никита— Вань, ну зачем тебе эти бумаги? — голос матери звучал непривычно молодо. — Мы же с тобой и так прекрасно всё решим…
Любовь тихо открыла дверь своим ключом и замерла в прихожей. Сердце пропустило удар — голос бывшего мужа доносился из кухни.
— Солнышко моё, — вкрадчивый тон Ивана заставил её передёрнуться, — я же о тебе забочусь. Мало ли что случится… А так всё будет официально оформлено.
Любовь решительно прошла в кухню. За столом сидели мать и Иван — слишком близко друг к другу, его рука лежала поверх её ладони.
— Люба! — Вероника Глебовна вздрогнула и отодвинулась. — Ты чего без звонка?
— А что, теперь к родной матери звонить надо? Или у вас тут… свидание?
— Любаша, ну что ты начинаешь, — Иван поднялся, расправляя плечи. — Мы просто разговариваем.
— О документах на квартиру? — Любовь шагнула вперёд. — Оставь в покое мою мать! Что тебе от неё надо?
— Люба! — Вероника Глебовна стукнула ладонью по столу. — Прекрати истерику! Ваня проявляет заботу — в отличие от некоторых. И вообще, это моя жизнь. Я сама решу, что мне делать с квартирой и… и с личной жизнью тоже!
— Личной жизнью? — Любовь задохнулась от возмущения. — Мама, опомнись! Он же…
— Всё, хватит! — мать решительно встала. — Я не девочка, чтобы мне указывали. Захочу — перепишу квартиру на кого посчитаю нужным. И вообще… Ваня, останься, пожалуйста, на ужин.
Любовь развернулась и выскочила из квартиры. В глазах стояли слёзы бессильной ярости. Она не знала, как объяснить матери, что её просто используют. Криками и скандалом тут явно не поможешь. Нужно что-то другое, чтобы вернуть здравомыслие той мудрой женщине, которой Вероника Глебовна была всю жизнь, пока не появился этот… этот охотник за чужим имуществом.
Любовь сидела в своей машине, стараясь успокоиться. Руки всё ещё дрожали. Развод с Иваном два года назад дался тяжело, но освободил её от бесконечной вереницы его подружек и лжи. Он остался без жилья — они жили в её добрачной квартире. Иван мотался по съёмным конурам, иногда жил у друзей. И вот теперь появился у матери. Как коршун кружит над добычей.
Вероника Глебовна овдовела пять лет назад. Первое время держалась только благодаря дочери и внучке. Потом постепенно вернулась к активной жизни — продолжила работать в библиотеке, увлеклась йогой, по выходным собирала у себя подруг. Двухкомнатная квартира в центре досталась ей ещё от родителей. Скромная, но с хорошим ремонтом, сделанным на деньги, которые Любовь подарила на юбилей.
Иван начал появляться в жизни тёщи три месяца назад. Сначала звонки — с днём рождения, с праздниками. Потом визиты — помочь с компьютером, починить кран. Любовь сначала не придавала этому значения — мало ли, не чужие всё-таки люди. Первый тревожный звоночек прозвенел, когда Нина Тарасовна восторженно сообщила по телефону:
— Представляешь, Любушка, твой Ваня маму твою в театр водил! Она так похорошела, глаза блестят!
«Он не мой», — хотела возразить Любовь, но осеклась. Действительно, мать словно помолодела. Стала краситься, сменила гардероб, записалась к парикмахеру.
Раиса Савельевна, самая проницательная из маминых подруг, высказалась иначе:
— Не нравится мне этот хахаль. Глаза бегают, улыбается наигранно. Что ему от Вероники нужно?
Что нужно — Любовь теперь знала точно. Квартира. Ради такого можно и за бывшей тёщей поухаживать.
Телефон в сумочке зазвонил. На экране высветилось: «Пётр». Любовь невольно улыбнулась. Они познакомились полгода назад — положительный, надёжный мужчина, инженер. Немногословный, но основательный. Полная противоположность бывшему.
— Всё в порядке? — спросил он, услышав её напряжённый голос.
— Нет, — честно ответила Любовь. — Кажется, мою маму обманывают. И я не знаю, что делать.
— Девочки, он такой внимательный, — Вероника Глебовна разливала чай по чашкам. — Вчера весь вечер рассказывал, как я молодо выгляжу.
