никитаОктябрьский ветер гнал по улицам опавшие листья, когда Анна Петровна вышла из женской консультации. Прижимая к груди сумочку, словно защищаясь от порывов ветра, она медленно брела по тротуару, не замечая ни прохожих, ни машин, ни мигающего светофора. В голове крутилась одна и та же мысль: «Как же так? В сорок семь…»
Присев на скамейку в сквере, она достала телефон. Пальцы дрожали, когда она пыталась набрать номер мужа, но в последний момент передумала. Нет, такое нельзя говорить по телефону.
— Господи, что же делать? — прошептала она, глядя на падающие листья.
Воспоминания нахлынули внезапно. Вот она, молодая мама, держит на руках новорожденного Андрюшку. Какой же он был крохотный! А вот уже и Мариночка появилась — папина принцесса с золотистыми кудряшками. Теперь Андрей — высокий, серьёзный студент, а Марина… Анна Петровна тяжело вздохнула. С дочерью в последнее время было особенно трудно.
В сумочке завибрировал телефон. «Мама, где ты? Обед остывает!» — сообщение от Марины было привычно раздражённым. Анна Петровна поднялась со скамейки. Пора домой.
Квартира встретила её запахом жареной картошки и привычным шумом работающего телевизора.
— Мам, ты где ходишь? — Марина выглянула из своей комнаты, не отрываясь от телефона. — Я есть хочу.
— Иду, милая, — Анна Петровна сняла пальто, стараясь унять дрожь в руках. — А папа где?
— Где обычно — в гараже со своей машиной возится.
Анна Петровна прошла на кухню. Надо собраться с мыслями. Как им всё рассказать? Может, сначала Мише? Нет, лучше всем сразу. Семья всё-таки.
Вечером, когда все собрались дома, она решилась. Позвала всех в гостиную, где столько лет назад они отмечали новоселье, где выросли её дети, где каждая вещь хранила память о счастливых моментах их жизни.
— Миша, дети, мне нужно вам кое-что сказать, — голос предательски дрогнул.
Марина закатила глаза: — Мам, только давай без драмы. У меня через час онлайн-встреча с подругами.
— Подожди, доча, — Михаил присел на диван. — Говори, Ань.
Анна Петровна набрала воздуха, словно перед прыжком в холодную воду: — У нас будет ребёнок.
Тишина. Такая оглушительная, что стало слышно тиканье старых часов на стене. Марина первой нарушила молчание:
— Что?! Ты издеваешься? Тебе же… сколько там? Почти полтинник!
— Марина! — одёрнул её отец, но дочь уже было не остановить.
— Что «Марина»?! Вы в своём уме? Я в школе учусь, а вы… Господи, как стыдно-то! Что я подругам скажу? «А у меня мама беременная, представляете?»
Андрей молчал, но его взгляд говорил больше любых слов. Холодный, отстранённый, чужой.
— Мам, — наконец произнёс он тихо, — ты же понимаешь, что это… ну… неразумно? В твоём возрасте риски…
— Что значит «в твоём возрасте»? — вспыхнула Анна Петровна. — Я здорова, врачи…
— Врачи! — перебила Марина. — А ты о нас подумала? О том, как мы с этим жить будем? Когда все будут пальцем показывать?
Михаил встал: — Так, все замолчали. Немедленно.
Но было поздно. Марина, хлопнув дверью, убежала в свою комнату. Андрей, пробормотав что-то про учёбу, тоже ушёл. Анна Петровна осталась сидеть на диване, чувствуя, как по щекам катятся слёзы.
Михаил сел рядом, обнял её за плечи: — Не плачь, Анюта. Они привыкнут. Должны привыкнуть.
— А ты? — она подняла на него заплаканные глаза. — Ты что думаешь?
Он помолчал, потом улыбнулся: — А что тут думать? Будем растить. Не первый раз, справимся.
В эту ночь Анна Петровна долго не могла уснуть. За стеной слышалась приглушённая музыка из комнаты Марины, внизу кто-то громко разговаривал, проезжающие машины освещали потолок всполохами фар. Рука невольно легла на живот. Там, внутри, зарождалась новая жизнь. Неожиданная, непрошеная, но уже такая родная.
«Ничего, — думала она, — прорвёмся. Не может быть, чтобы собственные дети не поняли, не приняли. Время всё расставит по местам.»
Она не знала, что время работает против неё. Что каждый день будет приносить новые испытания, новую боль. Что семья, которую она так старательно берегла все эти годы, начнёт рассыпаться, как карточный домик. И что самый страшный удар нанесёт тот, от кого она ждала этого меньше всего…
Тошнота подступила внезапно, как всегда по утрам. Анна Петровна едва успела добежать до ванной, склонилась над раковиной. Долго плескала в лицо холодной водой, пытаясь прийти в себя. Зеркало отразило измученное лицо — бледное, с темными кругами под глазами. «И это только начало,» — пронеслось в голове. Попыталась улыбнуться своему отражению: «Ничего, не привыкать. С Андрюшкой тоже так мучилась первые месяцы. Ничего, всё проходит и это пройдет…»
На кухне было пусто — Михаил уже уехал на работу, дети ещё спали. Она механически готовила завтрак, когда появилась заспанная Марина.
