никитаВалентина с утра сварила себе крепкий чай и устроилась на кухне с ноутбуком, планировала досмотреть сериал, который начала вчера. Но зазвонил телефон, номер высветился незнакомый, но внутреннее чутьё подсказало – этот звонок не к добру. Она взяла трубку, приготовившись к очередному рекламному обзвону, но вместо этого услышала голос, который было не спутать ни с каким колл-центром.
– Валя, привет, ты меня узнала? – голос был знакомый, с еле уловимым южным акцентом.
– Лариса, это ты? – Валентина удивилась, хотя не сказать, чтобы сильно обрадовалась.
– Ну конечно, кто же ещё, – засмеялась Лариса, но смех был какой-то натужный. – Как ты, Валя, поживаешь, как сын твой, как муж? Давно не разговаривали с тобой.
– Да нормально всё у нас, живём потихоньку, – коротко ответила Валентина, чувствуя, как внутри что-то сжимается. – А ты как?
– Да вот, – Лариса сделала паузу, – у меня тут такое дело… Операцию надо делать, на глазах. В Москве, говорят, лучшие врачи. Я вот подумала, может, ты меня приютишь на недельку-другую? Ну, пока обследования, анализы, потом сама операция.
Валентина молчала, вспоминая, как много лет назад она сама просила Ларису и её маму пустить их с сыном к морю. Тогда, в девяностых, когда денег не было и здоровье у ребёнка было не ахти, Анапа казалась молодой маме спасением. Но родня каждый раз находила причину отказать: то у них ремонт, то друзья приехали, то «у нас тут тесно, Валя, ну ты же понимаешь». А теперь, выходит, родне и самой помощь понадобилась.
– А гостиницы в Москве, что, уже все заняли? – Валентина попыталась перевести всё в шутку.
– Ой, Валя, какие гостиницы, пенсия у меня смешная, да и одной страшно, а у тебя всё-таки всё своё, родное, – Лариса начала причитать, как будто просит не ночлег, а спасение.
Валентина взглянула на мужа, который, услышав имя «Лариса», зашёл на кухню и скривился.
– Ты ей скажи, – шепнул он, – что у тебя аллергия на гостей.
– Лариса, у меня тут, честно говоря, не до гостей, – сказала Валентина, но Лариса будто не слышала.
– Я совсем тихо буду, Валя, честно, даже готовить на меня не надо, я всё сама. Только бы крыша над головой, да рядом кто-то свой.
– А сын твой где сейчас? – решила уточнить Валентина.
– Да он в Питере, сам комнату с другими парнями снимает, работает ежедневно до ночи, не до меня ему, – оправдывалась Лариса.
– А у меня, между прочим, ремонт идёт, – не моргнув глазом соврала женщина.
– Ой, ну что ты, мне это не помешает, только бы переночевать и всё, – родственница явно не сдавалась.
– Лариса, я прямо скажу, мне сейчас не до гостей, – наконец решилась женщина. – У меня тут свои дела, да и квартира маленькая, не развернуться.
– Валя, ну ты же родная, – голос Ларисы стал тонким, как ниточка. – К кому мне ещё обратиться, если не к родному человеку?
– Родной человек, говоришь? – Валентина почувствовала, как внутри поднимается старая обида. – А когда я к вам просилась с часто болеющим ребёнком на море оздоровиться, ты что говорила? Что у вас и так народу полно, что я не вовремя. Вот и у меня сейчас не вовремя.
А ещё она вспомнила, как Лариса в своё время хвалилась ей жизнью у моря, рассказывала о том, как «в Анапе всё своё, фрукты, овощи, воздух – хоть ложкой ешь». А теперь, выходит, воздух не спас, а глаза лечить надо в Москве.
Лариса, выслушав сестру, замолкла. В трубке повисла тишина, которую Валентина не спешила нарушать. А потом звонок оборвался, скорее всего, Лариса сама его сбросила. Больше никто не перезванивал.