Нина Тарасовна закивала, подхватывая с блюдца очередное печенье:
— А что, Вероничка, ты у нас ещё хоть куда! В твои годы жизнь только начинается.
Раиса Савельевна промокнула губы салфеткой, внимательно глядя на подругу:
— И часто он тебе комплименты делает? А что ещё рассказывает?
— Да разное… — Вероника Глебовна смутилась. — О том, как одиноко ему. О том, что хочется тепла, уюта. Квартирку вот никак не может нормальную снять — такие цены сейчас!
Подруги переглянулись, но промолчали.
— Мам, я не поняла… — Кристина сидела на кухне, отложив телефон. — Это что получается — папа с бабушкой встречаются?
— С чего ты взяла? — Любовь замерла у плиты.
— Ну как… Она духи новые купила, платье красивое. Вчера спрашивала, как ей стрижка. А когда я зашла, он её обнимал. Это что вообще такое?
— И что он говорил?
— Комплименты какие-то приторные. Знаешь, мам… — Кристина поморщилась. — Противно смотреть. Как будто спектакль играет.
В супермаркете Любовь столкнулась с Раисой Савельевной у полки с чаем.
— Любушка, хорошо, что встретились. Я всё думаю о твоей маме…
— Что-то случилось?
— Вчера слышала краем уха… Он ей про дарственную на квартиру втирает. Мол, если любишь — докажи. А Вероника как в тумане — глаза блестят, сама не своя.
Вечером Любовь рассказала обо всём Петру. Они сидели в его машине возле её дома.
— Мама как будто слепнет рядом с ним, — она теребила ремешок сумки. — Умная женщина, всю жизнь в библиотеке проработала, людей насквозь видела. А тут…
— А ты уверена, что он именно за квартирой охотится? — Пётр нахмурился. — Доказательства есть?
— Что? — Любовь даже задохнулась от возмущения. — Ты серьёзно думаешь, что бывший муж, который до этого крутил романы со студентками, вдруг воспылал страстью к женщине на пятнадцать лет старше? И сразу разговоры о дарственной — это, конечно, случайное совпадение?
— Тогда нужно что-то конкретное. Иначе мама решит, что ты просто мешаешь её счастью.
Любовь вздохнула. Она и сама понимала — одними словами тут не обойтись. Нужно что-то более весомое, чтобы открыть матери глаза.
Любовь нашла свободный столик в кафе недалеко от работы. Обеденный перерыв подходил к концу, посетителей становилось меньше. Она лениво попивала кофе, когда знакомый голос заставил её вздрогнуть.
У окна, через два столика от неё, сидел Иван. А рядом с ним — совсем молоденькая девушка. Длинные светлые волосы, короткая юбка, яркий макияж. Иван наклонился к ней, что-то шепча на ухо, его рука нежно поглаживала её плечо.
Любовь осторожно достала телефон. Руки дрожали, но кадр получился чётким: Иван целует девушку в висок, притягивая к себе.
— Представляешь, через месяц будет наша квартира, — донёсся до неё голос бывшего мужа. — Уже и ремонт можно планировать…
Любовь похолодела. Месяц. Значит, мать уже почти согласилась. Уговорил всё-таки. А эта девочка… Господи, да она же ровесница Кристины!
— Мам, это же Женька! — Кристина всматривалась в фотографию на экране телефона. — С нашего потока. Я её на философии часто вижу.
— Ну конечно, опять студентка! — Любовь присела рядом с дочерью. — А откуда она твоего отца знает?
— Так она же в кафе подрабатывает, где он часто бывает. Говорила, познакомилась с интересным мужчиной… — Кристина осеклась. — Слушай, так это что, про папу она рассказывала? Фу, мерзость какая!
Вечером Любовь поехала, а заодно позвонила Раисе Савельевне — такой разговор лучше вести при свидетеле.
— Мама, прости, но ты должна это увидеть. — Любовь протянула телефон с фотографией.
— Это ничего не значит, — Вероника Глебовна смотрела на фотографию, но руки её дрожали. — Просто… просто знакомая девушка.
— Знакомая? — Любовь покачала головой. — Которой он обещает нашу квартиру через месяц? Мам, она студентка! Ровесница Кристины!
— Ты всё придумываешь! — Вероника Глебовна вскочила. — Ты просто не хочешь, чтобы я была счастлива!
— Как ты не видишь? — в голосе Любови зазвенели слёзы. — Он же не изменился! Всё те же истории с молоденькими девочками. Я через это прошла, насмотрелась его студенточек. Вспомни, почему я от него ушла?
