никита— Зачем ты опять с этими пирожками? — Виктор скривился, глядя на дымящееся блюдо. — Думаешь, накормишь меня, и я забуду, что твой сын опять двойку притащил?
Елена замерла с полотенцем в руках. Тесто, которое она месила с пяти утра, чтобы успеть до его прихода с ночной смены, вдруг показалось бессмысленной тратой времени. Кухонные часы тикали в тишине, отсчитывая секунды до неизбежного разговора.
— Саша исправит, — тихо сказала она, присаживаясь напротив мужа. — Математика тяжело даётся, ты же знаешь.
— Знаю, что вы оба на моей шее сидите третий год! — Виктор отодвинул тарелку. — Мне сорок лет, а что я имею? Пасынка-двоечника и жену, которая только пирожки печь умеет!
За стеной хлопнула дверь — Саша прекрасно слышал каждое слово через тонкие перегородки хрущёвки. Семь лет мальчику исполнилось месяц назад, и Елена до сих пор хранила открытку, которую Виктор подписал: «Моему лучшему пасынку». Тогда, в 1996-м, это казалось искренним.
Они познакомились на заводском празднике. Елена работала в медпункте, Виктор — в цехе. Ей — двадцать шесть, одинокая мать с сыном после неудачного брака с Андреем. Ему — сорок, вдовец, серьёзный и надёжный. Он приносил ей шоколадки во время дежурств, встречал после смены, говорил, что такая женщина заслуживает заботы.
— Ты чего это носишься с этими пирожками, как с писаной торбой? — спросила тогда мать, Ольга Петровна, наблюдая, как дочь готовится к первому визиту Виктора домой. — Смотри, Леночка, мужчины после сорока как дети — либо золотые, либо испорченные насквозь.
Елена только отмахнулась. После того как Андрей ушёл, оставив её с младенцем на руках, ей хотелось верить, что второй шанс будет удачным.
— Мам, ты чего? — Саша заглянул на кухню, когда Виктор ушёл в комнату. — Опять из-за меня?
Мальчик был худеньким, с серьёзными глазами, наблюдательный не по годам. Он старательно обходил Виктора, чтобы лишний раз не попадаться на глаза.
— Всё хорошо, зайчик, — Елена потрепала сына по волосам. — Давай позанимаемся математикой, чтобы в следующий раз пятёрку принести?
Вечерами, когда Виктор уходил на смену, они с Сашей чувствовали себя свободнее. Елена помогала с уроками, рассказывала сказки, а иногда они просто сидели на кухне и разговаривали.
— Почему ты его терпишь? — спросил как-то Саша.
Елена не нашлась с ответом. Действительно — почему? Сначала из благодарности, потом из привычки, теперь… теперь из страха остаться одной с ребёнком в стране, где всё рушилось и менялось каждый день.
Виктор ужесточал хватку постепенно. Сначала это были невинные просьбы отчитываться о покупках, потом — требования показывать чеки. К 1998 году, когда грянул дефолт, и деньги превратились в бумажки, контроль стал тотальным.
— Ты купила ему куртку за сто двадцать тысяч? — Виктор тряс в руке ценник, найденный в кармане новой куртки Саши. — Ты в своём уме? На моём заводе люди за месяц меньше получают!
— Это была распродажа, Витя. И я добавила свои, — тихо ответила Елена, но Виктор уже не слушал.
— Вернёшь деньги. Все до копейки. Иначе выметайтесь оба, — он швырнул ценник ей под ноги.
Той ночью Елена не спала. Откуда ей взять такие деньги? В больнице, где она работала медсестрой, зарплату задерживали месяцами.
— Чего не спишь? — Саша босиком прошлёпал на кухню, где она сидела у окна. — Давай уйдём от него, мам.
Мальчишке было всего девять, но в его глазах читалась решимость взрослого человека.
— Куда, сынок? — грустно улыбнулась Елена. — На какие шиши?
— Дядя Коля говорил, что поможет, если что, — серьёзно произнёс Саша.
Дядя Коля — Николай — был давним другом Елены. Они учились в одной школе, и он тайно был влюблён в неё с восьмого класса. Когда Виктор появился в её жизни, Николай отступил, но продолжал навещать их, привозил Саше книги и игрушки.
— Нет. Мы справимся сами, — решительно сказала Елена. — Иди спать.
На следующий день после работы она зашла в сберкассу и подала заявление на кредит. Затем обзвонила знакомых в поисках съёмной квартиры.
— Ты серьёзно решилась? — Николай встретил её у больницы, когда она выходила с вечерней смены. — Может, я помогу хоть чем-то?
— Поможешь вещи перевезти? — она впервые за долгое время улыбнулась.
