никитаЕлена Петровна лежала на диване, когда Анна объявила о своем решении.
— Я выхожу замуж, — сказала она, застыв в дверном проеме.
Мать закрыла глаза и тяжело вздохнула. Пятничный вечер был окончательно испорчен.
— За этого… водителя? — переспросила она, не открывая глаз, словно собираясь с силами.
— Да, за Алексея.
Елена Петровна медленно поднялась, разглаживая складки на домашнем халате. Ее голос сочился ядом:
— Он же ничего не добился в жизни. А тебе еще институт заканчивать. Жить где собираетесь? У его родителей в коммуналке? Опять ты со своими глупостями!
Анна сжала губы. Ей двадцать, а мать до сих пор обращалась с ней как с ребенком. Все то же, что и четыре года назад, когда она впервые привела Алексея домой. И ради чего она торопила этот разговор? Решение уже принято.
— Я беременна, — отрезала Анна, чувствуя, как внутри нарастает волна гнева. — Три месяца. Почему ты никогда не спрашиваешь, чего я хочу? Почему все решаешь за меня?
Елена Петровна побелела, схватилась за сердце и медленно опустилась на диван. Ее губы двигались, но слова не складывались в предложения. Только отдельные фразы прорывались сквозь судорожное дыхание:
— В кого ты… Отец на севере горбатится… А ты… С первым встречным…
Комната поплыла перед глазами Анны. «Только не обморок, — подумала она, — не сейчас». Эта манера матери манипулировать ею с помощью сердечных приступов была отработана годами.
— Мам, перестань, — Анна опустилась на колени рядом с диваном. — Это не первый встречный. Мы с Лешей четыре года вместе.
— Четыре года! — глаза Елены Петровны вспыхнули. — И где его родители все это время были? Почему ни разу не пришли знакомиться? Или они не знают, что сын решил жениться на беременной студентке? Ты понимаешь, на что себя обрекаешь?
А через три недели они сидели за одним столом — семья Анны и семья Алексея. Неловкое молчание прерывалось стуком вилок о тарелки и отрывистыми фразами.
— А квартира у вас двухкомнатная? — спросила мать Алексея, окидывая взглядом тесную кухню. — Наш Леша привык к простору.
— Ваш Леша привык на всем готовеньком, — не выдержала Елена Петровна. — Двадцать два года, а до сих пор на шее у родителей сидит.
— Мама! — воскликнула Анна.
— А что? — Елена Петровна выпрямилась. — Я неправду говорю? Работа у него есть, а денег вечно нет. На свадьбу небось мы раскошеливаться будем?
Алексей покраснел и уткнулся в тарелку. Его отец прокашлялся:
— Да ладно вам, Елена Петровна, молодые сами разберутся.
— Разберутся? — переспросила Елена Петровна, резко повернувшись к Анне. — Ты где жить-то собираешься? У нас? Втроем в одной комнате?
Анна почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Утренний токсикоз никак не проходил, а сцена за столом становилась невыносимой.
— Нам с Лешей снимут квартиру его родители, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.
— Ну конечно! — всплеснула руками Елена Петровна. — Опять родители! А своей головой когда думать начнете?
— Может, вы перестанете вмешиваться в нашу жизнь? — не выдержал Алексей, бросая салфетку на стол. — Мы сами решим, где и как нам жить.
В наступившей тишине было слышно, как капает вода из неплотно закрытого крана. Анна почувствовала, что глаза наполняются слезами.
— Видишь, какой защитник выискался! — Елена Петровна поджала губы. — Только пороги обивать научился, а уже указывает. В квартире, которую я своим горбом заработала!
— Да заберу я ее от вас, — огрызнулся Алексей. — Не беспокойтесь.
Анна смотрела на них — двух самых близких ей людей — и понимала, что этот конфликт только начало. Между тем ребенок внутри нее уже существовал. И иногда, лежа в постели, она гладила свой еще плоский живот и шептала: «Прости, малыш, ты появишься в странном мире».
Роды были тяжелыми. Двенадцать часов схваток, эпидуральная анестезия, а после — тяжелое восстановление. Алексей приехал в роддом на следующий день, когда Анна уже лежала в палате с маленькой Софией.
— Леш, ты где был? — спросила Анна, с трудом приподнимаясь на подушке.
Он неловко мялся в дверях с букетом гвоздик, которые, как подозревала Анна, купил на последние деньги.
