никитаМосква, 1990 год. Семилетняя Анна, сидя на полу тесной квартирки, возилась с сандаликами. Русые косички растрепались, на щеках алел румянец — сборы были в разгаре.
— Мам, всё взяли? — спросила она, подняв голову.
— Вроде бы, — откликнулась Вера, в последний раз оглядывая сумки. — Зубные щётки, смена одежды… Да, всё на месте.
В прихожей громоздился скромный багаж — сегодня они уезжали в Краснодар, к бабушке Тане.
— Мам, а сколько ехать до бабушки? — спросила Анна. Глаза её горели любопытством.
— Ночью сядем на поезд, утром будем на месте, — ответила Вера. На лице промелькнуло странное выражение, но тут же исчезло. — Собирайся давай, нечего рассиживаться.
Анна закусила губу, принялась старательно завязывать шнурки. Пальчики не слушались.
— А бабушка добрая?
Вера застыла. Помедлив, неопределённо повела плечом:
— Ну… Не то чтобы всегда. Характер у неё, конечно… Ладно! — спохватилась она. — Подожди меня тут, я быстренько мусор вынесу — и поедем.
С этими словами Вера подхватила пакет, скрылась за дверью. Щёлкнул замок. В подъезде зашуршал, спускаясь, лифт.
Анна замерла. Заворочалось вдруг нехорошее предчувствие. Минуты капали, а мама всё не возвращалась.
«Ну чего она там копается?» — девочка нетерпеливо поднялась, прокралась к порогу. Приоткрыла дверь, выглянула — тёмный лестничный пролёт зиял как беззубый рот.
Внизу глухо лязгнуло, будто закрылись двери подъезда. Но лифт не спешил ползти наверх. Оцепенев, Анна прислушивалась. Тишина. Ни шагов, ни голосов. Словно все жильцы разом вымерли.
Часы тикали на стене, отмеряя бесконечные минуты. Анна ждала. Сначала у двери. Потом, устав, побрела обратно, легла на коврик.
Может, мама на улице кого-то встретила? Они ведь не очень-то общались с соседями, вечно пропадая на работе. Девочка гнала от себя тревогу, но та всё настырней скреблась в груди.
За окном незаметно сгустились сумерки. Время тянулось еле-еле. Анна уснула, свернувшись комочком — и проснулась оттого, что затекли ноги. За стеной глухо ворочался лифт. Кто-то приехал! Может, мама?
В замке заковырялся ключ — нет, чужой, незнакомый. Щёлкнул язычок. Дверь со скрипом приоткрылась. На пороге стояла соседка.
— Анечка? Ты почему здесь одна? Где мама?
Всхлипнув, девочка села. Огляделась заспанными глазами. В квартире было темно и пусто.
— Тётя Клава, мамы нет. Ушла мусор выносить — и не вернулась… — пролепетала Анна. Слёзы душили, скручивали голос. — Мы же уезжать сегодня должны были…
На добром лице соседки отразился испуг.
— Ох, батюшки… Так, погоди реветь. В подъезде смотрела? Может, она на улице, с кем закурить вышла?
Наспех одевшись, они спустились вниз, обшарили двор. Пусто. Под ногами шуршали жёлтые листья. Тускло горели фонари. Анна дрожала — то ли от холода, то ли от страха.
Мамы нигде не было.
Соседка вернула девочку домой, принялась обзванивать знакомых, милицию. Приехали люди в форме, о чём-то спрашивали. Анна всё твердила: «Мама ушла мусор выносить». В конце концов её напоили горячим чаем, уложили спать. Но сон не шёл. Каждый звук казался маминым голосом.
А потом время вдруг понеслось вскачь. Дни слиплись в один мутный ком. Анну отправили к бабушке в Краснодар — долго везли на поезде, тормошили, совали конфеты. «Мама найдётся, обязательно найдётся», — как мантру, твердили взрослые.
Но она не находилась. Ни через неделю, ни через год.
Весной Анну записали в первый класс. На линейке она стояла в уголке. У всех вокруг были родители. А она будто примёрзла к стенке — не отлипнуть.
От мамы остались лишь смутные обрывки: мягкие ладони, песни на ночь. Да старое вылинявшее фото — в комнате у бабушки. Анна часто доставала его, вглядывалась в едва различимые черты: ну и где же ты? Почему не приходишь?
Шли годы. Детство прошло — серое, тусклое. В тринадцать Анна узнала: отец давно добился, чтоб маму признали без вести пропавшей. «Какой ещё отец?» — только и спросила. В памяти не осталось ни лица, ни голоса. Лишь мутная тень, что маячила где-то на краю сознания. Будто и не было никогда.
