никитаНастя стояла у окна, перебирая в руках новенькие шторы цвета молодой травы. Она купила их вчера, долго выбирая оттенок, который бы идеально сочетался с только что поклеенными обоями. Кухню заливал мягкий вечерний свет, пробивающийся сквозь ветви старого клёна во дворе, делая её ещё уютнее. За два года, что она жила здесь с Мишей, эта трёхкомнатная квартира на девятом этаже стала для неё настоящим домом. Каждый уголок был обжит, наполнен воспоминаниями и планами.
— В спальню я возьму бежевые, — пробормотала Настя себе под нос, прикидывая, как всё будет выглядеть в итоге. — А в гостиную — с тем орнаментом, витражные.
В мыслях Настя уже видела обновлённый интерьер. Они с Мишей наконец-то закончили долгожданный ремонт, который откладывали все эти годы, выплачивая кредит за квартиру. Теперь, когда с ипотекой было практически покончено, они могли позволить себе сделать дом именно таким, как мечтали.
Настя улыбнулась, вспомнив, как Миша полночи прибивал карниз в спальне, чертыхаясь каждый раз, когда промахивался молотком мимо гвоздя. У него были золотые руки в плане сложных технических решений, но бытовые задачи иногда ставили его в тупик. «Я могу спроектировать систему охлаждения для атомной станции, но этот карниз меня доконает», — ворчал он, а Настя хихикала, подавая ему инструменты.
Она помнила тот день, когда Миша предложил ей переехать к нему. Они встречались всего полгода, но оба чувствовали, что это нечто большее, чем просто увлечение. Стояла промозглая ноябрьская суббота. Они возвращались из кино, пряча носы в шарфы и прижимаясь друг к другу, чтобы сохранить тепло.
— Знаешь, — вдруг сказал Миша, останавливаясь у светофора, — зачем платить за две квартиры? У меня места хватит на двоих, а жить вместе — это логично.
Он произнёс это своим обычным рассудительным тоном, каким обсуждал технические проекты или выбор стиральной машины. Настя тогда рассмеялась. «Это самое романтичное предложение съехаться, которое я когда-либо слышала», — поддразнила она его. Миша смутился, а потом добавил уже совсем другим голосом: «Я просто хочу просыпаться рядом с тобой. Каждое утро».
Логика всегда была сильной стороной Миши. Рациональный, собранный инженер-проектировщик, он подходил к жизни с линейкой и калькулятором, просчитывая наперёд каждый шаг. Он мог часами рассказывать о своих проектах, чертежах, технических нюансах, и его глаза при этом загорались таким энтузиазмом, что Настя поневоле проникалась интересом к турбинам и системам охлаждения.
Настя, работавшая иллюстратором детских книг, была его полной противоположностью — импульсивная, творческая, живущая моментом. Она могла внезапно в три часа ночи начать рисовать акварельный пейзаж, потому что «свет луны идеальный, и если не сейчас, то вдохновение уйдёт». Или притащить домой нелепую фарфоровую статуэтку с блошиного рынка, потому что «у неё такое милое выражение мордочки». Миша только качал головой, но всегда находил место для её сокровищ.
Видимо, противоположности действительно притягиваются: два года совместной жизни только укрепили их отношения. Они научились подстраиваться друг под друга, находить компромиссы, уважать привычки и странности друг друга. А недавняя свадьба стала естественным продолжением их истории.
Свадьба была скромной, но тёплой. Они расписались в загсе, а потом устроили небольшой праздник для самых близких — родителей, нескольких друзей. Настя до сих пор с нежностью вспоминала тот день, особенно момент, когда Миша, обычно такой сдержанный, прочитал вслух свою клятву, которую сочинил сам. Даже его мама, Людмила Сергеевна, женщина не особо сентиментальная, украдкой вытирала слёзы.
Из размышлений Настю вырвал звук поворачивающегося в замке ключа. Миша вернулся с работы раньше обычного и выглядел необычно взволнованным.
— Привет! — Настя подошла поцеловать мужа. Миша был в своём привычном рабочем образе: тёмно-синие брюки, светло-голубая рубашка с закатанными до локтей рукавами и хитроумные часы на запястье, которые, кажется, могли делать всё, кроме приготовления кофе. — Ты сегодня рано. Что-то случилось?
— Да, взял отгул, — он обнял её, но как-то рассеянно, словно мыслями был где-то далеко. Правая рука его дрожала — верный признак того, что Миша нервничает. Настя хорошо знала все его привычки и особенности. Знала, что он всегда складывает носки в ровные стопочки по цветам, что терпеть не может звук скрипящего мела по доске, что может есть один и тот же завтрак триста шестьдесят пять дней в году. — Нам нужно поговорить.
Что-то в его тоне заставило Настю напрячься. Она отложила шторы и внимательно посмотрела на Мишу.
— Случилось что-то серьёзное? — в её голове пронеслась вереница худших сценариев, от проблем на работе до страшных диагнозов.