Они действовали быстро. В субботу, когда Виктор ушёл на рыбалку с друзьями, Николай подогнал машину к подъезду. За два часа они собрали самое необходимое — одежду, посуду, школьные вещи Саши.
— Куда это вы собрались? — голос Виктора застал их врасплох. Он стоял в дверях с удочками. — Никто никуда не поедет.
— Дядя Коля! — крикнул Саша, выбегая из своей комнаты. — Мы готовы!
— В чём дело, Лена? — Виктор шагнул вперёд, его лицо потемнело. — Решила сбежать, не вернув долг?
— Какой долг, Витя? То, что ты содержал семью? — впервые за три года она посмотрела ему прямо в глаза. — Так это нормально, когда люди живут вместе. Я тоже работала, готовила, стирала, убирала…
— Не ори на маму! — Саша встал между ними, маленький, но решительный.
Виктор отступил, его взгляд метнулся от Елены к Николаю:
— А, понятно всё. Нашла замену? И давно это у вас?
— Прекрати, — устало сказала Елена. — Мы уходим. А это, — она достала из кармана конверт, — деньги за куртку. До копейки. Сдачи не надо.
Она положила конверт на тумбочку и взяла Сашу за руку:
— Пойдём, сынок.
— Что ты чувствуешь? — спросил Николай, когда они ехали по вечернему городу.
— Что очень устала, — честно ответила Елена. — И что всё только начинается.
Начиналось действительно многое. Развод, который Виктор пытался затянуть, но в итоге согласился, увидев решимость Елены. Новая квартира, где они с Сашей привыкали к свободе и тишине. Работа, где она взяла дополнительные дежурства, чтобы погасить кредит.
Николай помогал, не навязываясь. Приносил продукты, когда знал, что им тяжело, сидел с Сашей, когда у Елены были ночные смены, чинил то, что ломалось в квартире.
— Почему ты всё это делаешь, Коля? — спросила она однажды, когда они сидели на кухне после того, как Саша уснул.
— Потому что люблю тебя, — просто ответил он. — С восьмого класса. Но если тебе нужен только друг, я буду другом.
Елена долго молчала. Потом тихо сказала:
— Знаешь, я начинаю думать, что мне нужно больше, чем друг. Но я боюсь ошибиться снова.
— А я никуда не тороплюсь, — улыбнулся Николай. — Мне тридцать лет, я подожду, сколько нужно.
Весной 2000 года, когда страна выбирала нового президента и казалось, что жизнь налаживается, они расписались. Николай предложил это Саше, и мальчик сам спросил у мамы:
— Почему бы вам не пожениться? Дядя Коля же хороший.
Свадьба была скромной — регистрация и небольшой ужин дома, куда пригласили самых близких. Ольга Петровна, увидев, как Николай смотрит на её дочь, шепнула:
— Вот этот — золотой. Сразу видно.
Елена не загадывала далеко. Она научилась жить сегодняшним днём, ценить моменты покоя и радости. Саша пошёл в пятый класс, стал лучше учиться. Без постоянного напряжения и страха это оказалось гораздо проще.
Виктор иногда звонил, пытаясь то вернуть её, то упрекнуть. Но с каждым разом его голос звучал всё более чужим и далёким, пока однажды Елена не обнаружила, что больше не боится этих звонков.
— О чём думаешь? — Николай обнял её, когда они стояли на балконе, глядя на весенний город.
— О том, что иногда нужно набраться смелости и уйти, чтобы начать что-то новое, — ответила она, опираясь на его плечо. — И о том, что пирожки я буду печь только по праздникам. Потому что хочу, а не потому, что должна кого-то задобрить.
Он рассмеялся и крепче прижал её к себе. В квартире спал Саша, завтра ему нужно было идти в школу. Впереди было лето, отпуск и целая жизнь — непредсказуемая, сложная, но свободная. Их собственная жизнь.
Прошло шесть лет. Саша заканчивал школу, готовился к поступлению в техникум. Они с Николаем иногда разбирали вместе сложные задачи по физике, и мальчишка всё чаще называл его «папа».
Елена смотрела на них, сидящих за столом с учебниками, и думала, что счастье — это не отсутствие проблем, а присутствие тех, с кем эти проблемы можно решать, не боясь осуждения или упрёков.
— Мам, ты чего улыбаешься? — Саша поймал её взгляд.
— Просто так, — ответила она. — Печенье будете?
— А пирожки? — шутливо спросил Николай.
— Пирожки — на праздник, — улыбнулась Елена. — Сегодня не праздник, просто хороший день.
Таких дней было всё больше. Не безоблачных — разных. Но тех, которые хотелось проживать с благодарностью, а не с затаённым страхом. И этого было более чем достаточно.