Валя осталась сидеть в недоумении.
– Ну что, – спросил муж, – когда к нам гостья?
– Не будет у нас гостьи, – устало ответила женщина. – Пусть теперь сама выкручивается. Как я в своё время.
– Вот и правильно, – кивнул муж. – А то привыкли: когда им надо – мы родня, а когда нам – так у них всё занято.
После этого разговора Валентина пошла и нашла в шкафу старый фотоальбом, достала из него старую фотографию, где они с Ларисой ещё девчонки, улыбаются, держатся за руки. Тогда казалось, что родня – это навсегда. Но жизнь показала, что навсегда бывает только обида.
Вечером Лариса написала сухое сообщение: «Валя, я всё поняла. Не переживай, я как-нибудь сама справлюсь».
Валя долго смотрела на экран, читая это сообщение по кругу. Женщина почувствовала не облегчение, а пустоту. И почему-то стало снова обидно: не за себя, не за Ларису – а за ту девочку на фотографии, которая ещё верила, что родные всегда помогут.
На следующий день Валентина позвонила подруге, чтобы отвлечься. Та сразу услышала, что голос у женщины грустный и озабоченный.
– Валюш, что случилось, с мужем поссорилась?
– Да нет, Галь, двоюродная сестра из Анапы объявилась. Помнишь, я тебе рассказывала, как они нас к себе не пускали? Теперь она ко мне в Москву просится.
– О, – Галина понимающе кивнула, – так всегда бывает. Пока у них всё хорошо – ты им не нужна, а как что – сразу родня.
– Вот-вот, – вздохнула Валентина. – Я ей отказала, а теперь совесть мучает. Всё-таки сестра.
– Да брось ты, – махнула рукой подруга. – Пусть теперь сама попробует, каково это – когда помощи не дождёшься.
Валя в тот день долго не могла найти себе места. То пыль принималась вытирать, то книги на полке переставлять, то сыну позвонила – просто так, узнать, как дела. Сын, как обычно, пытался приободрить:
– Мам, не бери в голову, ты ей ничего не должна. Если бы она тогда тебя пустила, может, и ты сейчас бы по-другому поступила.
Валентина молчала, а потом вдруг решила позвонить Ларисе сама – чтобы всё-таки узнать, как она, а на самом деле, чтобы окончательно убедиться, что поступает правильно.
Лариса взяла трубку быстро, голос у неё был уставший.
– Валя, ты? Я уже думала, ты не позвонишь.
– Я вот подумала, может, тебе всё-таки гостиницу поискать? Я могу узнать, где подешевле выйдет.
– Да ну, – вздохнула Лариса, – я тут нашла одну знакомую, она вроде согласилась меня приютить. Спасибо, что позвонила.
– Ну, если что, звони, – неуверенно ответила Валентина, хотя сама надеялась, что Лариса не позвонит.
– Ладно, – коротко ответила Лариса и быстро попрощалась.
Валентина положила трубку и почувствовала, что обида никуда не ушла. Она пошла на кухню, поставила чайник, и долго сидела за столом, глядя в одну точку.
– Что, опять думаешь? – подошёл к ней муж.
– Да. Всё думаю, почему у нас так: когда нам плохо – никого нет, а как только у кого-то беда – сразу мы виноваты, если не помогаем.
– Потому что у нас совесть есть, – философски заметил муж. – А у них – привычка пользоваться.
Валентина улыбнулась, но улыбка вышла кривой. Она вспоминала, как в детстве они с Ларисой строила шалаш во дворе, делила яблоки поровну, а потом они вдруг выросли, и всё стало по-другому.
Валентина легла спать, но долго не могла уснуть. Она ворочалась, думала о Ларисе, о том, как всё могло бы быть иначе, если бы тогда, много лет назад, в Анапе, ей просто сказали: приезжай, Валя, мы всегда тебе рады.
Но теперь уже поздно что-то менять. Обида осталась большая, и, кажется, уже навсегда.