Миша прошёл на кухню, налил себе воды из фильтра-кувшина и залпом выпил стакан. Его кадык дёргался при каждом глотке. Затем он поставил стакан на стол с таким стуком, что Настя вздрогнула, повернулся к жене и выпалил:
— Я нашу квартиру маме подарил.
Настя моргнула, не совсем понимая, что он имеет в виду. Фраза звучала настолько абсурдно, что в первый момент показалось, что она ослышалась.
— В смысле подарил? — переспросила она, пытаясь осмыслить услышанное. — Какую квартиру?
— Эту, — Миша обвёл рукой пространство вокруг. — Оформил дарственную на прошлой неделе.
Настя медленно опустилась на стул, чувствуя, как подгибаются колени. Вдруг стало трудно дышать, словно кто-то сдавил грудную клетку. В голове шумело, а руки похолодели.
— Но… зачем? — только и смогла выдавить она, ещё надеясь, что это какой-то странный розыгрыш.
Миша сел напротив, положив руки на стол. На безымянном пальце блеснуло новенькое обручальное кольцо — прошло всего два месяца с их скромной свадьбы. Выгравированная на внутренней стороне кольца фраза «Вместе навсегда» вдруг приобрела какой-то ироничный оттенок.
— Маме скоро на пенсию, — начал объяснять он, глядя куда-то мимо Насти. — Ты знаешь, что она всю жизнь снимает. Свою долю в родительской квартире она давно потеряла — брат хитростью заставил её отказаться от наследства. И что ей делать на пенсии? Продолжать платить за съёмное жильё? На какие деньги?
Настя потёрла виски. Головокружение накатывало волнами, комната словно уплывала под ногами.
— Но почему ты ничего мне не сказал? — её голос звучал хрипло, будто она не говорила несколько дней. — Мы же могли обсудить это вместе. Придумать какое-то решение.
— Я давно планировал это сделать, ещё до нашей свадьбы, — Миша начал говорить быстрее, как всегда, когда волновался. — Ипотека практически выплачена, остались копейки. — Он выглядел виноватым, но в то же время уверенным в своей правоте. — Это моя мама, Настя. Я не мог поступить иначе.
— Я не говорю, что нужно было поступать иначе, — медленно произнесла Настя, пытаясь совладать с бурей эмоций внутри. — Я говорю, что мы могли бы решить это вместе. Я ведь не против помочь твоей маме. Людмила Сергеевна прекрасный человек, я с радостью бы жила с ней под одной крышей. Зачем нужно было оформлять дарственную? Зачем нужно было отдавать ей квартиру?
Миша опустил взгляд, теребя салфетку в красно-белую клетку, оставшуюся на столе с завтрака. Его длинные, с аккуратными ногтями пальцы методично мяли тонкую бумагу, превращая её в бесформенный ком.
— Я хотел, чтобы у неё была уверенность в завтрашнем дне, — наконец сказал он. — Чтобы она знала, что даже если… — он запнулся, — даже если с нами что-то случится, у неё будет крыша над головой. Я не хочу, чтобы она когда-нибудь оказалась на улице, понимаешь?
— С нами? — Настя почувствовала, как внутри всё холодеет. — Ты ждёшь, что с нами что-то случится?
— Нет, конечно нет! — поспешно возразил Миша, поднимая на неё глаза. Серые, как грозовые облака, они сейчас выражали искреннее беспокойство. — Я просто… я хочу, чтобы моя мать была защищена. И потом, мы же всё равно живём здесь, ничего не меняется.
— Меняется, Миша, — Настя покачала головой. Во рту пересохло, и она с трудом подбирала слова. — Ты принял решение, которое касается нас обоих, даже не посоветовавшись со мной. Как будто моё мнение ничего не значит. Как будто я… не знаю, какой-то временный элемент в твоей жизни.
— Твоё мнение для меня важнее всего, — Миша взял её за руку. Его ладонь была горячей и слегка влажной. — Но это был мой долг перед мамой. Понимаешь? Я так решил, и точка.
Эта фраза — «я так решил, и точка» — была для Миши своего рода завершающим аргументом. Он произносил её, когда считал дискуссию оконченной. Обычно Настя находила это качество в муже даже привлекательным — его способность принимать решения и стоять на своём. Но сейчас эта черта обернулась против неё самой.
Настя высвободила руку. Внутри клубилось странное чувство — смесь растерянности, обиды и беспомощности. Она встала из-за стола.
— Мне нужно это переварить, — сказала она и направилась в спальню, где без сил опустилась на кровать.
Миша не последовал за ней, и она была благодарна ему за это. Сейчас ей нужно было побыть одной, осмыслить произошедшее, понять свои чувства. Не то чтобы она была против помощи свекрови — Людмилу Сергеевну она искренне любила. Но сам факт того, что Миша принял такое важное решение единолично, не считая нужным даже обсудить это с ней, ранил глубоко.