Анна и сама словно исчезала — стиралась из мира. В школе отмалчивалась, не заводила друзей. Все силы уходили на то, чтобы держать лицо. Не раскиснуть, не пустить слезу при чужих.
***
Наши дни. Анна, теперь уже взрослая женщина, тяжело опустилась на стул. В руках она сжимала смартфон. На экране мигало лаконичное, до боли знакомое: «К сожалению, информации о Вере Петровой нет».
Сколько таких писем она получала за эти годы? Сто? Тысячу? Заявки в розыск, обращения в телепередачи — всё впустую. Будто и не было человека. Испарился, выпал из памяти мира.
«А если она жива? Но просто не хочет меня видеть?» — Анна тряхнула головой, отгоняя жуткую мысль. Глупости. Бред. Зачем бы матери от неё прятаться?
Телефон зазвонил – резко, требовательно. Анна вздрогнула. На экране высветилось: «Анфиса».
— Мам, мне плохо… — сходу выпалила дочь. Голос дрожал от слёз.
— Что случилось? — Анна вскочила, лихорадочно нащупывая ключи. Внутри всё похолодело — неужели опять?!
— Температура под сорок… Тошнит… Не могу даже встать. Страшно так…
— Еду! — Анна метнулась к двери, на ходу подхватывая сумку. Сердце колотилось — надо ехать в больницу, срочно!
Через час они с Анфисой сидели в кабинете. Дочь выглядела совсем бледной, едва держалась на ногах. Анна комкала в руках бумаги с назначениями. Пульсировала одна мысль — только бы всё обошлось!
— Анфиса, сейчас повезу тебя домой, — выдохнула Анна, накидывая на дочь плед. — Ты только не засыпай, ладно? Поедем на такси.
— Может, заберёшь меня к себе?.. — слабо улыбнулась Анфиса.
Анна покачала головой:
— Поедешь к себе. Тебе нужен покой. Я буду приходить, не переживай.
В такси дочь клевала носом, роняла голову на грудь. Анна держала её за руку. Мысли путались, наплывали обрывочные воспоминания: вот дочка, совсем кроха — хнычет, прижимается лбом к её груди. «Не бросай меня, мам…» Анна гнала эти мысли. Нет уж. Свою девочку она не оставит. И будет рядом столько, сколько понадобится.
Дома первым делом переодела Анфису в пижаму, отпоила горячим чаем. Хотела остаться с ночёвкой — куда там!
— Мам, не глупи. У тебя работы выше крыши, — отмахнулась дочь. — Справлюсь. Честно.
Шатаясь от усталости и тревоги, Анна добрела до дома. Рухнула на кровать. Завтра предстоял трудный день, но сейчас думать об этом не хотелось.
***
На следующее утро Анну разбудил звонок в дверь. Спросонья она не сразу сообразила, кто бы это мог быть. Накинула халат, поплелась открывать.
На пороге стояла Галина Михайловна — бывшая свекровь. В руках она держала коробку с выпечкой.
— Ну и чего расселась? — безо всяких приветствий начала та. — Стряпню вот принесла. Катерина напекла.
— Анна поморщилась. Катерина — это новая пассия её бывшего. И надо же, какая хозяюшка!
— Мне сейчас не до пирогов. Анфиса в больнице… — устало выдохнула Анна.
— Ой, да что ты как эта! — всплеснула руками Галина Михайловна. — Подумаешь, приболела! Все болеют. Ты лучше о себе подумай. Мужика нового найди. Чтоб дочку своей пользе учила.
«Ага, может мне ещё в шоу «Давай поженимся» податься?» — язвительно подумала Анна. Но вслух сказала только:
— Нет уж, спасибо. Как-нибудь сама разберусь.
— Ой, зря ты так! — не унималась свекровь. — Ты посмотри на себя! Кому ты нужна-то? Вон подруга моя тоже одна маялась. А в передачу написала — раз и жениха нашла!
Анна насторожилась. В телешоу? Это что-то новенькое…
Мысль о том, чтобы поискать маму через СМИ, никогда раньше не приходила ей в голову. А что, если попробовать? Конечно, не замуж выходить, а просто подать заявку в какую-нибудь передачу.
Оставшись одна, Анна включила компьютер. Пальцы привычно забегали по клавишам, вбивая в поисковик: «найти человека», «пропал без вести»… На экране замелькали многообещающие ссылки.
«Жди меня», «Служба розыска»… Анна кликала наугад, заполняла форумы, составляла объявления. В какой-то момент подумалось: а вдруг? Вдруг повезёт, и мама откликнется?
