никитаДве сестрёнки Анна и Татьяна были очень похожи друг на друга, а точнее, они были копиями своей матери – Ольги Ильиничны.
У девчонок разница в возрасте была два года, а характеры, несмотря на схожесть внешнюю, были разными.
Татьяна, старшая, была вдумчивой, внимательной, начитанной и более спокойной, чем младшая Аня.
— Анютка, посиди хоть полчаса спокойно, поиграй с Таней в настольные игры, что ли… — просила мать дочку, — хватит мельтешить перед глазами…
— Хорошо, мамуль, вот только ещё один мой танец посмотри, — просила Аня и брала газовый мамин платочек, который, если его подбросить вверх, падал он вниз медленно, словно парил в воздухе над головой танцующей девочки.
Усадить за уроки Аню тоже было непросто. Она мигом делала письменные задания, а устные предметы с лёгкостью запоминала с урока, с рассказа учителя, и успевала на «отлично».
— Татьяне бы Анькину кипучую энергию хоть капельку, и умение постоять за себя, — говорил отец, — а вот Ане бы долю терпения Татьяны, её женственности и усидчивости.
— Уж какие мы есть, таких и любите! – кричала Аня, обнимая отца. Девочки подрастали. Таня уже была студенткой техникума, а младшая сестра училась в выпускном классе школы, когда Аню родители определили в самодеятельный театр при Доме культуры.
— Память у Ани отличная, вот и пусть играет в театре, может, хоть часть её энергии пойдёт в полезное русло, — решила Ольга Ильинична.
— Танюша, а может и ты с ней заодно? Представляешь, две сестры – на одной сцене! Это было бы интересно… — предложил отец.
Но Таня только замахала руками. Однако в театр пошла, но в роли гримёра и костюмера, так как хорошо шила, а Аня с первых же репетиций расхвалила свою сестру, как прекрасную швею.
— А что, Танюша, может твой талант кутюрье и пригодится в самодеятельном театре? Там и классику студенты и играют, и новые современные пьесы… Попробуй, — посоветовала мама.
Татьяне предложение стать художником по костюмам в молодёжном театре понравилась.
— Заодно за нашей звездой там присмотришь, — попросила мама, — чтобы не очень там всех затмила. Сама знаешь её темперамент, непредсказуемость и характер лидера.
Теперь сестры вместе ходили на занятия театра. Аня была в восторге, да и Таня тоже. Во время репетиций она следила за героями на сцене, запоминая их движения, реплики, и тут же рисовала в альбоме эскизы костюмов, головных уборов.
Вечерами дома Таня рисовала образы уже точнее на ватмане. Получались настоящие персонажи, почти картины, изображающие сценки из пьесы и, глядя на картины Тани, ребята поражались, как точно она «схватила» их фигуру, выражение лица и жест.
Татьяна следила более всего за сестрой. Ведь Ане сразу дали роль героини, видя её смелость, настрой и раскованность на сцене. Играли пьесу про первую влюблённость. И хотя Аня была моложе всех из труппы, но с ролью справлялась хорошо.
— Ты не очень волнуйся в последнем акте, где вы миритесь с главным героем – твоей первой любовью… — советовала дома Таня, — слишком ты там легковесна, азартна, что ли… Ты должна медленно оттаять, словно проснуться, прийти в себя и показывать не жестами и мимикой своё счастье, а иначе как-то… Понимаешь?
— Нет, не понимаю. Во-первых, этот Ванька, то есть по пьесе он Георгий, мне не нравится совсем. Верзила и уверенный в себе тип, — ответила Аня.
— Так он и в роли такой же. Подходит… — Таня улыбнулась, — а потом не такой уж он и верзила, а стройный и высокий парень, очень даже симпатичный. А во-вторых, ты должна играть как дышать. Иначе зрители не поверят тебе, не увидят той искренности и правды. Нельзя обмануть зрителя…
— Ишь ты, как заговорила… Да ты сама влюблена в нашего Ваньку. Как впрочем, и почти все девчонки нашей труппы, — рассмеялась Аня, — а вот мне он совсем не нравится, но приходится притворяться ради искусства… Хорошо, хоть не придётся целоваться с ним на сцене.