В их отношениях всегда была открытость. Они обсуждали всё: от выбора обоев до планирования отпуска. Даже решение пожениться было принято совместно, после долгого разговора о том, готовы ли они к этому шагу, что он для них значит. И вдруг — такой поворот.
«Может быть, я слишком остро реагирую?» — думала Настя, глядя в потолок. «В конце концов, квартира действительно была приобретена в основном на Мишины деньги. Он имеет право распоряжаться ею». Но другой голос внутри возражал: «Вы семья. Вы должны принимать такие решения вместе, особенно когда это касается вашего общего дома».
Дом. Это слово отдалось болью в сердце. То, что ещё утром казалось незыблемым, вдруг стало зыбким, ненадёжным. Эта квартира была для неё больше, чем просто четыре стены. Здесь хранились их общие воспоминания, планы, мечты. Здесь она чувствовала себя в безопасности. И теперь получается, что юридически у неё нет никаких прав на это место?
Настя не знала, сколько пролежала так, погружённая в свои мысли. Когда она очнулась, за окном уже стемнело. Миша тихо вошёл в комнату и сел рядом на кровать.
— Я заказал пиццу, — сказал он примирительным тоном. — Твою любимую, с четырьмя сырами.
Настя слабо улыбнулась. Это был его способ извиниться.
— Я злюсь на тебя, — честно сказала она. — Но пиццу всё равно съем.
Миша робко улыбнулся в ответ, и на мгновение напряжение между ними ослабло. Они поужинали молча, каждый погружённый в свои мысли. После ужина он помыл посуду, она протёрла стол — обычный их вечерний ритуал, который сегодня казался каким-то механическим, лишённым обычной теплоты.
Перед сном Миша попытался ещё раз объяснить свои мотивы:
— Пойми, я не хотел тебя расстраивать, — говорил он, сидя на краю кровати. — Я просто хотел сделать что-то хорошее для мамы. Она столько для меня сделала. Воспитывала одна, ночами подрабатывала, чтобы я мог ходить в хорошую школу, потом институт… Всю жизнь она думала только обо мне. Теперь мой черёд позаботиться о ней.
Настя слушала молча. В его словах была правда, и она не могла с этим спорить. Людмила Сергеевна действительно жертвовала многим ради сына, и Настя уважала её за это.
— Я понимаю твои чувства к маме, Миша, — наконец сказала она. — Но ты должен понять и мои. Я твоя жена. Мы семья. А ты поставил меня перед свершившимся фактом, даже не спросив моего мнения.
— Я знаю, — Миша виновато опустил голову. — Просто мне казалось, что так будет проще. Без долгих обсуждений и споров.
— Проще для кого? — тихо спросила Настя. — Для тебя? Или для нас?
Он не ответил, и вскоре они легли спать, каждый на своей стороне кровати, не касаясь друг друга — редкий случай в их совместной жизни.
Две недели после этого разговора прошли в странном настроении. Настя не устраивала скандалов, не угрожала уйти, но между ними с Мишей словно выросла невидимая стена. Они продолжали жить вместе, разговаривать о бытовых мелочах, обсуждать рабочие моменты, но что-то неуловимо изменилось. Исчезла та лёгкость, которая всегда была между ними, то чувство полного доверия и открытости.
Настя погрузилась в работу. У неё было два новых заказа — иллюстрации к сборнику сказок и серия акварельных открыток для благотворительного фонда. Она проводила долгие часы за мольбертом, стараясь не думать о квартирном вопросе. Рисование всегда было для неё способом уйти от проблем, раствориться в мире красок и образов.
Миша чувствовал эту перемену и, кажется, страдал не меньше. Несколько раз он пытался вернуться к разговору о квартире, но Настя уклонялась от обсуждения.
— Я всё понимаю, — говорила она, не отрываясь от очередной иллюстрации. — Ты поступил так, как считал правильным.
Но в её голосе звучала такая покорная безнадёжность, что Мише становилось не по себе. Он никогда не видел свою обычно энергичную и жизнерадостную жену такой… потухшей. Даже её рисунки, всегда яркие и сочные, сейчас выходили в приглушённых, блеклых тонах.
Однажды вечером, когда они сидели перед телевизором, не особо вникая в происходящее на экране, Миша вдруг выключил звук и повернулся к Насте.
— Мама приезжает к нам через три дня, — сказал он. — Она уже уволилась с работы, сдала свою квартиру. Всё как мы планировали.
— Как ты планировал, — поправила его Настя, но без упрёка, просто констатируя факт.
— Да, как я планировал, — согласился Миша. Помолчав, он добавил: — Я уже подготовил для неё кабинет. Перенёс твои вещи в спальню, как ты и хотела раньше.
Настя кивнула. Её кабинет, он же третья комната, действительно был идеальным местом для свекрови — светлый, просторный, с отдельным балконом. Она давно говорила, что ей было бы удобнее рисовать в спальне, где светлее по утрам, когда она обычно работает. Но сейчас это решение Миши почему-то тоже воспринималось болезненно — как ещё одно доказательство того, что с её мнением не особо считаются.
