никитаОблака нависали низко, морщились, как отсыревшая вата, обещая дождь, но всё никак не решались пролиться. Анна поправила выбившуюся из-под шарфа прядь и глянула на часы — без пяти семь. Она опаздывала всего на десять минут, а по московским меркам это почти что пунктуальность. Кафе «Синяя птица» спряталось на полуподвальном этаже старого дома с обшарпанной лепниной. Неоновая вывеска мерцала неуверенно, словно сомневалась, стоит ли вообще гореть.
«Подожди-ка, но ведь ты даже не знаешь, как он выглядит», — запоздало подумала Анна, останавливаясь перед входом. Марина, её старая институтская подруга, которая так настойчиво организовывала эту встречу, показала лишь размытое фото, где смутно угадывался силуэт мужчины средних лет на фоне какого-то водоёма. «Он сразу тебя узнает, не переживай!» — отмахнулась тогда Марина с таинственной улыбкой.
Анна сделала глубокий вдох. В свои тридцать пять она чувствовала себя нелепой участницей неуместного эксперимента. Свидание вслепую — это для двадцатилетних, для тех, кто верит в случайности и судьбоносные встречи. А у неё уже давно сформировалась корка скептицизма, особенно после развода с Игорем три года назад.
«Нет, у человека должно остаться право на глупость в любом возрасте», — усмехнулась она собственным мыслям и толкнула тяжёлую дверь.
В кафе пахло корицей, ванилью и ещё чем-то неуловимым, что заставляло ностальгически щемить в груди. Странное место для свидания — старомодное, с потёртыми бархатными диванчиками и скатертями в мелкий цветочек. Полумрак скрадывал очертания немногочисленных посетителей.
— Столик на имя Сергея, — сказала она подошедшей официантке.
— Вас уже ждут, — кивнула та, указывая на дальний угол зала.
Анна двинулась между столиками, чувствуя, как внезапно напряглись плечи. Завернув за декоративную ширму с синими птицами, она увидела мужчину, сидящего спиной к ней. Седеющие волосы, прямая спина, тёмный свитер. Что-то смутно знакомое мелькнуло в этом силуэте, но она не успела уловить мысль.
— Здравствуйте, извините за опоздание, — начала Анна ещё на подходе к столику.
Мужчина медленно обернулся. В груди у Анны что-то оборвалось и рухнуло вниз. Земля качнулась под ногами, и потолок с жёлтыми пятнами старых разводов закружился над головой.
Сергей Петрович Каверин. Её отец. Которого она не видела почти двадцать лет, с тех пор как он ушёл из семьи без единого слова объяснения. Просто не вернулся однажды с работы, и всё. Ни звонка, ни записки. Словно растворился.
Его лицо осунулось, появились глубокие морщины у глаз, но это был несомненно он. Те же тёмно-карие глаза, тот же тяжёлый взгляд исподлобья, та же родинка над верхней губой.
— Ты… — только и смогла выдохнуть Анна, хватаясь за спинку стула.
Он смотрел на неё прямо, без улыбки, словно оценивая произошедшие в ней перемены. Затем его губы дрогнули, сложившись в горькую усмешку.
— Мама всё знала, — прошептал он так тихо, что Анна скорее прочла это по губам, чем услышала.
Она рухнула на стул, до побелевших костяшек сжимая сумочку.
— Ты?.. Это ты?.. Какого… — слова путались, цеплялись друг за друга, застревали в горле.
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — голос отца звучал ниже, чем она помнила, с лёгкой хрипотцой. — Но я попросил Марину устроить эту встречу. Иначе ты бы никогда…
— Марина знала? — перебила Анна, чувствуя, как внутри растёт обжигающая волна гнева. — И мама… что значит «мама всё знала»?
В этот момент подошла официантка, сияя профессиональной улыбкой: — Готовы сделать заказ?
— Принесите нам, пожалуйста… — начал было отец, но Анна резко встала, опрокинув стул.
— Ничего не нужно, я ухожу.
И тут случилось непредвиденное.
Прошлое никогда не умирает до конца. Оно затаивается, как болезнь в ремиссии, чтобы однажды вырваться наружу с новой силой. Эту простую истину Анна осознала, сидя напротив отца в полумраке старомодного кафе, куда не ходят солидные люди, куда не заглядывают случайные прохожие. Выбор места вдруг показался ей неслучайным.
