никита— Галя, ты меня слышишь? Задержка по техническим причинам, — треснул голос из телефонной трубки. — Пенсия поступит через неделю, может, полторы.
Галина Тимофеевна медленно положила трубку на старый аппарат и посмотрела на пустой холодильник. Внутри болталась одинокая баночка горчицы да остатки вчерашнего хлеба.
— Илюшенька! — позвала она, но из комнаты внука доносились только звуки стрельбы и взрывов из компьютерной игры.
Она подошла к двери и постучала.
— Внучек, можно зайти?
— Щас, бабуль, через пять минут! Тут рейд важный!
Галина Тимофеевна отошла на кухню и достала из серванта старую шкатулку. Там лежали последние триста рублей, отложенные на лекарства. Пересчитала купюры дрожащими пальцами — хватит максимум на три дня, если экономить.
Звуки из комнаты внука стихли, и он наконец вышел на кухню в помятой футболке.
— Чего хотела, бабуль?
— Да так, внучек. Скажи, а у тебя как дела? С деньгами-то?
Илья пожал плечами и открыл холодильник.
— Нормально. Отец на карточку переводит. А что, опять за коммуналку дёргают?
— Нет-нет, что ты! Просто так спросила, — быстро замахала руками Галина Тимофеевна. — Ты кушать будешь? Могу котлетки пожарить.
— Не, бабуль. Пиццу сейчас закажу. У меня турнир через час, готовиться надо.
Он достал телефон и углубился в экран. Галина Тимофеевна смотрела на него и не решалась сказать, что котлет-то нет. И денег на них тоже.
— Илюша, а может, не будем пиццу заказывать? Дорого же.
— Бабуль, не парься. Я же не каждый день заказываю. Раз в неделю можно.
Он набрал номер доставки и заказал большую пиццу за восемьсот рублей. Галина Тимофеевна присела на табуретку — у неё закружилась голова. Восемьсот рублей! Больше половины от того, что у неё осталось.
— А тебе кусочек оставлю, — добродушно сказал Илья и вернулся к компьютеру.
Когда приехала доставка, он расплатился картой и принёс коробку на кухню. Съел половину пиццы, остальное сунул в холодильник и снова ушёл играть.
Галина Тимофеевна долго смотрела на коробку. Желудок скрутило от голода — она ничего не ела с утра, кроме чая с сахаром. Но взять чужое… Это же внук купил для себя.
Она достала из серванта старую тетрадь — свой дневник, который вела ещё с молодости. Последняя запись была месячной давности. Взяла ручку и стала писать:
«15 октября. Илья заказал пиццу за 800 рублей. Я три дня ем только хлеб с чаем. Не могу попросить денег — стыдно. Он думает, что у меня всё хорошо, а я боюсь расстроить мальчика. Завтра пойду к соседке Зине, может, она рублей сто одолжит…»
На следующий день Галина Тимофеевна постучалась к соседке Зинаиде Петровне. Та открыла дверь в халате, с бигудями на голове.
— Галка! Чего так рано? Ещё и девяти нет.
— Зиночка, прости, что беспокою. Тут такое дело…
Галина Тимофеевна мялась на пороге, не зная, как начать.
— Заходи уж, раз пришла. Чай будем пить?
— Да не надо, спасибо. Зина, можешь сто рублей до пенсии одолжить? Пенсию задержали, а продукты кончились.
Зинаида Петровна нахмурилась:
— Галь, да у меня самой кот наплакал! Вчера внуку на день рождения последнее отдала. А у тебя что, Илья не помогает?
— Он студент, сама понимаешь. Отец ему на учёбу переводит, не хочу мальчика напрягать.
— Ну ты даёшь! Живёт у тебя нахаляву, жрёт твою еду, а помочь не может?
— Зина, не говори так! Он хороший мальчик, просто…
— Просто эгоист, как все молодые! Галка, ты его совсем разбаловала.
Галина Тимофеевна поспешно попрощалась и вернулась домой. В прихожей её встретил запах пиццы — Илья разогревал остатки на завтрак.
— Бабуль, а где ты была?
— К Зине заходила, проведать.
— А чего ты такая грустная? Заболела?
Она посмотрела на внука — он жевал пиццу и листал телефон одновременно. На экране мелькали какие-то игровые персонажи.
— Нет, что ты. Просто устала немного.
— Тогда отдыхай. А я пошёл, тренировка у команды.
Илья допил кофе и ушёл в комнату собираться. Галина Тимофеевна открыла дневник и дописала вчерашнюю запись:
«Зина сказала правду — я его разбаловала. Но как же мне сказать? Он ведь думает, что я справляюсь. А я боюсь показаться жалкой старухой, которая клянчит у внука деньги на хлеб…»
Желудок снова болезненно сжался. Она заварила себе крепкий чай с сахаром — может быть, это хоть немного заглушит голод.
Прошло три дня. Галина Тимофеевна похудела, лицо осунулось, но Илья ничего не замечал. Он уходил на учёбу, возвращался, играл до поздна. Иногда заказывал еду, иногда готовил себе яичницу или макароны.