— Хорошо, — только и сказала она.
— Ты не злишься? — осторожно спросил Миша.
— Злюсь, — честно ответила Настя, глядя ему прямо в глаза. — Но не на то, что твоя мама к нам переезжает. А на то, как всё это происходит. На то, что я узнаю обо всём постфактум.
— Прости, — Миша взял её за руку. — Я должен был поговорить с тобой раньше.
Настя не ответила, только слегка пожала его руку — первый жест примирения за эти две недели.
И вот настал день, когда в их квартиру приехала Людмила Сергеевна — невысокая энергичная женщина с короткой стрижкой и живыми серыми глазами, удивительно похожими на глаза сына. Ей было шестьдесят два, но выглядела она моложе своих лет благодаря активному образу жизни и неистребимому оптимизму.
— Настенька, милая! — она крепко обняла невестку, стоя на пороге с двумя огромными чемоданами. — Как же я рада тебя видеть!
От неё пахло лавандовым мылом и домашней выпечкой — запахи, которые Настя всегда ассоциировала с уютом и теплом. Несмотря на сложную ситуацию, она не могла не улыбнуться в ответ.
Настя обняла свекровь. Несмотря на все обстоятельства, она действительно была привязана к матери Миши. За два года их знакомства Людмила Сергеевна ни разу не дала повода усомниться в своей искренности и доброжелательности. Она никогда не лезла в их с Мишей отношения, не критиковала, не давала непрошеных советов. Всегда деликатная, всегда готовая помочь, но при этом сохраняющая здоровую дистанцию — редкое качество для свекрови.
— Мы приготовили для вас комнату, — Настя указала на бывший кабинет, который они с Мишей за последние дни переоборудовали в уютную спальню. Они перекрасили стены в нежно-персиковый цвет, купили новое постельное бельё, повесили светлые занавески. — Надеюсь, вам будет удобно.
— Удобно? Да это же просто чудесно! — восхитилась Людмила Сергеевна, осматривая своё новое жилище. Она провела рукой по гладкой поверхности комода, поправила покрывало на кровати, подошла к окну и раздвинула шторы, впуская солнечный свет. — Вы столько труда вложили, детки мои! Я даже не знаю, как вас благодарить.
— Это ваш дом теперь, — тихо сказала Настя, чувствуя странный ком в горле.
— Наш общий дом, — поправила её свекровь, внимательно посмотрев на невестку. Её взгляд был мудрым и понимающим. — Дорогая, ты же не думаешь, что я собираюсь вас выселять?
Настя слабо улыбнулась, но ничего не ответила. Что она могла сказать? Что юридически эта квартира уже принадлежит Людмиле Сергеевне, и теперь именно она решает, кто здесь будет жить? Что по документам Настя здесь теперь никто — ни собственник, ни даже официально зарегистрированный жилец?
Миша помог матери разобрать вещи, а Настя тем временем приготовила праздничный ужин. Готовка всегда успокаивала её, позволяла сосредоточиться на чём-то конкретном, материальном. Нарезать овощи тонкими ломтиками, смешать специи в нужных пропорциях, следить за таймером — всё это требовало внимания и не оставляло места для тревожных мыслей.
Вечером они сидели за столом втроём, и атмосфера была на удивление непринуждённой. Людмила Сергеевна рассказывала смешные истории о своих соседях по прежней квартире, о коллегах в школе, где она преподавала биологию до выхода на пенсию.
— А помнишь, Миша, как ты в седьмом классе притащил домой целую колонию тараканов для эксперимента? — смеялась она. — Я чуть в обморок не упала, когда открыла твою коробку с «сокровищами»!
— Это был научный проект! — защищался Миша, но его глаза смеялись. — Я хотел проверить теорию, что тараканы могут пережить ядерный взрыв.
— И как, проверил? — поинтересовалась Настя, невольно втягиваясь в их весёлую беседу.
— Ну, ядерного взрыва в нашей квартире, к счастью, не случилось, — подмигнул Миша. — Но на стирку всех вещей ушла целая неделя. Мама тогда впервые в жизни меня отшлёпала.
— И правильно сделала! — фыркнула Людмила Сергеевна, но без всякой злобы. — Иначе ты бы точно вырос юным доктором Франкенштейном.
Настя рассмеялась, представив маленького Мишу с банкой тараканов. Странно, но за всё время их отношений она никогда не слышала эту историю. Да и вообще, Миша нечасто рассказывал о своём детстве. Вдруг ей стало любопытно, каким он был ребёнком, какие книги читал, какие игрушки любил. Было что-то глубоко интимное в том, чтобы узнавать человека, которого ты, казалось бы, знаешь вдоль и поперёк, с совершенно новой стороны.
— А ещё расскажите что-нибудь, — попросила Настя, подливая свекрови чай.
