Они называли это банной дружбой – раз в месяц собирались втроем и шли в баню. Кроме этих банных дней встречались только в конце октября, на детских праздниках – познакомились они в роддоме, когда лежали на сохранении, тогда и выяснили, что все трое любят ходить в баню.
Варвара была старородящей – тридцать четыре, тазовое предлежание, миопия минус восемь. Ее прокесарили двадцать второго октября, хотя по плану было двадцать четверное – не хотелось ей, чтобы дочь была скорпионом, мужа хватало, так что уговорила лечащего врача, пустив слезу для убедительности. Девочка, два восемьсот, совсем маленькая.
Ира была такой доходягой, что все удивлялись, как она вообще умудрилась выносить своего богатыря – худенькая, словно девочка, ручки-палочки, мальчишеский таз, а живот как гигантский арбуз вперед торчал. Завотделением ругала ее и отправляла на кесарево, пророчила, что Ира не родит сама, но она родила. Двадцать пятого октября, мальчик, три семьсот. Зашивали ее после этого час, чуть переливание крови не понадобилось. Но зато сама.
У Саши это были вторые роды, но первый ребенок умер через час после появления на свет, и теперь все перестраховывались – гоняли ее на УЗИ и КТГ, капали всё подряд, кормили витаминами. Девочка родилась здоровая, в последний день месяца. Три двести, просто идеальный ребенок.
Договорились, что вместе пойдут в баню. Как смогут. Смогли через три года, не до того сначала было – пеленки-распашонки-поликлиники… Когда пришла пора устраивать первые детские праздники на дни рождения, вспомнили друг про друга – ну а кого еще приглашать, в сад только пошли, не успели еще ни с кем подружиться. И, наконец, договорились о бане.
В парилке душно, слова рождаются неохотно, в основном про детей. Им ничего не нужно, только на час притвориться, что ты не мать и не жена, а просто женщина, которая может распоряжаться своим телом и своим временем.
— Никто за вторым не хочет? – спрашивает Саша.
Варвара смеется.
— Да я уже забыла, как мужик выглядит – мой, как переехал в гостиную после рождения Ксюши, так там и живет.
— Вот бы мне так, – мечтательно произносит Ира. – Меня как-то не так зашили, болит теперь всё…
— А я хочу, – шелестит Сашин голос. – Но страшно, сами понимаете.
***
Детям пора в школу – второго так никто и не рожает: Саша все так же боится, Ире все так же больно. От Варвары ушел муж, но это они не обсуждают. Они сидят в бане, густой пар валит, закрывая тела, но наготы никто не стесняется.
— Ой, мой сын вчера, что учудил! – вспоминает Ира. – Говорит — мама, ты такая красивая, я женюсь на тебе, когда вырасту!
Ира смеется, и все остальные за ней.
— Ну, это этот, как его там – Ендипов комплекс, – говорит Варвара. – Мальчики – они всегда мамины.
Саша не выдерживает и поправляет:
— Эдипов.
— Ну Эдипов. Какая разница.
— А вот нет. Дианочка моя – мамина дочка. Она за мной хвостиком всю жизнь! И всегда говорит мне, что я самая красивая.
Варвара вдруг начинает плакать – в голос, никого не стесняясь.
— А мне давеча доча сказала, что боится стать такой, как я! Говорит, что я некрасивая…
Все принимаются утешать Варвару, хотя в глубине души они согласны с Ксюшей – никто не хочет быть такой, как Варвара.
***
Наступает момент, когда детские дни рождения сходят на нет, но банные встречи не прекращаются – иногда они не видятся месяцами, но потом списываются и снова приходят сюда, вдыхают горячий пар, ведут неспешные разговоры.
— Я вам не говорила, – признается Саша. – Когда Диане было пять, я сделала аборт. По УЗИ было что-то не так, и я испугалась.
Ее не осуждают, здесь не принято осуждать. А еще понимают, что Саша поделилась сокровенным, и теперь им тоже приходится в чем-то признаваться.
— А я с соседом сплю, – вздыхает Варвара. – Не ругайте меня, знаю, что это плохо, но ничего не могу с собой поделать. Тянет. Ксюшка недавно нас застала, устроила скандал. Ну, вы же знаете, она меня никогда не любила, а теперь так и вообще. Говорит – ненавижу, уйду жить к отцу.
Хорошо в бане – пот стекает по подбородкам, и никому не видны слезы. Хотя все уже привыкли, что Варвара вечно плачет.
— А я хочу подать на развод, – говорит вдруг Ира. – Не могу я больше.
И все замолкают.
***
На этот раз они встречаются в беседке, в баню все отказываются идти. Молчат, каждая боится заговорить первой.
— Я беременна, – наконец, говорит Саша. – Срок тринадцать недель. Опять девочка. Муж сына хотел, а я рада, что дочка – первый же мальчик был. И тот тоже мальчик, мы анализ делали.
Варвара хохочет, из ее глаз текут слезы.
— Ты чего?
— У меня тоже тринадцать недель, – говорит она.
— Да ты что? А кто отец?
— Ну кто-кто… Сосед.
— А он знает?
— Знает.
— И что?
— Говорит, будет помогать. А я теперь не знаю, хоть съезжай – вдруг на него будет похож сын, его жена сразу все поймет.
— Будет мальчик?
— Да, мальчик. Может, хоть он будет меня любить. Ксюшка-то к отцу ушла жить.
Они так увлечены разговором, что не замечают, что Ира молчит. Она водит ложечкой в чашке, мешая уже давно остывший чай. А потом говорит:
— Я подала на развод.
— Ну, поздравляю, – неуверенно произносит Варвара.
Но Ира не выглядит счастливой.
— Я беременна, – шепчет она. – Срок восемь недель…
На этот раз они рожают в мае. Варвара и Ира в одном роддоме, но в разных палатах. У Варвары кесарево, здоровый мальчик – три сто. Ира родила раньше срока, бегает кормить своего второго сына в реанимацию. Там в реанимации очень хороший доктор, и Ира позволяет себе ему улыбаться. Она еще не привыкла к статусу свободной женщины, да и какая свобода с младенцем на руках.
Саша рожает в областной больнице. Несмотря на то что это девочка, и что почти весь срок она пролежала на сохранении, девочка тихо угасает через час после появления на свет.
На этом их банные встречи прекращаются – Саша не в силах слушать разговоры о младенцах, Варвара вынуждена переехать, потому что соседка таки узнала в ее сыне своего мужа. На удивление сосед переехал с Варварой – дети у него выросли, а тут новый человек, как бросить?
У Иры тоже все хорошо – она встречается с доктором, учится жить по новой. Но в баню она больше не ходит.