— Прости, работал допоздна, а потом с ребятами отмечали рождение дочки, — он виновато улыбнулся.
— Отмечали… без меня? — Анна почувствовала, как внутри что-то обрывается. — Я тут рожаю, а ты с друзьями пьешь?
Алексей подошел ближе, наклонился к кроватке.
— Ух ты, какая маленькая, — восхитился он. — Настоящая принцесса. В папу пошла, точно тебе говорю!
Анна промолчала. За пять лет совместной жизни она научилась не реагировать на его попытки сгладить конфликт детским восторгом. Но сейчас, глядя на свою новорожденную дочь, она не могла не думать: «А есть ли у нас будущее с этим человеком?»
Из роддома их забирала Елена Петровна. Алексей не смог отпроситься с работы — или просто не захотел. Анна не стала спорить.
— Я же говорила, — только и сказала мать, усаживая их в такси. — Нельзя на него положиться.
— Я больше так не могу, — сказала Анна, стоя посреди комнаты с годовалой Софией на руках. — Ты либо ищешь нормальную работу, либо мы расстаемся.
Алексей лежал на диване, бесцельно переключая каналы телевизора. Последние два месяца он перебивался случайными заработками, а деньги, которые зарабатывала Анна, уходили на оплату съемной квартиры и питание.
— Ань, ну не начинай, — протянул он. — Я ищу. Просто сейчас кризис, никого не берут.
— А твоему другу Женьке предлагали работу на складе. Почему ты отказался?
— Так это же скучно, — он поморщился. — И платят мало.
Анна сжала зубы. София начала хныкать, чувствуя напряжение матери.
— У нас ребенок, Леша! — она повысила голос. — Мне нужно выходить из декрета, а ты дома валяешься! Ты хоть понимаешь, что мы на грани развода?
Он неожиданно сел и посмотрел на нее цепким взглядом:
— Так и скажи, что тебя мать настраивает. Я же вижу, как вы шепчетесь, когда она приходит.
— При чем тут мать? — Анна покачала головой. — Мне нужна помощь, а не вечно безработный муж. Я устала быть одна за всех.
Алексей встал, натянул куртку:
— Так разводись, если устала. Мне надоело твое вечное недовольство.
Дверь за ним закрылась, и Анна осталась в тишине, нарушаемой только всхлипываниями Софии. Она знала, что он вернется — через день или два, с новыми обещаниями и прежней безответственностью. И этот цикл будет повторяться, пока она не примет окончательное решение.
А через неделю она нашла сообщения на его телефоне. Какая-то Вика, смайлики, интимные фото. Последняя капля.
В тот вечер она собрала его вещи, сложила в спортивную сумку и поставила у двери.
Зал суда казался слишком большим и холодным для такого личного дела. Прошло четыре года с развода, но только сейчас Анна решилась лишить Алексея родительских прав. Четыре года без единой копейки алиментов, четыре года его пустых обещаний навестить дочь.
— Гражданин Воронин, вы признаете, что не выплачивали алименты в течение последних четырех лет? — спросила судья, глядя поверх очков.
Алексей стоял, опустив голову:
— У меня не было постоянной работы. Я собирался выплатить, когда встану на ноги.
— За четыре года вы не смогли найти работу? — уточнила судья. — А как же ваша нынешняя должность водителя-экспедитора, которую вы занимаете уже год?
Алексей молчал. Анна смотрела на человека, которого когда-то любила, и не чувствовала ничего, кроме усталости.
— Когда вы в последний раз видели дочь? — продолжала судья.
— Три года назад, — пробормотал Алексей. — Но я звонил… иногда.
— Два раза за четыре года, — уточнила Анна. — На Новый год и один раз на день рождения.
После заседания Алексей догнал ее в коридоре суда:
— Анька, ну зачем ты так? Я же ее отец! Я исправлюсь, обещаю. Найду вторую работу, буду платить вдвойне.
Анна остановилась, внимательно посмотрела на него:
— И где ты был, когда София болела воспалением легких? Где ты был, когда ей делали прививки? Мне нужно было бежать с работы, отпрашиваться. А где был ты?
Он развел руками:
— Я же не знал…
— Мог бы узнать, если бы звонил чаще, чем раз в два года.
Он схватил ее за локоть:
— Слушай, давай попробуем еще раз. Я ведь не перестал тебя любить.