— О, историй у меня много, — улыбнулась Людмила Сергеевна. — Миша был очень любознательным ребёнком. Вечно что-то разбирал, собирал, изобретал. Однажды решил усовершенствовать наш телевизор, чтобы можно было смотреть зарубежные каналы. Это был ещё советский «Рубин», представляешь? В итоге мы две недели сидели вообще без телевизора, пока мастер не починил то, что наизобретал мой гениальный сынок.
— Зато потом я собрал свой первый радиоприёмник, — гордо вставил Миша. — И он работал!
— Да, и ловил только одну волну — «Радио Маяк», — поддразнила его мать. — Но я всё равно была очень горда.
Они проговорили до поздней ночи, и Настя с удивлением обнаружила, что ей действительно интересно. Тяжесть, которая давила на сердце последние две недели, немного отступила. Может быть, думала она, укладываясь спать, всё не так уж плохо. В конце концов, Людмила Сергеевна никогда не давала повода сомневаться в её порядочности. А то, что Миша поступил необдуманно… что ж, людям свойственно ошибаться.
Первые дни совместной жизни с Людмилой Сергеевной прошли на удивление гладко. Свекровь оказалась тактичной и деликатной соседкой. Она не вмешивалась в их с Мишей отношения, не перестраивала устоявшийся быт и вообще старалась занимать как можно меньше места в квартире.
— У меня такое чувство, что она стесняется нас, — заметила как-то Настя, наблюдая, как Людмила Сергеевна осторожно, словно извиняясь, достаёт из холодильника свои продукты.
— Она просто не хочет мешать, — отозвался Миша, который возился с новой кофемашиной, пытаясь понять, почему она выдаёт странные звуки при работе. — Дай ей время освоиться.
— Знаешь, я всё думаю о нашем разговоре, — сказала Настя, помолчав. — О квартире.
Миша напрягся, его руки замерли над разобранной кофемашиной.
— И к каким выводам пришла? — осторожно спросил он.
— Пока ни к каким, — честно ответила Настя. — Просто хочу понять твою логику. Ты действительно считаешь, что это было необходимо — переписывать квартиру на маму? Неужели нельзя было просто пригласить её жить с нами?
Миша отложил отвёртку и повернулся к жене.
— Это сложно объяснить, — сказал он. — Понимаешь, мама всю жизнь жила в неуверенности. Сначала коммуналка, потом съёмные квартиры. Ни разу у неё не было своего угла, где она могла бы чувствовать себя хозяйкой. Я хотел дать ей это чувство. Чувство… не знаю, надёжности. Защищённости. Чтобы даже в документах было чётко прописано: это твоё, и никто это у тебя не отнимет.
Настя внимательно слушала, пытаясь понять его точку зрения.
— Но ведь можно было оформить на неё долю, — возразила она. — Не обязательно всю квартиру целиком.
Миша пожал плечами.
— Мне казалось, что так будет… чище, что ли. Без дробления. К тому же… — он запнулся, подбирая слова, — мне кажется, мама заслуживает большего. После всего, что она для меня сделала.
Настя хотела спросить: «А что заслуживаю я?», но промолчала. Она видела, что разговор тяжело даётся им обоим, и не хотела усугублять ситуацию. Вместо этого она просто кивнула и вернулась к своим делам.
Понемногу жизнь в новом составе начала обретать свой ритм. Людмила Сергеевна оказалась заядлой кулинаркой и часто баловала молодых домашней выпечкой. Её булочки с корицей таяли во рту, а пирог с вишней вызывал настоящий восторг.
— Мамины руки — золотые, — с нежностью говорил Миша, уплетая третий кусок. — Что бы она ни делала, всё получается идеально.
— Ой, прекрати, — отмахивалась Людмила Сергеевна, но было видно, что ей приятна похвала сына.
С Настей у свекрови завязались тёплые, почти дружеские отношения. Они могли часами обсуждать книги, фильмы, делиться впечатлениями. Оказалось, что Людмила Сергеевна в молодости тоже увлекалась рисованием и даже училась в художественной школе, пока не пришлось бросить из-за финансовых трудностей.
— У тебя настоящий талант, Настенька, — говорила она, рассматривая иллюстрации невестки. — Твои рисунки живые, в них есть душа.
Такие моменты сближали их, заставляли забыть о странной ситуации с квартирой. Иногда Насте казалось, что всё вернулось в норму, что они просто семья, живущая вместе и заботящаяся друг о друге.
— Знаешь, когда Мишенька сказал, что женится, я немного волновалась, — призналась как-то Людмила Сергеевна за вечерним чаем. Они сидели на кухне, пока Миша возился с заглохшей машинкой в ванной. — Мы с ним всегда были очень близки. Но когда я тебя встретила, все сомнения рассеялись. Ты именно такая, какую я всегда желала своему сыну.
Настя растрогалась и крепко обняла свекровь.
