никитаЖених дочери мне не понравился сразу. Есть какое-то шестое чувство у женщин, чья молодость давно отшумела влюбленностями, а на место их явился здравый смысл и плотно стал частью нашей натуры.
– Мама, он чудесный, правда? – глаза Арины так и сияли. – Заботливый, чуткий, с амбициями.
– Дочка, а эти амбиции хоть когда-то были им реализованы? Мальчику тридцать четыре. За все годы у него не оконченного нормального высшего образования, не постоянной работы. – осторожно заметила я.
– Он просто ищет себя, это ведь нормально. В наше время уже нет такого, что надо на одном месте сорок лет просидеть, только тогда ты достойный человек. – резонно заметила Арина.
– Согласна. Но есть ли время на поиски, когда ты собираешься создавать семью? А если дети? Да и жить вы где будете?
– От бабушки осталась квартира, туда и переберемся.
Ну да, конечно! Женишок – голь перекатная. Ни диплома, ни работы, подцепил девочку из хорошей семьи с квартиркой, с не бедной мамашей и внушительным наследством от отца и бабушки.
Моя мать была женщиной на миллион, без преувеличения. Когда грянули лихие девяностые, она вдруг открыла в себе предпринимательскую жилку. Открыла свой магазин, развернулась с продажами, и вскоре была ну ооочень не бедным человеком.
Подтянула в бизнес моего деда, на которого переложила контроль и закуп товара. Делом это было непростым – торговали-то сельхоз кормами и удобрениями. Но дед справился.
Я унаследовала от мамы острый ум и деловую хватку. Смогла открыть свой салон красоты, куда подтянула работать и дочку. В двадцать пять, отучившись на культуролога просто ради корочки, Арина параллельно осваивала бьюти курсы.
Денег это стоило немалых, но уже в двадцать один она имела свою клиентскую базу на татуаж бровей, наращивание ресниц и визаж, вела свой бьюти-блог, и зарабатывала достойные для молодой девушки деньги.
И тут появился Эдуард. Чтоб его… Красивый – тут не отнимешь. Этакий смазливый типчик в стиле молоденького Леонардо Ди Каприо, только мастью волос потемнее. Яркий брюнет с зелеными глазами. И Арина польстилась на милую мордашку, не задумываясь о реальной перспективности жениха.
– Дочка, брак – это сложный договор между двумя людьми. В нем мало смотреть только друг на друга, в нем нужно смотреть в одну сторону. – объясняла я.
– Но ведь отец тебя не просто любил, обожал! – непонимающе привела мне пример дочка.
– Да, обожал. И я его любила. Но в первую очередь мы были единомышленниками. У нас были общие взгляды на жизнь, мы оба готовы были очень много и упорно работать, добиваться хорошей жизни для себя и тебя. – я сделала большой глоток чая.
Эдуарда Арина привела ко мне знакомиться вечером субботы. Он явился с букетиком белых гвоздик, самых дешевых, и скорее всего даже уцененных, потому что цветочки были еще и подвялыми.
Арина щебетала, рассказывая, какие планы строят они с женихом, как он сделал ей предложение, как она счастлива рядом с ним. А я смотрела на потенциального тестя, и понимала – не по Сеньке шапка.
Арина – красавица, умница, целеустремленная молодая женщина, которая хочет очень многого. Эдуард в свои тридцать четыре мямлил о какой-то рок-группе, о стихах, которые он пишет для новых песен, о чем-то вообще сомнительном.
Нет, я допускаю, что есть творческие талантливые люди, но для меня они всегда были пришельцами с другой планеты.
Ну, какой отец может быть с рокера? Сплошные вложения в гитары, записи новых треков, поездки по разным городам, многочисленные поклонницы, при встрече с которыми можно легко позабыть, что дома ждет не выспавшаяся с малышом жена.
Да и реалистом надо быть – в искусстве конкуренция такая, что парень из провинции, пусть и со смазливой мордашкой, шансов имеем примерно столько же, сколько питон, желающий высшую математику освоить. Да и город у нас, хоть и большой, но от Москвы далече.
– И вы планируете музыкой зарабатывать? – уточнила я у будущего тестя.
– Да, мы с ребятами уже почти закончили новый альбом. Сейчас вот кредит возьму на бас-гитару, и можно запускать проект в народ. Мы уже на местных-то сценах выступали…
– И сколько заработали?
– Да нисколько. Еще и доплатить пришлось, чтобы нам выделили пятнадцать минут на сцене. – признался Эдуард.
– Мам, ну, чтобы признание, это же надо диск свой, аппаратуру хорошую, надо рвать когти в столицу. – пояснила мне Арина.
– То есть ты готова сорваться и уехать в Москву? – прищурившись, посмотрела я на дочь.
Она явно такого вопроса не ожидала, смутилась:
– Ну, у меня тут квартира, работа, клиенты. Нет, конечно!
– А может быть ты готова, чтобы Эдик не брал кредит, дать ему полмиллиона на его гитары и синтезаторы?
Дочь нахмурилась. Такой поворот ей явно в голову не приходил.
– Да что вы, я не собираюсь сидеть на шее у Арины! Сам всего добьюсь! – видя, как напряглась перспективная невеста, сразу пошел на попятную Эдуард.