— Зачем ты вернулся? — её голос звучал глухо, словно из-под толщи воды.
Отец смотрел в чашку с остывшим чаем. Руки — крупные, с выступающими венами — обхватывали фарфор, словно ища в нём тепло.
— Я никуда не уходил, Аня, — он поднял глаза. — Я всегда был здесь. В Москве. На Фрунзенской. В той же квартире.
Анна почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота.
— Не ври хотя бы сейчас, — процедила она. — Тебя не было двадцать лет. Двадцать. Лет. Ты просто исчез. Мама искала тебя через милицию, через знакомых… Она думала, ты погиб! Она похоронила тебя!
Отец поморщился, словно от зубной боли.
— Ирина не искала меня, Аня. И никогда не обращалась в милицию. Это была… легенда, которую она создала для тебя, — его голос упал до шёпота. — Мама всё знала с самого начала.
— О чём ты говоришь?
Официантка принесла кофе, который Анна не помнила, как заказывала. Отец дождался, пока девушка отойдет.
— Твоя мама позвонила мне в тот день, когда я задержался на работе. Сказала: «Не приходи домой. Никогда». И бросила трубку, — он говорил медленно, будто каждое слово причиняло ему физическую боль. — Я помчался домой. Дверь была заперта, замки сменены. Всё, что у меня осталось, — костюм, в котором я был на работе, и портфель с документами.
— Чушь, — выдохнула Анна. — Зачем ей это?
Отец достал из кармана потёртый бумажник и извлёк оттуда сложенный вчетверо лист. Развернул, разгладил ладонью. Пожелтевший от времени больничный бланк с выцветшими печатями.
— Я болен, Аня. Был болен уже тогда. Хроническая лейкемия.
Анна уставилась на медицинское заключение, датированное 2001 годом. Строчки расплывались перед глазами, но диагноз читался ясно.
— Твоя мама нашла эту бумагу в моём портфеле. Я скрывал диагноз — глупо, знаю. Боялся напугать вас, хотел сначала сам свыкнуться, — он криво усмехнулся. — Ирина решила, что я обманывал вас оба… что не хотел быть обузой, обрекать вас на жизнь с умирающим.
— И вместо того, чтобы доказать обратное, ты просто… исчез? — горечь, копившаяся годами, прорывалась наружу. — Бросил нас, подтвердив её худшие подозрения?
Сергей Петрович сцепил пальцы так сильно, что побелели костяшки.
— Я приходил к вашему дому почти каждый день. Стоял во дворе, смотрел на окна. Однажды пытался перехватить тебя после школы, но ты была с Ириной, — он болезненно усмехнулся. — Я наблюдал издалека, как ты окончила школу, как поступила в университет. Видел, как ты выходила замуж за своего Игоря.
— Ты был на моей свадьбе? — выдохнула Анна, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
— В церкви. Стоял в самом дальнем углу. Потом ушёл, — он покачал головой. — Твоя мама заметила меня. Подошла и сказала, что если я хоть раз заговорю с тобой, она расскажет тебе… другую версию моего исчезновения.
— Какую версию?
Сергей Петрович поднял глаза, и в них была такая боль, что Анна невольно отшатнулась.
— Что я бросил вас ради другой женщины. Что у меня другая семья, другие дети. И что я отказался от тебя, — его голос дрогнул. — Ты бы поверила ей, не мне. И возненавидела бы меня ещё сильнее.
Анна почувствовала, как комната снова начинает кружиться перед глазами.
— Но почему? Почему она так поступила? Это же… безумие какое-то!
Отец долго молчал, гладя большим пальцем скол на чашке.
— Твоя мама… она любила меня, Аня. Любила так сильно, что не могла вынести мысли о моей смерти. И о том, что я скрыл от неё болезнь, — он горько усмехнулся. — Видишь ли, когда тебе ставят такой диагноз, начинаешь понимать, что смерть, она не где-то в туманном будущем. Она рядом, дышит в затылок.
Анна вспомнила мать — всегда собранную, всегда контролирующую каждую деталь их жизни. Как она выбросила все фотографии отца, запретила даже упоминать его имя в доме. Как она говорила: «Он мёртв для нас, Анечка. Мы должны жить дальше».
— Но ты не умер, — выдавила Анна. — Ты жив. Уже двадцать лет.