— Доброе утро, доченька, — попыталась улыбнуться Анна Петровна.
Марина демонстративно отвернулась, достала из холодильника йогурт.
— Я тебе омлет приготовила…
— Не хочу я твой омлет! — Марина швырнула ложку в раковину. — И вообще ничего от тебя не хочу! Как ты могла? Тебе что, нас мало было?
— Мариночка…
— Не называй меня так! — В глазах дочери блеснули слёзы. — Ты всё испортила! Всё!
Хлопнула входная дверь — это Андрей вернулся с утренней пробежки. Он молча прошёл мимо них, но Марина успела крикнуть:
— Андрей! Скажи ей! Скажи, что она не должна рожать!
Брат остановился в дверях кухни: — Марин, успокойся. Это её решение.
— Её?! А мы? Мы тут вообще никто, да?
Анна Петровна почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Нет, только не сейчас…
— Мам, — Андрей говорил тихо, но твёрдо, — я вчера почитал статистику. В твоём возрасте риск патологий…
— Хватит! — она сама не узнала свой голос. — Я всё решила. И точка.
— Ну и пожалуйста! — Марина схватила рюкзак. — Только не жди, что я буду нянчиться с этим… этим…
Она не договорила, выбежала из квартиры. Анна Петровна опустилась на стул, закрыв лицо руками.
Дни потекли как в тумане. Марина почти перестала разговаривать с родителями, запиралась в комнате, пропускала уроки. Андрей старался держаться нейтрально, но его отстранённость ранила не меньше, чем истерики сестры.
Однажды вечером, вернувшись с работы, Анна Петровна застала дома неожиданную картину: на кухне сидели Андрей и его девушка Лена, о существовании которой родители знали только по редким упоминаниям сына.
— Здравствуйте, Анна Петровна, — Лена встала, протягивая руку. — А мы вот решили зайти…
— Очень приятно, — машинально ответила Анна Петровна, отмечая короткую юбку девушки и яркий макияж.
— Мам, — Андрей смотрел куда-то мимо неё, — мы с Леной решили пожить вместе. Я перееду к ней.
— Что? Но… почему?
— Потому что так будет лучше. Для всех.
— Для кого — всех? — В глазах защипало. — Андрюша, сынок…
— Не начинай, мам. Я уже взрослый. И… я не могу здесь больше. Просто не могу.
Лена победно улыбнулась, взяла его под руку: — Пойдём, милый. Нам ещё вещи собирать.
Когда они ушли, Анна Петровна долго сидела в темноте, глядя в окно. Где она ошиблась? Когда упустила детей? Почему новость, которая должна была принести радость, разрушает её семью?
Михаил пытался поддерживать жену как мог, но и ему приходилось нелегко. На работе начались проблемы, он всё чаще задерживался допоздна, а возвращался с запахом алкоголя.
— Прости, Анюта, — говорил он, целуя её в макушку. — Устал просто. Всё наладится, вот увидишь.
Но ничего не налаживалось. Марина начала прогуливать школу, связалась с какой-то сомнительной компанией. Однажды её привели домой соседи — пьяную, растрёпанную.
— Вот полюбуйтесь на свою дочь, — сказала соседка с плохо скрываемым злорадством. — В парке на скамейке нашли.
Анна Петровна уложила дочь спать, а сама просидела у её кровати до утра, вспоминая, как точно так же сидела здесь пятнадцать лет назад, когда маленькая Мариночка болела ангиной.
А потом случилось то, чего Анна Петровна боялась больше всего. Марина узнала, что мать ходит в женскую консультацию недалеко от её школы…
В тот день Анна Петровна возвращалась от врача в приподнятом настроении — УЗИ показало, что будет мальчик. Она специально выбрала время после уроков Марины, чтобы не столкнуться с дочерью около школы. Но судьба распорядилась иначе.
Марина стояла у подъезда с какой-то компанией. Увидев мать, она побледнела, потом покраснела: — Ты что, следишь за мной?
— Нет, я просто…
— Врёшь! — Марина подскочила к матери. От неё пахло сигаретами. — Ты специально ходишь сюда, чтобы позорить меня перед всеми!
— Доченька, успокойся…
— Не называй меня так! — Марина оглянулась на притихших друзей. — Вы видите? Это моя мать! Старая, жирная, а туда же — решила родить!
— Марина, пойдём домой, — Анна Петровна попыталась взять дочь за руку.