— Я тоже очень рада, что вы у меня есть, — искренне сказала она. — Знаете, я рано потеряла свою маму, и мне всегда не хватало женского участия и совета.
Это была правда. Мама Насти умерла, когда ей было тринадцать, и воспитывал её отец — добрый, но не особо понимающий девичьи проблемы и переживания. Он делал всё, что мог, но некоторые вещи ему просто не давались. Например, он никогда не понимал, почему важно иметь платье определённого фасона на выпускной, или почему подростку-девочке так необходимо своё личное пространство.
— Тогда будем считать, что нам обеим повезло, — улыбнулась Людмила Сергеевна, ласково поглаживая Настю по руке. Помолчав, она добавила: — Кстати, я хотела с тобой поговорить. Я знаю, что Миша поставил тебя перед фактом с этой квартирой. Это было неправильно с его стороны.
Настя смутилась, не зная, что ответить. Она не ожидала, что свекровь сама затронет эту тему.
— Он хотел, как лучше…
— «Хотел как лучше, а получилось как всегда», — процитировала Людмила Сергеевна известное выражение и тихо рассмеялась. — Мишка всегда был упрямым. Весь в отца. Решит что-то — хоть кол на голове теши. — Она вздохнула, и её лицо на мгновение стало задумчивым, словно она вспомнила что-то давнее. — Я ему говорила, что так нельзя, что нужно с тобой посоветоваться. Но он всё твердил, что сюрприз должен быть полным.
— Сюрприз? — переспросила Настя, отставляя чашку с чаем. — Какой ещё сюрприз?
Людмила Сергеевна прикусила губу и виновато посмотрела на невестку.
— Ох, кажется, я проболталась, — она поморщилась, как нашкодивший ребёнок. — Теперь Мишка меня убьёт.
— Людмила Сергеевна, что за сюрприз? — настойчиво спросила Настя, наклоняясь ближе к свекрови. Сердце вдруг застучало быстрее, словно предчувствуя что-то важное.
Но свекровь только загадочно улыбнулась и покачала головой, седые пряди качнулись в такт движению.
— Извини, дорогая, но больше ни слова. Я и так лишнего наговорила. Пусть Миша сам всё тебе расскажет, когда придёт время.
И сколько ни пыталась Настя выпытать дополнительную информацию, Людмила Сергеевна была непреклонна. «Совсем как сын», — с улыбкой подумала Настя.
Этот разговор не давал ей покоя. В последние дни она заметила, что Миша часто куда-то отлучается после работы, возвращается поздно, а на расспросы отвечает уклончиво. «Дела», «надо уладить один вопрос», «скоро всё узнаешь» — вот и всё, что она могла от него добиться.
Однажды, когда Миша в очередной раз задерживался, Людмила Сергеевна позвала Настю к себе в комнату.
— Хочу тебе кое-что показать, — сказала она, доставая из ящика комода небольшую шкатулку, инкрустированную перламутром. Шкатулка выглядела старинной, с потёртыми уголками и затейливым узором на крышке. — Это досталось мне от моей бабушки.
Она открыла крышку, и Настя увидела старинное колье из серебра с небольшим аметистом в центре, обрамлённым крошечными жемчужинами. Украшение было лаконичным, но удивительно изящным.
— Какая красота, — выдохнула Настя, разглядывая тонкую работу старых мастеров.
— Бабушка получила его в день своей свадьбы, — рассказывала Людмила Сергеевна, осторожно поглаживая серебряные завитки. — Потом передала моей маме, та — мне. Я берегла его для особого случая, — Людмила Сергеевна осторожно достала украшение. — Хочу, чтобы оно теперь принадлежало тебе.
— Но я не могу… — запротестовала Настя, отступая на шаг. — Это ваша семейная реликвия. Вы должны передать её… не знаю, вашей дочери или внучке.
— У меня только сын, — мягко напомнила Людмила Сергеевна. — А значит, моя невестка — единственная, кто может продолжить эту традицию. Теперь ты тоже часть нашей семьи. — Она ласково улыбнулась. — И потом, это не просто подарок. Это… как бы сказать… моя благодарность.
— Благодарность? За что? — Настя была искренне удивлена. Ей казалось, что это она должна быть благодарна свекрови за её такт и доброту, за то, что она сделала их жизнь с Мишей богаче и теплее.
Людмила Сергеевна взяла Настю за руки, её ладони были сухими и тёплыми, с лёгкими мозолями от многолетней работы.
— За то, что ты не устроила скандал, когда узнала про квартиру. За то, что приняла меня в свой дом. За то, что делаешь моего сына счастливым. — Она помолчала и добавила с нежной улыбкой: — И за то, что вы скоро подарите мне внука или внучку. Мишка думает, что я не догадываюсь, но я же вижу, как вы оба светитесь в последнее время.
Настя почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Они действительно с Мишей планировали завести ребёнка в ближайшее время. Даже начали обустраивать детскую в нише гостиной — маленькую, но уютную.