В следующие дни на почту посыпались письма. Десятки незнакомцев утверждали, что видели её мать. Кто-то писал, что встречал похожую женщину в Америке. Другой был уверен, что она работает в Большом театре. Нашлись и те, кто называл её мёртвой.
Анна металась меж обручами надежды и отчаяния. Верить ли? Множились версии, росли стопки распечаток. А ясности не прибавлялось.
Из этой карусели её выдернул очередной звонок. Звонили из клиники — у Анфисы ухудшение, нужен консилиум. Прогнозы неутешительные.
— Рекомендуем госпитализацию. Лучше в Петербурге, — твердили врачи.
Анна кивала, прижимая трубку к уху. В мыслях роились обрывки фраз. Петербург. Какие-то лучшие специалисты. Срочно лететь.
Собирала вещи, как в тумане. Вот и свекровь под руку подвернулась — тоже в Питер на консультацию собралась.
— Сам Бог велел, вместе полетим! — заявила Галина Михайловна, не терпящим возражений тоном.
В довершение всего, в аэропорту их встретил… Марк. Бледный, с виноватым видом. Тут уж Анне впору было заподозрить мировой заговор.
***
В Петербурге было промозгло и тоскливо. Анна кружила по больничным коридорам, заполняла бесконечные бумажки, носилась между палатой дочери и смотровой, где обследовали свекровь.
В редкие минуты отдыха выбиралась в кафе напротив — там, за чашкой остывшего кофе, можно было хоть ненадолго остаться наедине с собой. Отвлечься от гнетущих мыслей.
Марк предлагал помощь — неловко, будто извиняясь за прошлое. Но Анна отмахивалась. Не до того. Да и зачем бередить старые раны? Всё кончено, обратной дороги нет.
В один из вечеров, сидя над очередным безвкусным бутербродом, Анна и познакомилась с ним. Доктор Алексей — молодой невролог, который вёл Анфису. Высокий, с чуть смущённой улыбкой.
— Можно присесть? — спросил он, опуская поднос на стол.
Анна лишь пожала плечами. Какая, впрочем, разница.
— Я слышал о вашей ситуации, — не дожидаясь ответа, продолжил Алексей. — Знаете, у меня идея… Вам нужно как-то отвлечься. Развеяться.
Анна невесело усмехнулась:
— Лёгкий шопинг и спа-процедуры? Или как там принято развеиваться?
— Ну, можно и так, — улыбнулся доктор. — Но я, вообще-то, про другое. Есть одно место… Там вам точно станет легче. Могу показать.
Предложение было из разряда безумств. Какое такое «место»? С чего вдруг едва знакомому человеку так заботиться о её душевном состоянии?
Но в глазах Алексея светилось неподдельное участие. И Анна неожиданно для себя кивнула:
— Ладно. Показывайте.
Они приехали на набережную, к низенькому дому с эркерами. Над резной дверью висела вывеска: «Музей забытых вещей».
— Здесь собирают разные истории, — пояснил Алексей, провожая Анну внутрь. — Находят старые дневники, фотографии… И пытаются отыскать их владельцев. Представляете, скольким людям они вернули память о близких?
От стеклянных витрин веяло покоем и тайной. Чужие жизни молчаливо взирали с чёрно-белых карточек, желтели угасшими чернилами писем. Казалось, вот-вот — и заговорят.
А потом Анна увидела это. Фотографию в простенькой рамке — женщина с ребёнком на руках. И сердце вдруг подскочило к горлу.
Это была она. Мама. Моложе, с незнакомой причёской — но она, вне всяких сомнений!
— Алексей, кто эта женщина? — Анна ткнула пальцем в стекло. Голос предательски дрожал.
— А… Это моя мама. И я, младенцем.
Комната поплыла перед глазами. В ушах зазвенело.
Она? Его мать? Но ведь тогда…
— А… Что с ней случилось? — выдавила Анна. Горло перехватило спазмом.
Доктор вздохнул:
— Она умерла. Когда я был ещё совсем маленьким. Несчастный случай.
«Умерла». Слово отдалось болью, разрослось внутри чёрной дырой.
Значит, всё кончено? Мамы нет и никогда не будет?
Анна попятилась. Под ногами зашаталась земля. Но тут же ожил другой голос — едкий, безжалостный. А если Алексей ошибся? Если это случайное сходство? Ведь возраст вроде совпадает…
— Алексей, а сколько вашей маме было лет? — выпалила Анна. — Когда вы родились?
— Ну… — он наморщил лоб. — Около тридцати, кажется. А что?
Анна застыла.