«Ну да, конечно! Видно сокола по полету. Дай только колечко ей на палец надеть, а там ты с Аринки тянуть будешь двадцать четыре на семь!» – думала я, взяв из розетки ложечку варенья из крыжовника с апельсинами.
Но все мои попытки достучаться до дочери терпели неудачи. Арина не слышала и не желала слышать моих доводов, ослепленная высоким чувством.
Я решила, что не имею право лезть в жизнь взрослого человека. Моя дочь была взрослой, разумной молодой женщиной, которая уже успела состояться как профессионал и как личность.
Пусть совершит свои ошибки и несет за них ответственность. Тем более, что моя критика Эдуарда Арину обижала, и отношения грозили испортиться из-за нарастающего конфликта.
Эдуард переехал в Арине.
И начал бурную деятельность по поиску работы, сладко распевая сказки о том, что «вот-вот, совсем скоро», что «каждый день хожу на собеседования», что «котик, для тебя я луну с неба и гость луч снега с вершины Джамалунгмы». И… Ничего.
Арина еще слушала, верила. Я молчала, как рыба, запретив себе любые высказывания. Благо, свадьба была запланирована на лето, так что впереди у дочери было еще четыре с лишним месяца, чтобы увидеть какого яблока она решила положить себе в корзинку.
– Мам, я даже не знаю что сказать. – дочь приехала ко мне вечером, явно расстроенная. – Он уже столько времени кормит меня какими-то невразумительными завтраками, а сам еще ни копейки в дом не принес. И это мы еще не женаты даже.
– Думаешь, он так работу и не найдет? – невозмутимо уточнила я.
Жених дочери оказался нахлебником. Не желая выходить на работу, он постоянно ищет оправдания.
– Я все меньше в это верю. Он живет какими-то мечтами о славе, о музыке. Но живет при этом за мой счет, и меня это решительно не устраивает. – призналась Арина.
– А теперь представь, что у тебя ребенок. На кого опереться с малышом?
– И об этом я тоже думаю! И мне страшно. Одумается ли он – рисковать как-то не слишком хочется, знаешь ли.
– Знаю. И могу предсказать, что ты с мелким будешь также отрывать от сна, нанимать няню, бегать по клиентам. А он будет пыль в глаза пускать – мол, я все для семьи, я весь такой хороший.
– Но ведь он любит меня…
– Он на всем готовом жить любит, очнись! Смотри как ему удобно. Ты его приодела, кормишь, водишь по театрам и выставкам, готовишь вкусненькое. Ты красивая, и в твою красоту он также не вкладывает ни копейки. И по дому не помогает особо!
Дочь покаянно склонила голову:
– Да, теперь я сама все это вижу. А когда ты говорила, я не верила.
– В жизни мало одной пылкой любви, моя девочка. Нужна надежность. За мужем надо как за каменной стеной быть. А если и рожать, то от того мужчины, что ответственность на себя возьмет. А он даже корма коту твоему не купил, я уверена!
Дочь ушла, а я засыпала со спокойной душой. Розовые очки сползали, таяли. Оставался трезвый взгляд на реальность. А реальность была такова, что Эдуард был нахлебник и тунеядец.
Он и не планировал работать, он планировал сидеть у моей дочери на шее. Ему так было удобно – не дуло жизненными ветрами, против которых надо думать о хлебе насущном.
Арина работала, брала клиентов даже в выходные, а ее женишок лежал на диване, поглощая чипсы в каких-то запредельных количествах, запивал все это колой, а вечером красиво говорил.
Но красивые речи теряли свое очарование, любовная лодка разбилась о быт, и инцидент вскоре обещал быть испорченным, если перефразировать стихи классика.
Дочь, уставшая от пустых обещаний, поставила Эдуарду ультиматум – чтобы за две недели он устроился на работу. Он и устроился. Грузчиком. За двадцать пять тысяч в месяц. Через три дня сорвал спину и требовал, чтобы весь мир крутился вокруг него – пахаря и страдальца, благодетеля и кормильца.
Арина собрала его вещи, и выставила за порог.
Получила безобразную истерику с упреками в меркантильности, черствости, глупости. К чести моей дочери, выдержала она ее стоически, и нашла в себе силы разорвать отношения с нахлебником раз и навсегда.
Я всецело была на ее стороне. Арина была молода – все у нее еще впереди. Дочь на удивление легко перенесла разрыв с Эдуардом. Окунулась в работу, пошла в фитнес-клуб, снова стала много читать.
Я гордилась ей. Хорошо, что не спешила с росписью в ЗАГСе. Хотя и случись такое, расторгнуть союз в наше время не проблема. Тем более, если нет общего нажитого имущества и детей.
Мы тогда очень сблизились с дочерью, и, когда она, наконец, встретила достойного человека, я была очень счастлива за нее.
Если в случае с Эдуардом я отговаривала Арину, то когда она тянула со свадьбой с Игорем, я дочку торопила – золотой мужик! Но дочь и сама это видела, и в итоге сказала ему «да».
Отношения с зятем у меня были самые теплые. А уж когда мне внука принесли, я вообще стала называть Игоря «сыном», а он меня «мамой». И не было в этих словах наигранности, мы правда стали дружной семьей, где царит любовь, уважение, и где все смотрят в одну сторону.