— Знаете, я ведь действительно обиделась тогда, — призналась она, принимая колье из рук свекрови. — Не из-за квартиры как таковой. А из-за того, что Миша не посчитал нужным обсудить это со мной. Как будто я… не знаю, не полноценный член семьи.
— Он не со зла, — вздохнула Людмила Сергеевна. — Просто иногда он так сосредотачивается на конечной цели, что забывает о том, как важен сам путь. Такой уж у него характер. Но я знаю, что ты для него — весь мир.
Она застегнула колье на шее Насти и подвела её к зеркалу на стене. Настя увидела своё отражение — бледное лицо с растерянными глазами, тонкая шея, обрамлённая серебряной нитью с мерцающим камнем.
— Тебе очень идёт, — одобрительно заметила свекровь. — Прямо как моей бабушке в молодости. У меня даже фотография где-то есть…
Она начала рыться в ящиках, но Настя уже не слушала. Она смотрела на своё отражение и вдруг поняла, что это колье — не просто украшение. Это символ принятия её в семью, признание её важной частью жизни Миши и его матери.
Странное дело — после этого разговора с души словно камень свалился. Обида, которую она старательно прятала все эти недели, начала таять как весенний снег. Может быть, всё действительно не так плохо? Может быть, Миша просто не очень хорошо умеет выражать свои чувства и намерения?
В последующие дни Настя много размышляла об их отношениях, о том, что значат для неё семья и дом. Она поняла, что дом — это не обязательно стены, это люди, которые наполняют эти стены смехом, теплом, заботой. И в этом смысле у неё был дом, настоящий, надёжный. Была семья, которая её любила.
Однажды утром, просматривая почту, Настя заметила письмо от нотариуса. Оно было адресовано Мише, и обычно она не стала бы его открывать, но жирный штамп «Срочно» на конверте вызвал беспокойство. «Вдруг что-то важное?» — подумала она и вскрыла конверт.
Внутри был документ, подтверждающий покупку земельного участка в пригороде, в коттеджном посёлке «Сосновая горка». Имя покупателя — Михаил Сергеевич Романов, имя совладельца — Анастасия Петровна Романова. Дата регистрации — прошлая неделя.
Настя ошеломлённо смотрела на бумагу, пытаясь осмыслить информацию. Земельный участок? На её имя тоже? Что это значит?
Вечером, когда Миша вернулся с работы, она показала ему документ.
— Что это? — прямо спросила она. — Зачем нам участок земли?
Миша выглядел смущённым и одновременно раздосадованным.
— Чёрт, должны были прислать на работу, а не домой, — пробормотал он. — Это должен был быть сюрприз.
— Сюрприз? — переспросила Настя, и в её памяти всплыли слова свекрови.
— Ладно, раз уж ты всё равно узнала… — Миша вздохнул и вытащил из своей сумки папку с бумагами. — Смотри.
В папке оказались чертежи дома — двухэтажного, с просторными комнатами, террасой и даже зимним садом. На титульном листе было написано: «Проект дома для семьи Романовых».
— Я хотел рассказать тебе на нашу годовщину, — сказал Миша, наблюдая за реакцией жены. — Это будет наш дом. Я работаю над ним уже несколько месяцев.
— Но… откуда деньги? — растерянно спросила Настя, листая чертежи. — Такой дом стоит…
— Помнишь тот проект, над которым я работал сверхурочно прошлой осенью? — Миша присел рядом с ней на диван. — Заказчик был очень доволен и выплатил премию. Существенную. Я решил вложить её в наше будущее. В дом, где мы сможем растить детей, принимать гостей, стареть вместе.
Он говорил с таким энтузиазмом, что Настя не могла не улыбнуться. Вот он, её Миша — мечтатель и практик в одном лице, человек, который умел воплощать фантазии в чертежи, а чертежи — в реальность.
— А квартира? — осторожно спросила она. — Почему ты подарил её маме, вместо того чтобы продать и увеличить бюджет на строительство?
— Потому что мама всю жизнь мечтала о своём жилье, — просто ответил Миша. — И потом, я хотел, чтобы у неё была страховка. Она уже немолодая, мало ли что… А так у неё всегда будет крыша над головой. — Он помолчал и добавил тише: — И ещё я хотел, чтобы у нас с тобой было что-то совершенно новое. Не моя квартира, в которую ты переехала, а наш дом, который мы построим вместе, с нуля.
Настя смотрела на мужа с новым пониманием. Вот, значит, как обстояли дела. Он не просто отдал квартиру матери в ущерб их семье. Он планировал для них новое, лучшее будущее. Просто не сумел объяснить это правильно, вовремя.
— Мама знает? — спросила она, вспоминая намёки свекрови.
— Конечно, — улыбнулся Миша. — Я не мог скрыть от неё, она же сразу поняла, что что-то затеваю. К тому же, мне нужен был её совет по планировке. Ты же знаешь, у мамы отличный вкус.