Анна высвободила руку:
— Поздно, Леша. Я тебя давно разлюбила.
— Мама, этот человек мне написал в Инстаграм, — сказала София, протягивая телефон. — Говорит, что он мой отец и хочет встретиться. Это правда?
Анна замерла, глядя на сообщение от пользователя с именем «Алексей Воронин». Профиль был свежим, без публикаций, и это было первое сообщение.
«Привет, София! Это твой папа. Я сейчас в больнице, не самое лучшее время, но очень хочу тебя увидеть. Ты выросла такая красивая. Я видел твои фотографии у общих знакомых. Может, навестишь меня? Городская больница №5, терапевтическое отделение.»
— Да, это он, — Анна села рядом с дочерью на диван. — Только мы не общались много лет.
София нахмурилась:
— Почему он вдруг решил со мной связаться?
— Не знаю, — честно призналась Анна. — Но решать, конечно, тебе.
Соня задумчиво смотрела на сообщение.
— Ты злишься, что я могу захотеть с ним встретиться? — спросила она наконец.
Анна покачала головой:
— Нет, что ты. Ты уже взрослая, тебе решать. Просто… будь готова к тому, что он может опять исчезнуть.
Соня открыла сообщение и набрала ответ. Анна старалась не смотреть, уважая приватность дочери, но не могла не заметить ее решительный вид.
— Я отказалась, — сказала София, откладывая телефон. — Написала, что не хочу встречаться с человеком, который не интересовался мной 15 лет. И что если это попытка искупить вину из-за болезни, то пусть не беспокоится — я его давно простила.
Анна испытала смешанные чувства — гордость за мудрость дочери и странную горечь от мысли, что София никогда не узнает своего отца.
— Ты уверена? — тихо спросила она.
— Абсолютно, — кивнула София. — У меня есть ты. Всегда была только ты.
Анна обняла дочь, чувствуя, как нахлынули воспоминания о тех годах, когда она боролась с обидой и разочарованием. Страх довериться, оставшийся после Алексея, привел к тому, что она так и не построила новых отношений. Но сейчас, глядя на свою умную, сильную дочь, она не жалела ни о чем.
— А знаешь, — сказала София, отстраняясь, — бабушка была права. Помнишь, она всегда говорила, что тебе стоит быть избирательнее в выборе мужчин?
Анна рассмеялась:
— И ты туда же! Мало мне было одной Елены Петровны, теперь вы вдвоем будете меня воспитывать.
— Ты же понимаешь, что я хочу для тебя самого лучшего? — София внимательно посмотрела на мать. — Ты постоянно работаешь и заботишься обо мне. А когда ты последний раз думала о себе? Почему ты ни с кем не встречаешься?
Анна вздохнула:
— Не начинай, пожалуйста. Я слышу это от твоей бабушки каждый раз, когда мы к ней заходим.
— Но это правда! Ты красивая, умная, успешная. Что с тобой не так?
Анна удивленно посмотрела на дочь:
— Тебе сколько? Шестнадцать или шестьдесят? Откуда такие вопросы?
— Оттуда, что я вижу, как ты избегаешь даже намека на отношения. Когда к тебе на работе новый сотрудник проявил интерес, ты взяла отпуск за свой счет на неделю! Это нормально?
Анна почувствовала, как краска заливает щеки:
— Я не избегаю… просто не хочу усложнять жизнь.
— Чью жизнь, мама? Мою? Или свою?
Анна не нашлась, что ответить. София была права — страх довериться снова, открыться кому-то преследовал ее годами. Но признаться в этом дочери она не могла.
— Давай не будем, — попросила она. — Это был тяжелый день.
София отложила телефон и обняла мать:
— Хорошо. Но я не сдамся.
Анна улыбнулась, понимая, что эту настойчивость дочь унаследовала от нее. И, возможно, это было самым ценным наследством — сила характера, не сломленная ни контролирующей матерью, ни безответственным отцом.
Вечером, когда София уже спала, Анна открыла старую шкатулку, где хранила несколько фотографий — единственные снимки, где они с Алексеем были вместе. Его образ давно стерся из памяти, оставив лишь ощущение горечи и недоверия.
«Интересно, — подумала она, — смогу ли я когда-нибудь полностью довериться другому человеку?»
Ответа не было, но в комнате дочери сопел уже почти взрослый человек, который верил в нее больше, чем она сама.