— Вероника, — тихо добавила Раиса Савельевна, — а зачем ему так торопиться с дарственной? Если любит — к чему эта спешка с документами?
Вероника Глебовна замерла. В глазах появилось новое выражение — растерянность пополам с пониманием.
— Я ведь правда поверила… — прошептала она. — Что могу быть особенной для него…
В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Иван с букетом цветов.
— Солнышко моё! — он шагнул к Веронике Глебовне и осёкся, увидев остальных.
— Не стоило приходить, — Вероника Глебовна выпрямилась. — Я всё знаю. Про твою студентку. Про ваши планы на мою квартиру.
— Ника, ты что! Какие планы? Я же люблю…
— Хватит, — она подняла руку, обрывая его оправдания. — Я не хочу больше слушать. Думала, это любовь… А ты просто хотел получить мою квартиру. Уходи. Просто уходи.
Иван переводил взгляд с неё на Любовь, на Раису Савельевну. Потом молча развернулся и вышел. Букет остался лежать на тумбочке у входа.
Вероника Глебовна смотрела на захлопнувшуюся дверь, и по щекам её катились слёзы — не от горя, от облегчения. Дочь осторожно обняла её за плечи.
— Как же я могла быть такой слепой? — Вероника Глебовна опустилась в кресло, машинально расправляя складки на юбке. — Ведь всё же было очевидно. Эти разговоры про документы, про то, как важно закрепить наши отношения…
— Вероничка, — Раиса Савельевна присела рядом, — ты не виновата. Он специально выбрал момент, когда ты особенно уязвима. После стольких лет одиночества любой бы поверил.
— Мама! — Любовь сжала её руку. — Ты замечательная. И выглядишь прекрасно. Просто он… он не умеет по-другому. Всю жизнь так — или молоденьких девочек охмуряет, или выгоду ищет. Пока были женаты, сколько я его загулов простила! А теперь вот до чего дошёл — решил через тебя квартиру получить.
— А эта девочка… — Вероника Глебовна покачала головой. — Ровесница Кристины. Господи, да она же совсем ребёнок! И ей он тоже, небось, про любовь рассказывает?
Раиса Савельевна молча собрала со стола чашки, унесла на кухню. Было слышно, как она включила воду, загремела посудой — давала подруге и дочери возможность поговорить наедине.
Вероника Глебовна вытерла слёзы:
— Спасибо, Люба. Если бы не ты…
— Я твоя дочь, мам. И я люблю тебя. По-настоящему.
Следующие дни дались Веронике Глебовне нелегко. Иван звонил, писал сообщения, пытался объясниться. Она не отвечала. Раиса Савельевна и Нина Тарасовна по очереди дежурили у подруги — то с пирогами, то просто посидеть, поговорить.
— Знаешь, Рая, — как-то призналась Вероника Глебовна за чашкой чая, — я ведь сама во всём виновата. Так отчаянно хотелось поверить, что могу быть кому-то нужна… Не просто как мать или бабушка.
— Глупости! — отрезала подруга. — Ты ни в чём не виновата. Негодяй просто воспользовался твоим одиночеством.
В воскресенье Иван подкараулил её возле подъезда. Стоял, привалившись к стене, явно навеселе:
— Ника, ну давай поговорим! Я всё объясню…
— Что объяснишь? — она остановилась в трёх шагах от него. — Как ты планировал провернуть аферу с моей квартирой? Или как обещал её своей малолетней подружке?
— Да при чём тут квартира! — он шагнул к ней. — Я правда к тебе чувства имею…
— Хватит врать, — Вероника Глебовна расправила плечи. — Я больше не поверю ни единому твоему слову.
— Вероника Глебовна! — окрик Петра прозвучал неожиданно. Он шёл от машины вместе с Любовью, держа в руках пакеты с продуктами. — У вас всё в порядке?
Иван смерил его взглядом, развернулся и, пошатываясь, побрёл прочь.
Вечером, когда Пётр уехал, а ужин был съеден, Вероника Глебовна долго сидела с дочерью на кухне.
— Знаешь, Люба, я так благодарна тебе. Не за то, что разоблачила его… А за то, что всегда была рядом. Даже когда я не хотела слушать.
— Мам, — Любовь обняла её за плечи, — ты же моя самая родная. Как я могла иначе?