— Конечно, это же молодёжный театр. И даже если бы нужно было целоваться, то артисты только делают вид, что целуются, отворачиваясь от зрителя, — строго ответила старшая сестра, — вот смотри как надо тебе подойти к нему, когда вы миритесь.
Таня встала и начала показывать фрагмент сцены, говоря дословно текст так выразительно, искренне и негромко, что Аня открыла рот от изумления.
— Танька… да ты прирождённая актриса, а не я… Что я делаю на сцене? Зачем я там? Если ты – уже готовая моя героиня!
— Перестань, я просто заучила уже всю твою роль, пока сидела на репетициях. А ты играешь превосходно и очень подходишь на роль молодой влюблённой девушки, — ответила, краснея, Таня.
— Нет, я завтра же скажу нашему режиссёру, что ты играешь лучше меня! Давай, Танюша, попробуй! И ты увидишь, какой это кайф быть настоящей актрисой на сцене! – просила Аня.
— Ни за что! Я боюсь народа, зрителя… Это тут, дома, за печкой, я смелая. А там столько глаз… Нет, не смогу. У меня и так большая ответственность: я готовлю вам костюмы, бутафорию, головные уборы и даже парики. О чём ты говоришь? И твои фантазии насчёт Ивана – полная глупость. Никому даже и не говори об этом. Прошу тебя, — ответила Татьяна.
— Ага, раз не говорить, значит, дыма без огня не бывает. Так это только одна сторона медали. А я ведь не слепая, тоже вижу, как он к тебе после репетиций подходит, и вы разговариваете, а потом он идёт нас провожать, — Аня заплясала по комнате и рассмеялась, обнимая сестру.
— Перестань обезьянничать, Анька, — рассердилась Таня, — ты сама слышишь, что мы разговариваем о костюмах, о прошедшей репетиции: что хорошо, а что не очень получилось, и так, обо всём понемногу. Ваня отличный собеседник и мой товарищ. И всё…
— Ваня-то хороший. А вот ты – трусиха каких свет не видывал, — заявила Аня, — другая бы на твоём месте давно ходила к нему на свидания, а ты… Только умные беседы ведёшь и про костюмы ему талдычишь.
Татьяна махнула на сестру рукой и села за швейную машинку. До генеральной репетиции в костюмах оставалось мало времени. Премьера была назначена. Актёры волновались. Аня примеряла паричок, который ей приготовила и покрасила сестра из маминого парика, чтоб девушка смотрелась чуть постарше.
Наконец настал день премьеры. Зал был полон народа. Пришли родные и знакомые юных актёров и посторонние люди, просто любящие театральные постановки, завсегдатаи Дома культуры.
Аня была спокойной более, чем другие ребята. Она отлично знала текст и всю свою роль до мельчайшего жеста. А вот Татьяна волновалась за неё.
— И как ты можешь быть такой спокойной, Анюта? – спрашивала Таня, — или у тебя в такой момент нет настроения?
— Что у тебя с Иваном? – напрямик спросила Аня, — он будто бы стал бояться тебя, всё молчит и только смотрит, словно не решается сказать что-то…
— Да ничего у нас нет и не было, сама знаешь, — вздохнула Таня, — вот отыграете спектакль и разойдёмся на летние каникулы. Лишь мы с тобой не расстанемся, моя дорогая. Наверное, опять уедем к бабушке в деревню. Как всегда… А впрочем, зачем мы сейчас об этом говорим? Давай настраивайся на роль. Не буду тебе мешать.
Татьяна встала за кулисами. Отсюда смотреть спектакль было вдвойне интереснее. Ты словно видишь пьесу с изнанки, и переживаешь сильнее, потому что актёры то выходят на сцену, то снова прячутся за кулисами, и нельзя к ним в этот момент приставать с разговорами, чтобы они не выходили из образа, не утекал тот светлый лучик вдохновения, не тлела искорка общего костра…
Ребята играли отлично, Таня видела их необычный вдохновенный подъём, и сама очень волновалась. Она даже шептала еле слышно каждую фразу героини, которую играла Аня.
Режиссёр был в зале, в последнем ряду, чтобы если нужно, он мог быстро покинуть зал и пройти за кулисы. Но из зала ему было видно всё: и игра ребят, и настроение, и реакция зрителей.