То, что произошло дальше, случилось как в замедленной съёмке. Марина с силой оттолкнула мать. Анна Петровна пошатнулась, руки инстинктивно потянулись к животу, защищая, оберегая… Но было поздно — затылок встретился с холодным металлом перил. Резкая вспышка боли, и мир перед глазами поплыл черными пятнами. А потом пришла другая боль — внизу живота, такая острая, что перехватило дыхание. Она медленно осела на холодный асфальт, и последнее, что увидела — искаженное ужасом лицо дочери и чьи-то руки, пытающиеся её удержать…
Очнулась она уже в больнице. Первое, что увидела — заплаканное лицо Михаила. Он держал её за руку и что-то говорил, но слова доносились как сквозь вату.
— Миша… ребёнок? — прошептала она пересохшими губами.
Муж отвернулся, и этот жест сказал ей больше любых слов. Она закрыла глаза, чувствуя, как внутри что-то окончательно надломилось.
Врачи говорили что-то про обширное кровоизлияние, про то, что сделали всё возможное… Она не слушала. Лежала, отвернувшись к стене, и молчала. День за днём, в тишине и пустоте.
Марину к ней не пускали — девочка находилась под следствием. В протоколах и справках случившееся называли казенными словами — про причинение вреда здоровью, про наступление смерти. Будто и не было там ни матери, ни дочери, ни крошечной души, так и не увидевшей свет. Седой адвокат в потертом костюме все бубнил что-то успокаивающее — мол, Марина несовершеннолетняя, мол, раскаялась, не хотела она этого… Как будто это могло что-то исправить.
Когда через две недели Анна Петровна переступила порог больницы, медсестры не узнали в этой седой измученной женщине ту, что поступила к ним недавно. Осунувшееся лицо, потухший взгляд, морщины, которых будто не было еще месяц назад. В зеркало она старалась не смотреть — оттуда глядела чужая постаревшая женщина.
Дома её встретила тишина: Михаил был на работе, Марина — под домашним арестом у бабушки, Андрей не появлялся с того самого дня.
Вечером пришёл Михаил. От него пахло спиртным.
— Прости меня, Анюта, — он опустился перед ней на колени. — Я должен был… должен был защитить тебя. Вас обоих.
Она молча гладила его поседевшую голову. Внутри была только пустота.
Время шло. Михаил пил всё больше. Однажды он не вернулся с работы. Его нашли через неделю — в промзоне на окраине города, замёрзшего насмерть.
Марину суд приговорил к условному сроку и принудительному лечению у психиатра. Она жила у бабушки, в школу не ходила — брала уроки на дому. При редких встречах с матерью молчала, только плакала, размазывая тушь по щекам.
Андрей изредка звонил, говорил какие-то правильные слова о том, что надо жить дальше. Однажды сообщил, что они с Леной ждут ребёнка. Анна Петровна поздравила его и долго потом сидела у окна, глядя на падающий снег.
В их некогда шумной квартире поселилась тишина. По ночам Анна Петровна иногда слышала детский плач — то ли из соседних квартир, то ли из своих снов. Она доставала спрятанную глубоко в шкафу крошечную распашонку — единственное, что успела купить для так и не родившегося сына — и плакала, уткнувшись в неё лицом.
Весной Марина попыталась вернуться домой. Стояла у порога, комкая в руках школьный рюкзак: — Мама, можно… можно я буду жить дома?
Анна Петровна молча обняла дочь. Они долго стояли в прихожей, плача и крепко прижавшись друг к другу, будто пытаясь срастить разорванную когда-то нить между матерью и дочерью.
Жизнь медленно, со скрипом, начинала налаживаться. Марина готовилась к экзаменам, подолгу занималась на кухне с репетиторами. Андрей изредка заходил с маленькой дочкой — своей копией, носящей имя Анна.
Каждое воскресенье Анна Петровна ходила на кладбище — к двум могилам. На одной было имя мужа, на другой — только даты и надпись «Мой неродившийся сын». Она приносила цветы, подолгу разговаривала с ними, рассказывая о том, как меняется жизнь, как растёт внучка, как Марина поступила в медицинский — «Представляешь, Миша, она хочет стать детским врачом…»
А по ночам ей иногда снился маленький мальчик с папиными глазами и её улыбкой. Он бегал по залитому солнцем лугу и звал её: «Мама! Мамочка!» Она пыталась догнать его, но просыпалась с мокрыми от слёз щеками.
Говорят, время лечит. Но есть раны, которые не заживают никогда. Они просто покрываются тонкой плёнкой повседневности, готовой в любой момент треснуть от неосторожного прикосновения, от случайного воспоминания, от детского смеха за окном…
В их семейном альбоме есть одна особенная страница. Там — снимок УЗИ, на котором едва различим крошечный силуэт. Рядом — засушенный цветок и больничный браслет. И надпись, сделанная дрожащей рукой: «Прости нас, малыш. Мы так тебя ждали…»