— Эх, вернуть бы всё назад… — вздохнул дед Митяй, задумчиво листая семейный фотоальбом и рассматривая старые пожелтевшие фотографии.
— Ну, не знаю… — так же задумчиво пробормотала его супруга Анна. — Я бы всё возвращать не хотела… Кое-что из своего прошлого я бы с удовольствием вычеркнула…
— Как это? — опять вздохнул Митяй. — Разве можно что-то из прошлого вычёркивать? Это же наша жизнь…
— Ну и пусть, — упрямо пробормотала Анна. — А я бы взяла в руки волшебный черный карандаш и… раз! Перечеркнула бы некоторые факты! Чтобы не было кой-чего в моей жизни.
— Зачем вычёркивать-то? Это уже и так прошло…
— Прошло-то прошло, а след остался.
— Так наша жизнь, она вся и состоит из таких вот следов…
— Но он же порой болит, этот след.
— Болит? — Митяй покосился на супругу. — Ну и что? У меня тоже некоторые следы болят… Ничего… Я их всё равно люблю…
— Ну, понятно… — нехорошо усмехнулась жена. — Ты много чего любил. И чего, и кого…
— Эй, мать, ты на что опять намекаешь?
— А на твои любовные похождения! Или ты уже про это забыл? Думаешь, что я тоже позабуду?
Митяй с недоумением уставился на супругу, пытаясь понять, серьёзно она говорит, или шутит.
— Чего ты так на меня глядишь? — с вызовом воскликнула та.
— Да вот, пытаюсь вспомнить, сколько тебе сейчас годков? — хмыкнул муж. — Или ты так резко помолодела, что решила мне опять скандал на пустом месте закатить?
— Ах, на пустом месте? Да ты же мне, паразит, столько душевных ран в своё время нанёс! Столько крови выпил!
— Эй, Анна, окстись! — воскликнул скорей Митяй. — Сбавь обороты, и вспомни, что тебе уже восемьдесят! Пора угомониться!
— Угомониться? То есть, помирать мне пора? Так?
— Пора понять, что ничего у меня ни с кем не было!
— Ты опять отпираешься? — рассердилась Анна. — Ты давай сам вспоминай, что тебе восемьдесят пять лет. Мог бы уже и не бояться признаваться в своих грехах! И тогда, может быть, я бы, наконец, успокоилась! Ты же знаешь, про что я тебе сейчас намекаю? А то, понимаешь, альбом он смотрит… Фотографиями любуется… Я знаю, кого ты там высматриваешь…
— Не было у меня с ней ничего! — отрезал Митяй, и с обидой громко захлопнул фотоальбом.
— Не было? А зачем ты тогда фотографию Татьяны в нашем семейном альбоме хранишь?
— Это не я её храню, а ты!
— Я? Ты чего придумываешь?!
— Я не придумываю! Я уже сто раз хотел эту фотографию порвать. Ты не давала. Хочешь, прямо сейчас возьму этот снимок, и порву в мелкие клочья!
— Я тебе порву! Хочешь таким образом от своих грехов избавиться? Да? Чтобы потом мне придраться было не к чему!
— Ещё одно слово, Анна, я, ведь точно разорву эту фотографию! — Митяй опять схватился за фотоальбом, и нервно стал листать в нём страницы.
Супруга испуганно закричала:
— Нет! Не смей! Это же сестра моя троюродная! У нас всего одна её фотография осталась!
— Ну и что? Раз ты меня к ней до сих пор понапрасну ревнуешь…
— Не ври! Не понапрасну! Лучше признайся, по-честному, что ты с ней любовь крутил за моей спиной, и я сразу успокоюсь.
— Зачем мне признаваться в том, чего не было?
— Так я же знаю!
— Что ты знаешь?
— Мне Татьяна сама говорила: «Ах, как тебе повезло с мужем, Анька! Я тебе завидую!»
— И что?
— А то! Думаешь мне было приятно?
— Так я-то при чём? Это я ей нравился, а не она мне!
— Так она же красавицей была! Как она могла тебе не понравиться?
— На свете знаешь сколько красавиц! И чего? Угомонись уже, Анна… — Митяй сокрушённо закачал головой. — Мы с тобой пятьдесят лет живём, а ты всё одно и то же мусолишь.
— Вот-вот! Пятьдесят лет прошло, а у меня душа всё ещё болит… Как будто ты вчера с Танькой шуры-муры крутил…
— Ещё раз говорю, не крутил я ни какие шуры-муры!
— И от этого у меня тоже болит.
— От чего — от этого? — опешил Митяй.
— От того, что ты не признаешься никак! И Танька тоже, так и ушла, не признавшись… И получается, что я всё это придумала? Знаешь, как это обидно, так думать…
— Ну, Анна, ну, ты… — Супруг растерянно развёл руками. — Ты ещё тот индивид… Хотя… Наверное, я тебя за это и люблю.
— За что — за это?
— А за твою уникальную женскую логику.
— А я тебя знаешь за что люблю? — сердито спросила Анна.
— Ну и за что?
— За то, что ты, как партизан, в своих изменах так до сих пор и не признался… Ох и упрямый ты… Настоящий мужик. Ничего не скажешь.