Настя покачала головой, мысленно складывая кусочки пазла. Получалось, что всё это время, пока она переживала из-за потери квартиры, Миша и его мать готовили для неё сюрприз — новый дом, их собственный, построенный с учётом всех желаний и потребностей.
— Ты невозможный человек, Михаил Романов, — сказала она, но в её голосе не было упрёка, только нежность. — Почему нельзя было просто всё рассказать с самого начала?
— И испортить сюрприз? — Миша притворно возмутился. — Никогда!
Настя рассмеялась и прижалась к мужу. В этот момент все обиды, все недоразумения последних недель показались такими мелкими, незначительными.
Через месяц после переезда Людмилы Сергеевны, Миша вернулся с работы особенно возбуждённым.
— Собирайся, — сказал он с порога. — Мы едем за город.
— Зачем? — удивилась Настя, откладывая книгу, которую читала. — Уже вечер, скоро стемнеет.
— Доверься мне, — в глазах Миши плясали озорные искры. — Это важно.
Людмила Сергеевна, наблюдавшая эту сцену из кухни, таинственно улыбалась, помешивая что-то в кастрюле.
— Поезжайте, детки, поезжайте, — подбодрила она. — А я пока ужин приготовлю к вашему возвращению.
Настя переоделась, накинула лёгкое пальто — вечера в начале осени были уже прохладными — и они с Мишей сели в машину. Выехав за город, они свернули на небольшую просёлочную дорогу, ведущую в сторону леса.
— Куда мы едем? — в очередной раз спросила Настя, глядя, как за окном сменяются пейзажи: сначала пригород с его унылыми многоэтажками, потом поля с пожелтевшей травой, а теперь уже и лес начал обступать дорогу, окрашенный в яркие осенние цвета.
— Увидишь, — загадочно ответил Миша, не отрывая взгляда от дороги. — Мы почти приехали.
Настя вдруг поняла, куда они направляются.
— Мы едем смотреть участок? — догадалась она. — Тот самый, из документов?
— Не только участок, — улыбнулся Миша. — Там уже кое-что есть.
Ещё несколько минут петляния по лесной дороге, и они выехали к небольшому посёлку. Аккуратные домики стояли на просторных участках, окружённые соснами и берёзами. Коттеджный посёлок «Сосновая горка» оказался именно таким, как представляла себе Настя, изучая буклеты, — уютным, экологичным, с продуманной инфраструктурой.
Миша остановил машину у одного из участков, где виднелся фундамент и уже возведённые стены первого этажа дома — двухэтажного, с большими окнами и тем, что в будущем станет уютной террасой.
— Приехали, — объявил он и протянул Насте небольшую коробочку, обёрнутую в подарочную бумагу с блестящим бантом. — Это тебе.
Настя недоуменно взяла коробочку и развернула её. Внутри лежал ключ — совсем новенький, блестящий.
— Что это? — спросила она, всё ещё не понимая.
Миша широко улыбнулся, его глаза сияли от счастья.
— Это ключ от нашего нового дома. С годовщиной свадьбы, любимая.
Настя ошеломлённо смотрела то на ключ, то на недостроенный дом перед ними.
— Но… как? Когда ты успел? Я думала, строительство только начнётся…
— Я начал планировать ещё до свадьбы, — признался Миша. — Сразу после помолвки понял, что хочу построить для нас дом. Нашёл этот участок, влюбился в него с первого взгляда. Потом заказал проект, начал искать строителей… — Он говорил быстро, увлечённо, как всегда, когда рассказывал о своих проектах. — Конечно, ещё многое предстоит сделать, но основа уже есть. К весне обещают закончить все основные работы, а потом мы сами займёмся отделкой, выберем материалы, мебель…
— Так вот где ты пропадал по вечерам! — Настя начала понимать. — А квартира? Ты подарил её маме, потому что…
— Потому что мы теперь будем жить здесь, — закончил за неё Миша. — Дом оформлен на нас обоих. Чтобы ты чувствовала себя спокойно и защищённо. Чтобы у тебя — у нас — было своё место в мире.
Настя прижала руку ко рту, пытаясь сдержать нахлынувшие эмоции. Всё встало на свои места, все кусочки головоломки сложились в ясную картину.
— Ты невозможный человек, Михаил Сергеевич, — наконец выдавила она. — Мог бы просто всё рассказать, а не мучить меня неизвестностью.
— И испортить сюрприз? — он притворно возмутился. — Никогда! К тому же, я хотел, чтобы ты увидела дом своими глазами. Чертежи — это одно, а реальность — совсем другое.
Настя рассмеялась сквозь слёзы и крепко обняла мужа, вдыхая знакомый запах его лосьона после бритья, смешанный с запахом осеннего леса.
— Спасибо, — прошептала она. — Это самый лучший подарок.
— Пойдём, я покажу тебе дом, — Миша взял её за руку. — Там есть специальная комната для твоей студии. С большими окнами на восток, как ты всегда мечтала. И ещё одна — детская.