— Бабуль, а ты чего не ешь со мной? — спросил он вечером, наматывая на вилку спагетти.
— А я не голодная, внучек. Возраст, знаешь, аппетит не тот.
— Ну да, пожилые же мало едят, — равнодушно кивнул Илья.
Галина Тимофеевна отвернулась к окну. В желудке урчало так громко, что она боялась — внук услышит.
На четвёртый день она совсем ослабела. Попыталась встать с кровати и закружилась голова. Села, подождала, снова попробовала — ноги подкашивались.
— Илюшенька! — позвала она тихо.
Никто не отозвался. Парень ушёл ещё утром, сказал что-то про важную лекцию. Галина Тимофеевна доползла до кухни и заварила сладкий чай. Руки тряслись, когда она подносила чашку ко рту.
В холодильнике обнаружился кусочек сыра, который Илья, видимо, забыл. Она долго смотрела на него, потом всё-таки взяла и съела. Сразу стало легче.
Вечером внук вернулся в приподнятом настроении.
— Бабуль, представляешь, нас команду на областной турнир взяли! Правда, взнос надо заплатить — три тысячи. Но это же круто!
— Три тысячи? — прошептала Галина Тимофеевна.
— Ага! Отцу сейчас напишу, пусть переведёт. А ты как, нормально себя чувствуешь? Что-то ты бледная.
— Да так, давление скачет. Возраст, сам понимаешь.
Илья кивнул и уткнулся в телефон, строча сообщение отцу. Галина Тимофеевна смотрела на него и думала: «Три тысячи… А у меня осталось рублей пятьдесят.»
Ночью она не могла уснуть от голода. Встала, прошла на кухню и открыла дневник:
«19 октября. Четвёртый день почти ничего не ем. Взяла у Илюши кусочек сыра — стыдно до ужаса. Но иначе упала бы в обморок. Он просит у отца три тысячи на турнир, а я не могу попросить и трёх сотен на еду. Что со мной не так? Почему я стала такой жалкой?»
Руки дрожали, когда она писала. В животе было такое пустое, болезненное ощущение, что хотелось выть.
— Бабуль, ты чего не спишь?
Илья стоял в дверях в трусах и футболке, сонно потирая глаза.
— Воды попить вышла, внучек. Спи, спи.
— Точно всё нормально? Может, врача вызвать?
Она посмотрела на его обеспокоенное лицо. Вот оно — сейчас самое время всё рассказать. Но слова застряли в горле.
— Нет, что ты. Просто жарко было. Иди спать.
Илья пожал плечами и ушёл. А Галина Тимофеевна осталась сидеть на кухне, обхватив руками пустой желудок.
На пятый день Галина Тимофеевна не смогла встать с постели. Голова кружилась так сильно, что перед глазами плыли чёрные круги. Она лежала и слушала, как Илья возится на кухне — готовит себе завтрак.
— Бабуль! — крикнул он. — Ты вставать будешь? Уже одиннадцать!
— Полежу ещё немного, внучек. Голова болит.
— Может, таблетку выпить?
— Уже выпила. Иди, не опаздывай.
Илья хлопнул входной дверью, и в квартире стало тихо. Галина Тимофеевна закрыла глаза и попыталась заснуть, чтобы не думать о еде. Но желудок крутило и сводило так, что спать было невозможно.
Часа через два зазвонил телефон. Она кое-как добралась до прихожей.
— Алло?
— Мамочка, это Андрей. Как дела? Как Илья?
Голос сына. Галина Тимофеевна крепче сжала трубку.
— Андрюшенька! Всё хорошо, сыночек. Илья учится, стараетсяв универе.
— А у самой как? Что-то голос слабый.
— Да так, простыла немного. Ничего страшного.
— Слушай, мам, я тут подумал… Может, Илье пора съезжать? Он же взрослый уже, пусть самостоятельность развивает. А то сидит у тебя на шее…
— Что ты такое говоришь! — воскликнула Галина Тимофеевна. — Какая шея! Он мне помогает, компанию составляет. Мне с ним хорошо!
— Ну ладно, ладно. Как знаешь. Кстати, он просил денег на какой-то турнир. Я уже перевёл.
— Правильно сделал. Мальчик талантливый, пусть развивается.
— Мам, а тебе помощь нужна? Может, денег подкинуть?
Галина Тимофеевна замерла. Вот он — момент, когда можно всё рассказать. Сказать, что пенсию задержали, что она голодает уже пятый день, что готова упасть в обморок.
— Не надо, сыночек. У меня всё есть. Не трать деньги.
— Точно?
— Точно-точно. Береги семью свою.
Когда разговор закончился, Галина Тимофеевна рухнула на диван и заплакала. Плакала долго, навзрыд, как в детстве. Потом взяла дневник и стала писать дрожащей рукой:
«Андрей звонил. Предлагал денег. Я отказалась. Зачем? Почему я не могу попросить помощи даже у собственного сына? Что со мной происходит? Я превратилась в гордую дуру, которая готова умереть от голода, но не скажет правду. Илья думает, что я ем, Андрей думает, что у меня всё хорошо. А я тихо исчезаю, как старая ненужная вещь…»
Рука соскользнула, и она размазала чернила. Страница стала мокрой от слёз.