Когда начался антракт, и зрители вышли в фойе, за кулисами случилось происшествие. Аня, спешившая в гримёрку, вдруг упала в коридоре и подвернула ногу.
Она почти плакала, стонала и была бледна. Все недоумевали: что делать? Скоро заканчивается антракт, а главная героиня не может ступить на ногу. Таня и Иван буквально на руках отнесли Аню в гримёрную, усадили на старое кресло и попытались забинтовать её ногу под широкой юбкой узкой тканью. Но Аня не могла встать.
— Что же делать? Как ты могла быть такой неосторожной, Анечка? – не мог поверить в провал спектакля режиссёр Анатолий Петрович, — и заменить я тебя не могу. Вот подвела, так подвела…
— Так Таня знает отлично всю мою роль, лучше меня, и дома мне так показывала, что мне бы никогда так не сыграть… — слабым голосом ответила Аня, — а мы так похожи, что некоторые нас за двойняшек считают…
— Так, — Анатолий Петрович уже стащил парик с головы Ани и надевал его на голову Татьяны, — вот только без всякий возражений, дорогая. Говори роль близко к тексту, я не буду против, уж хоть ы как, только доиграй, пожалуйста, я сам буду суфлёром. А точнее, Аню посадим в кулисах.
Таня ничего не могла сказать против. Она смотрела на льющиеся рекой слёзы сестры и быстро переодевалась в её костюм.
— Выручай, Танюша, век не забуду… — просила Аня, снимая туфли, — как же хорошо, что мы с тобой и с одного плеча всё носим, и нога одного размера. Ну, точно – близняшки… Тебя никто не отличит от меня в зале. Ещё и парик. Давай, Танечка, вперёд. Как мне дома показывала. А в зал не смотри, гляди на Ваню. Он отлично играет… С Богом!
Аню вместе со стулом перетащили в первую кулису, и спектакль продолжился.
Таня была настолько похожей на героиню, что вряд ли в зале кто догадался о подмене. Девушка сначала играла немного робко, но видя краем глаза Аню, сложившую молитвенно на груди руки и шепчущую губами свою роль, Татьяна осмелела.
Она была очень искренней в своём желании помириться с любимым как это было в пьесе. Иван играл и без того очень хорошо, но видя перед собой Татьяну, стал настолько правдиво говорить свои монологи-признания в любви, что в зале послышались вздохи, и некоторые зрительницы начали вытирать платочками слёзы.
Аня ликовала. А Таня уже почти не смотрела на неё. Она видела перед собой только своего жениха, любимого и они так близко подошли друг к другу и взялись за руки, что было видно, что эти двое по-настоящему любят друг друга…
И на сцене, и в зале наступила та оглушительная и волнующая тишина, которая порой говорит больше о чувствах героев, чем много выразительных слов.
Иван вдруг наклонился и обнял свою любимую. Девушка замерла, и даже закрыла глаза, а он гладил её по голове и шептал что-то, а потом поцеловал её руки.
— Кажется, этого не было у нас по сценарию, но ход хороший… — услышала Аня над своей головой шёпот режиссёра.
А на сцене прозвучали финальные фразы примирения от главных героев, и занавес начал медленно закрываться. Лишь через несколько мгновений в зале раздался шквал аплодисментов.
Несколько раз артисты выходили на поклон. Не отпускали их восхищённые зрители.
Татьяна первая пошла за кулисы и не обнаружила там сестру. Она последовала в гримёрку, но и там Ани не было.
— А что с Аней? Где она? Её увезли в больницу? – насторожилась Татьяна, подойдя к Анатолию Петровичу.
— Аня? А знаешь, ей полегчало. И она ушла домой… — улыбнулся Анатолий Петрович, — а вообще, сестрички, вы меня с ума сведёте, её Богу…
— Как ушла? Как полегчало? – Таня, ещё не отошедшая от успеха, оваций и своего внезапного вторжения на театральные подмостки, уже начала догадываться о проделке сестры.
-Так значит… Ах, вот оно что… Ну, Анька! Ну подожди, Стрекоза… Иван, ты представляешь… — она обратилась к Ивану, который всё время был рядом и держал Таню за руку.
