем, пока пятно не въелось. А, хочешь, я тебе свое платье дам? Они у меня все равно без дела висят. А знаешь, что? Давай платье переоденем, и я тебе розы свои покажу – я с той стороны дома клумбу соорудила.
Вот так Катя нашла сразу и мужа, и вторую маму – еще до дня самого бракосочетания Альбина Васильевна предложила называть ее мамой, да ею же и стала: по магазинам Катю возила, платье свадебное помогла выбрать, в гости к ней стала приезжать да сортами роз обмениваться, а уж когда внуки пошли…
Навещала Катю и ее родная мать. Детей старших дочерей Катина мама от силы пару раз видела, только что, если случайно на дороге встречала. А вот к Кате повадилась захаживать – вроде как с внуком понянчиться, но на самом деле денег поклянчить. Мама носила неизменный шерстяной платок в красные розы и засаленную тельняшку, благоухая сигаретами и тройным одеколоном. Когда Катя ей отказывала, мама шла и топтала розы, выдергивала их с корнями, раздирая ладони в кровь, и кричала как сумасшедшая, так что приходилось давать ей денег, а потом плакать над растерзанными кустами.
Умерла Альбина Васильевна в июне – участок Кати был покрыт розами, они благоухали на сто ладов, и невозможно было поверить, что это слова «умерла» настоящее. Альбина Васильевна так и жила в городе, не захотела переехать к сыну.
— Что я буду вам мешать, – отмахивалась она. – Мне и одной хорошо.
Но только если бы она переехала, может, и успели бы вызвать скорую, откачать… За это Катя никак не смогла себя простить – надо было настоять, уговорить ее. А теперь некого уговаривать – хоронить привезли сюда, чтобы было, кому за могилкой ухаживать.
Никогда еще в их деревне не видели такого – гроб утопал в розах, Катя срезала все до одной, на участке торчали лишь осиротевшие обрубки стеблей.
— Хоть бы матери один цветок оставила! – недовольно заметила ее мать, которая никак не могла пропустить поминки. – А что если я завтра помру, меня, значит, без роз будут хоронить?
— Куплю, – ответила Катя, силясь проглотить ком, застрявший в горле. – Я куплю тебе розы, мама, хорошо?
— Хорошо, – согласилась та. – А водка-то у вас есть? Помянем эту ведьму.
Катя смотрела на женщину, которая давно стала ей чужой, а про себя повторяла – мама, мама, мама…