Вечером Илья вернулся радостный — деньги на турнир пришли. Он заказал суши, чтобы отметить.
— Бабуль, хочешь попробовать? Тут такие вкусные роллы!
Галина Тимофеевна лежала на диване, укрытая пледом. Запах рыбы и риса сводил с ума, но она покачала головой:
— Не хочу, внучек. Желудок болит.
— Может, всё-таки врача? Ты уже второй день не ешь ничего.
— Второй день? — переспросила она слабым голосом.
— Ну да. Вчера тоже отказывалась от еды. И позавчера тоже. Бабуль, а когда ты вообще последний раз нормально ела?
Илья вдруг замолчал и внимательно посмотрел на неё. Потом встал и открыл холодильник.
— Бабуль, а почему тут вообще ничего нет? Только мои остатки и горчица?
Галина Тимофеевна закрыла глаза. Всё. Больше не может притворяться.
— Илюшенька, — прошептала она. — Пенсию задержали. Уже неделю как.
Внук присел рядом с ней на диван. Лицо у него стало серьёзным.
— И что это значит?
— А то и значит. Денег нет.
— Совсем?
— Совсем.
Илья молчал минуту, переваривая информацию.
— А почему ты мне не сказала?
— Не хотела расстраивать. Ты учишься, у тебя турнир… Думала, сама справлюсь.
— Бабуль, а ты что, голодаешь?
Она кивнула, не открывая глаз. Илья встал, прошёлся по комнате, потом резко развернулся:
— А я, как дурак, суши заказываю! А ты лежишь голодная!
— Ты не виноват, внучек. Я же не сказала.
— Да как же так можно! — взорвался Илья. — Я же не монстр какой-то! Я бы поделился!
Илья метался по комнате, хватаясь за голову.
— Бабуль, да что же ты молчала! Я же мог… я же должен был заметить!
Он подбежал к ней, сел на корточки рядом с диваном.
— Слушай, а у меня на карте есть деньги. Отец перевёл на турнир, но ладно с ним! Сейчас поедем в магазин, накупим всего!
— Илюшенька, не надо. Это твои деньги, на учёбу.
— Да какая учёба! — Он схватил её за руки. — Бабуль, ты что, с ума сошла? Ты же голодаешь!
Галина Тимофеевна посмотрела на внука. В его глазах стояли слёзы.
— Ты не сердишься?
— На кого сердиться? На себя сержусь! Как я мог не заметить? Живу тут, жру твою еду, а ты…
— Не твою еду, а мою, — слабо улыбнулась она. — Просто её не было.
Илья вскочил и начал одеваться.
— Всё, сейчас еду в магазин. Ты что больше всего любишь? Творожок? Молочко? Мясо для котлет?
— Да всё люблю, внучек. Я же пять дней почти ничего…
— Пять дней?! — Он остановился, застёгивая куртку. — Бабуль, ты пять дней голодала, а я не заметил?
Она кивнула. Илья подошёл и обнял её.
— Прости меня, пожалуйста. Я такой эгоист.
— Ты не эгоист, милый. Ты просто молодой. В твоём возрасте люди живут своими делами, это нормально.
— Нет, не нормально! — Он отстранился и посмотрел ей в глаза. — Теперь всё будет по-другому. Договорились?
Через час Илья вернулся с огромными пакетами. Он накупил творога, молока, хлеба, мяса для котлет, картошки, яблок.
— Давай сначала молочка попьёшь, а то желудок пустой.
Галина Тимофеевна пила молоко маленькими глотками, а Илья суетился рядом, готовя ей бутерброд с маслом и сыром.
— Не спеши, бабуль. По чуть-чуть, а то желудок отвыкнуть успел.
Она жевала хлеб и не могла поверить, что это происходит наяву. Внук резал помидоры, варил яйца, грел суп.
— А теперь садись за стол, как полагается, — сказал он торжественно. — Будем ужинать вместе.
Когда она поела, он достал дневник, который лежал на столе.
— А это что?
— Мой дневник. Я всю жизнь веду.
— Можно почитать? Что ты про эти дни писала?
Галина Тимофеевна кивнула. Илья открыл последние страницы и читал молча. Потом закрыл тетрадь и обнял бабушку.
— Ты больше никогда так не делай. Слышишь? Если что-то случится — сразу говори мне. Я же не чужой.
— Хорошо, внучек.
— А завтра пойдём в собес, разберёмся с пенсией. И вообще, теперь мы команда. Да?
Галина Тимофеевна кивнула, не в силах говорить. А Илья взял ручку и дописал в её дневнике:
«22 октября. Бабуля, прости меня за то, что я был слепым. Теперь я буду о тебе заботиться, как ты заботилась обо мне. Твой внук Илья.»
Она прочитала и улыбнулась сквозь слёзы. Впервые за много дней — от счастья.