– Какие планы на майские праздники, Оля? – спросила меня тетя Люда, позвонив накануне.
Невольно бросила взгляд за окно, за которым набрала цвет старая кустистая сирень, белым кипением оделись яблони, отцветала ранняя вишня – красота, теплынь!
– Поедем в деревню, там отпразднуем, отдохнем. Столько дней дожди и холод, и вот, наконец, распогодилось! – честно ответила я, не ожидая подвоха.
– Хорошая мысль! Ладно, я побежала котлеты жарить, мужу привет передавай! – прощебетала тетка, и сбросила вызов.
Я только плечами пожала – и чего, спрашивается, звонила?
Когда мы только решили оставить тот деревенский дом, это был целый квэст.
Он принадлежал моей бабушке, Клавдии Ивановне.
Имея трех дочерей, убежденных горожанок во взрослом возрасте, бабуля ни в какую не соглашалась перебраться из своего деревенского дома в каменные многоэтажки.
– Мам, ну, что ты вцепилась в эту деревню? Ты совсем одна здесь, а ведь не молодеешь! – уговаривала бабу Клаву моя мама, которая искренне за нее переживала. – Переезжай к нам, муж не против будет, только рад. А ты под присмотром на старости поживаешь.
– И с ума сойду в четырех стенах! – отрезала бабушка. – Тут я шаг сделала с крыльца, и уж на своей землице, она силы мне дает. А там чтобы выйти – лифты, ступеньки, господи! Да я зачахну там за полгода, а то и раньше. Не уговаривай, Таня. Лучше пусть Ольга ко мне почаще приезжает с мужем.
Я тогда как раз за Сергея вышла. Бабушка на моей свадьбе от счастья плакала, как ребенок, не скрывая чувств.
– Бабуль, я буду приезжать, но мама права! Тебе ты уже перебраться в город, в деревне тяжело одной.–присоединялась я к своей родительнице.
– Тебе не понять, Олечка. Тут ведь все мое, родное, знакомое. А там, в городе вашем… Люди чужие, неприветливые. А тут все соседи, почитай, сколько годков под боком. Не бросят уже меня, старенькую, случись что.
А ведь и правда не бросили. Соседка бабушкина и подруга ее, Егоровна, бабушку и нашла, лежащую у бани. Бабуля шла стирать – по привычке, в тазике, хоть мы с мужем давно ей машинку привезли и подключили. «Нечего гонять технику зазря, я на руках!» – обычно говорила тогда моя деятельная бабуля.
Егоровна позвонила моей маме, а та уже мне. Последние годы бабушку навещали только я да мама. Ее средняя дочь, тетя Люда, носа не показывала, хоть не раз и говорила, что быстрее бы хотела в наследство вступить.
Старшие дочки бабули жили далеко, были обустроены, замужем, и тоже про мать в далекой деревушке старались не вспоминать – так, на Новый год, и то не каждый год, позвонят, вот и весь дочерний долг перед матерью, что их вырастила, ночей не спала, души не жалела.
Накануне ухода бабушка, словно чувствовала, говорила.
– Оля, Таня, я как уйду, так не продавайте дом мой чужим. Его ведь муж мой строил, все сам, своими руками. Жалко, если пустят все по ветру. Оставьте за собой эту землю, в семье.
– Мам, да не станем мы продавать.–это моя мать подключалась к разговору. – Люда вот только…
Людмила всегда была самой корыстной из сестер. И куда ей все денег мало было?
Давно рассталась с мужем, давно сыновья взрослые разлетелись по городам и весям, а младший и вовсе в америках заокеанских осел, и денег у него, по словам его матери было, куры не клюют. Только вот тете Люди их особо не слал, а она спала и видела, чтобы бабушки не стало, да прибрать наследство ее у рукам.
– Ох, Люда беда моя, и не говори! – горько вздыхала бабушка. – И в кого жадная такая выросла, не знаю! Вы все не такие, и мы с отцом были не такие, и Олечка вот, свет мой в окошке.
Бабушка никогда не скрывала, что любит меня больше всех. Это тоже раздражало тетю Люду до глубины души:
– Дочери есть, внуков полно, а она одну Ольку лелеет! – зло бросала та.
А за три дня до звонка Егоровны бабушка позвала нас всех к себе. Всех, это меня, маму мою и тетю Люду с сыном ее средним, который как раз вернулся в родные пенаты из столицы.
– Вот моя воля, дети и внуки! – сказала бабушка Клава. – Дом этот с участком, все сбережения мои завещаю я в ясном уме и трезвой памяти внучке моей, Ольге Николаевне Каликатовой. Ей всем владеть, ей все сберечь.
Пауза повисла поистине МХАТовская. Тетка округлила глаза, пошла красными пятнами от возмущения:
– Мать, как ты могла все одной ей? А я? А мои дети?