— Спектакль окончен, Ваня… — Татьяна опустила руку, — ты знал это?
— Что именно? – непонимающе спросил Иван.
— Что она меня, нет, нас всех обманула! Чтобы меня вывести на сцену… — Таня качала головой.
— Не знал, конечно. Вообще-то Аня всегда любила экспромты. И этот мне понравился больше всех! – Иван захохотал.
— А как было сыграно! – засмеялся вслед за ним и Анатолий Петрович, — как плакала-то! Слёзы с кулак! Вот девка! Но только такие фокусы у нас больше не пройдут. Это вам, ребята, не цирк, а театр, хоть и самодеятельный. Но режиссёр тут я! И если так каждый будет ломать ноги, врать и убегать…
Тут откуда-то послышался жалобный голос Ани.
— А я больше так не буду, Анатолий Петрович, — лепетала Аня, — простите меня Бога ради… Клянусь, никогда не буду…
— Выходи! Сумела напроказничать, сумей и отвечать за свой поступок! — голосом Ивана Грозного прокричал режиссёр.
В гримёрку вошла Аня. Она сияла от удовольствия и сразу подошла обниматься к сестре.
— Поздравляю, Танюша, ты была очень-очень… даже я тебе поверила…
— Не подлизывайся, дома поговорим, — Татьяна серьёзно взглянула на неё, — а если бы я не смогла? Что тогда? Ты подумала о всех ребятах? Об Анатолии Петровиче? Как так можно, Аня?
— Есть время подумать на летних каникулах о своём поведении, — громко заявил перед актёрами руководитель, — через три дня мы играем пьесу повторно в нашем доме отдыха. А на следующей неделе нас ждут в районном клубе.
Ребята обрадовались и зааплодировали своему режиссёру.
— Так кто же будет играть главную роль? – растерялась Таня, — может, Аню простить досрочно?
— Играть будешь ты. Теперь ты обязана это сделать ради всех нас. И ради – любви…Ты большая умница, Танюша. И отчего сразу не попросилась на сцену? Ты знаешь, это твоё, — режиссёр поцеловал её руку, и поклонился.
— Так ты сделал это? – спросил он Ваню, — поцеловал руку героине?
— Не помню даже… — покраснел Иван.
Аня ликовала. Она шепнула сестре:
— Встретимся дома. Есть о чём поговорить, у меня кое-что созрело ещё к нашей с тобой роли.
Аня исчезла так же быстро, как и появилась. А Таня, переодевшись и смыв грим, отправилась гулять с Иваном.
Вернулась она домой позднее обычного, счастливая и взволнованная. Дома уже ничего не надо было рассказывать. Родители были на премьере и всё видели сами. Только они разоблачили своих дочерей с первого появления Тани на сцене.
— А я подумала, что вы это специально сделали, для пущей драматизации. Вроде как героиня после вынужденной разлуки чуть изменилась в своей любви, в своём отношении к любимому. Таня была очень хороша и правдива…
— А я? А я, мамочка? – приплясывала на кухне Аня.
— Ох, и что нам с тобой делать? – погрозил отец младшей дочери, — вот если простит тебя Таня, то и мы простим.
— Простит, простит, она уже простила, потому что… Ну, вы и сами всё видели сегодня в спектакле… — многозначительно ответила Аня.
— «Всё во имя любви»… — произнесла мама, — так назывался спектакль. И ты сделала это тоже…Да?
— А что? Тогда она и права, — поддержал дочку отец, — тогда и хорошо. А уж Танечка решит сама: «быть или не быть» ей актрисой.
— Быть или не быть ей с Иваном, — поправила его Аня.
— И это тоже…
Все засмеялись.
А спектакль ещё играли несколько раз на «ура». Аня наотрез отказалась быть участницей спектакля. И однажды сказала дома за обедом:
— А я вот решила всё-таки поступать учиться на хореографа. Танец — вот что мне больше нравится. Свобода действий на сцене, музыка, движения, прыжки, полёт! И ни одного слова, заметьте! Ни одного лишнего слова. Только полёт души. Вот где счастье.
— Ну, стрекоза и есть стрекоза, — рассмеялся папа, — давай, поступай. Полёт, так полёт. Только со сцены не улети, береги теперь ноги-то!