Ей было семь, когда мама пропала. Двадцать восемь — самый расцвет.
А если… Если она ушла не просто так? Если сбежала — к другой семье, другой жизни?
Бред. Безумие. Дикая, абсурдная мысль.
Но почему тогда Алексей так неуловимо напоминает её отца? Почему на фото — точь-в-точь мамино лицо?
Анна вцепилась в стенд — будто силясь удержаться в реальности. На миг показалось — вот сейчас, сию секунду, мама сойдёт с фото. Улыбнётся, обнимет как раньше. «Всё хорошо, доченька. Я здесь, я никуда не уходила…»
— Простите, мне нужно идти, — пробормотала Анна, пряча глаза. — Спасибо за экскурсию.
И почти бегом бросилась к выходу — вон из душных залов, прочь от немых укоров прошлого.
А в памяти всё вертелись, царапаясь, жгучие вопросы. Что, если это правда? Как, ну как такое могло случиться? И главное — как ей теперь с этим жить?
***
Дни потекли мутно, словно в полусне. Анна металась меж больницей и гостиницей, механически улыбалась врачам, что-то подписывала. А в голове стучало, бились острые льдинки: мама жива. Но она выбрала другую семью.
Другую дочь. Предала. Обманула. Бросила.
Боль скручивала внутренности, туманила взор. Хотелось кричать, бить посуду. Но Анна держалась. Ради Анфисы. Ради свекрови, в конце концов.
А потом заявился Марк. Взъерошенный, с шальными глазами.
— Аня, вернись! — с порога выпалил он. — Я всё осознал! Я… Я люблю тебя! Давай начнём сначала!
Анна скривилась, будто от зубной боли. Начать сначала? С человеком, который однажды уже предал? Променял семью на смазливую девицу?
— Нет, Марк. Не думаю.
— Но почему? — он округлил глаза. — Ты же… Анюта, ну прости дурака! С кем не бывает!
— Анна молчала. Смотрела — и не узнавала. Будто не мужа видела — а чужого, незнакомого мальчишку. Жалкого в своём раскаянии.
— Прощай, Марк, — тихо, но твёрдо сказала она. — Не ищи меня больше.
За спиной хлопнула дверь. Всё. Поезд ушёл — безвозвратно.
Анна накинула пальто, вышла из гостиницы. Ноги сами понесли на Сенную — туда, где приютился музей забытых вещей.
— Правду. Мне нужна правда! — сходу заявила она, ворвавшись в зал.
Смотрительница музея смерила её удивлённым взглядом.
— Какую именно?
Моя мать — Вера Петрова. Я видела здесь её фото, — Анна выложила на стол свой паспорт. — Прошу, расскажите мне. Умоляю!
В глазах женщины мелькнуло странное выражение — словно… Узнавание?
— Подождите минутку, — она скрылась в подсобке.
А вернувшись, протянула Анне тонкий конверт. Пожелтевший, с бурыми пятнами времени.
— Это просили передать. На случай, если вы придёте.
Анна вцепилась в конверт. Пальцы не слушались, никак не могли справиться с бумагой.
Наконец, она развернула письмо.
«Милая моя девочка…»
Анна всхлипнула — задушенно, страшно. Из груди рвался крик.
«…Я знаю, у тебя много вопросов. Где я была, почему не искала. Прости, если сможешь. Я думала, что делаю как лучше. Думала, что смогу стать другим человеком. Начать всё заново. Но я ошиблась. Нельзя убежать от себя. Теперь я знаю. Ты выросла сильной и мудрой. И я верю — ты сможешь меня понять. И простить. Береги себя. И не ищи встречи. Я ушла — и должна уйти до конца.
С любовью, твоя…»
Подпись расплывалась, теряясь в слезах. Анна комкала листок, горько, навзрыд рыдала.
Мама! Живая!..
Час спустя, умывшись и справившись с собой, Анна побрела в сквер. Села на скамейку, бездумно уставилась в пространство.
В груди было пусто и легко. Словно разом отпустило — годы тоски, боли, бесплодных надежд.
Мама сделала свой выбор. Анна — свой. Прошлое ушло, впереди — неизвестность. Но это её жизнь, её путь. И она пройдёт его — до конца.
Телефон тренькнул, принимая сообщение. Анна скользнула взглядом по экрану. «Может, поужинаем сегодня? Без галстуков, в непринуждённой обстановке. Кстати, как там Анфиса? Алексей».
Анна улыбнулась — криво, счастливо. И впервые за много лет позволила себе подумать: а почему бы и нет? Может, пора перестать просто выживать — и попробовать стать счастливой?