Отец слабо улыбнулся. — Врачи ошиблись с прогнозом. Бывает. Я прошёл курс лечения. Ремиссия затянулась. И каждый день я думал о тебе, — он потянулся через стол, но не решился коснуться её руки. — Я ведь даже не знал, что ты развелась, пока Марина не рассказала.
— Марина, — эхом повторила Анна, ощущая новую волну гнева. — Как давно вы общаетесь?
Он опустил глаза. — Три года. Она пришла работать в нашу компанию. Однажды увидела твоё фото в моём кабинете и… всё как-то само вышло.
Анна вдруг осознала, что дрожит. Не от холода — от переполнявших её чувств, которые не могли найти выхода. Гнев, обида, недоверие, смятение — всё смешалось в тугой узел, который невозможно распутать.
— А мама? — спросила она, пытаясь ухватиться за главное. — Она знает, что ты жив? Что собирался со мной встретиться?
Сергей Петрович покачал головой: — Я не видел Ирину с того дня у церкви. И не знаю, догадывается ли она, что я всё ещё… существую в этом мире, — он невесело усмехнулся. — Я надеялся, что ты… что мы могли бы…
Он не закончил фразу, но Анна поняла. В глубине души она всегда надеялась, что однажды отец вернётся, что у его исчезновения будет какое-то объяснение. Но сейчас, получив это объяснение, она чувствовала только пустоту.
— Моя жизнь — в этом ежедневнике. Адрес, телефон, график работы, — его голос звучал глухо. — Решать тебе, Аня. Я пойму, если ты не захочешь меня видеть. Но я больше не исчезну.
Внезапно щёлкнул выключатель, и мягкий свет настольной лампы озарил лицо отца. Анна увидела морщины, которых не помнила, седину на висках, усталость в глазах. Он постарел. Болел. Жил все эти годы где-то совсем рядом, почти касаясь её жизни, но никогда не переступая невидимую черту.
Она подумала о матери, которая все эти годы хранила свою страшную тайну. Которая, возможно, в глубине души знала, что он жив. Которая сделала выбор за них обоих — за неё и за отца. Имела ли она право? И имеет ли право она, Анна, осуждать этот выбор, не зная, как бы поступила сама?
Анна молча протянула руку и взяла ежедневник. Их пальцы на мгновение соприкоснулись — неуверенно, неловко. Как чужие.
— Я не знаю, смогу ли… — начала она и осеклась. — Мне нужно время.
Он кивнул, не скрывая облегчения: — Времени у меня теперь достаточно, Анечка.
Дождь усилился, когда они вышли из кафе. Сергей Петрович протянул ей свой зонт, но она покачала головой. Странно, но ей хотелось ощутить эти холодные капли на лице, словно они могли смыть шок и оцепенение последних часов.
— Я могу подвезти тебя, — предложил он неуверенно.
— Нет, я лучше пройдусь, — Анна запахнула пальто. — Мне надо… подумать.
Он понимающе кивнул: — Конечно. Тогда… до встречи?
Это прозвучало как вопрос. Анна не ответила, молча повернулась и пошла прочь, чувствуя на себе его взгляд. Только через квартал, убедившись, что отец не может её видеть, она достала телефон и набрала номер.
— Мама? — голос дрогнул против воли. — Нам нужно поговорить. Я знаю, что он жив.
На том конце повисла такая тишина, что Анна подумала — связь прервалась. Но затем услышала тяжёлый вздох матери.
— Я знала, что этот день настанет, — голос Ирины звучал неожиданно спокойно. — Приезжай. Я всё тебе расскажу.
Анна медленно опустила телефон. Словно разорванная когда-то нить её судьбы снова начала соединяться, пусть криво, пусть с узлами, но всё же…
Она сжала в кармане отцовский ежедневник и зашагала быстрее. Впереди был долгий разговор с матерью, а затем… что ж, время покажет. У неё наконец появился выбор, которого она была лишена двадцать лет.
На перекрёстке Анна обернулась, словно что-то почувствовав. И увидела тёмную фигуру под зонтом, стоящую в отдалении. Отец. Он всё-таки пошёл за ней, как ходил все эти годы — на расстоянии, никогда не приближаясь вплотную. Она могла бы разозлиться, но вместо этого почувствовала странное спокойствие.
Анна подняла руку в неопределённом жесте — не то прощаясь, не то приглашая следовать за ней дальше — и двинулась вперёд, навстречу дождю и неизвестности.