– А ты, Людмила, все продашь, вот что! Мне жаль дома, земли, вся жизнь тут прошла. Не позволю спустить с молока в чужие руки.
– Да кому нужен этот старый дом, этот огромный участок, который только и поли от сорняка? – закричала тетя Люда.
– Тому нужен, кто помнить меня будет, и уважать. Оля с Сережей будут, я знаю, я верю.–тихо сказала бабушка.
Ее не стало в феврале. Снег мел тогда такой, что ни неба ни земли не видать было. Опускали бабушку навсегда в стылую землю, и мама рыдала, не сдерживаясь.
Муж мой стоял рядом, обнимая и пряча от ветра и снегопада. И потянулась жизнь – уже без бабы Клавы, уже пусто стало без нее в этом мире.
Но горечь, тоска, потеря невосполнимая постепенно отступали внутри, а наступала весна, и за тяжелым февралем пришел солнечный март, за ним зазвенел капелью апрель, как-то незаметно подкрался все более теплеющий март. Он тронул почки деревьев, и словно внутри какая-то пружина распрямилась.
В бабушкин дом мы стали приезжать, чтобы наводить там порядок, еще в апреле.
Постепенно, как оттаивало, муж копошился на участке, я прикупила кустов смородины, крыжовника, роз, пионов. Даже, как и мечтала, морозостойкий декоративный миндаль взяла – пусть цветет. Бабушка все мечтала такой, да все руки не доходили, и теперь не дойдут уже.
Не было дня, чтобы я бабули не вспоминала, но постепенно грусть эта и воспоминания о ней становились грустными, но светлыми.
Уверена, она рада была бы, что мы ночуем в ее старом доме, что я мою в нем полы с эфирным лавандовым маслом, как делала сама баба Клава. Также на подоконнике стояла иконка и лежали бабушкины очки и книжка «Царь-рыба» Астафьева.
На майские мы с мужем планировали пожить тут несколько дней – траву подстричь, отдохнуть, шашлыки пожарить. Такая погода чудесная! Долгое время к нам никто не приезжал – свекровь только и мама моя пару раз. А тети Люды с ее сыночком тут пока не видели.
– К шашлыкам лаваш взять и лука замариновать? – уточнила я.
– Да, и овощей на решетке запечем побольше, чтобы на пару дней хватило. Не хочется готовить, хочется на рыбалку и выспаться! – честно признался мне Сережа.
Я улыбнулась мужу:
– Ну да, отпуск-то только в августе, а уже такая усталость. Еще и потеря бабушки… Тяжело было это пережить.
– Да, но нет спасения от старости. Она такой чудесный человек была, и прожила ведь почти до девяноста лет, Оль.–отозвался муж, заливая маринадом уже порезанную на порционные кусочки свиную шею.
Мясо мы купили на базаре отличное. Нам еще и, как местным, уступили подешевле, так что я радовалась вдвойне.
Нет, зарабатывали мы с мужем оба хорошо, но всегда приятно сэкономить на ровном месте, как говорится! Деньги давались не просто – пахали оба, работали на светлое будущее, мечтали детей завести. Будет ребятня в бабушкином доме, на свежем воздухе играть – красота! Обязательно им про бабушку Клаву расскажу.
– Смотри, вся виктория перезимовала! – пока раздумывала, подошла к грядке.
– И не говори. А ведь думали, вымерзнет. Такая зима студеная была.
В этот момент раздался звонок, а после кто-то настойчиво в ворота затарабанил: кто бы это могу быть?
– Наверное, соседи, кому еще прийти? – также недоуменно пожал плечами мой супруг.
– Наверное. Откроешь?
Я взяла кастрюлю с шашлыком, и пошла занести ее в дом, в тенек. Когда вышла на крыльцо, то…
– А мы к тебе на дачу на майские приехали! Не ждала? – возмущенно спросила тетя Люда, а я тем временем потеряла дар речи от такой наглости.
– Не ждала и не приглашала! – выпалила я, – Зачем вы сюда явились, м? Когда бабушка ждала вас и была живая, никого не было, кроме нас с мамой! А теперь – на шашлычки?
Своего раздражения я скрывать даже не думала.
– И что, что бабка на тебя подписала все, м? Я имею право на этот дом куда больше, чем ты, я ее дочь родная!
– Дочерей у нее четверо, но написала она все на меня, чтобы мы с Сергеем занимались и домом и участком, а не спустили все ради сиюминутной наживы! –повысила я голос.
– Я на тебя управу еще найду, Ольга! Докажу, что мать не в себе была, когда завещание составляла.
Я подняла бровь:
– Доказывайте сколько угодно, а пока пошли вон отсюда, потому что это моя собственность теперь, и я не желаю вас тут видеть!
Тетка с сыном, как ни странно, вымелись прочь. Приезжали явно настроение просто испортить. Но мы с Сергеем столько ждали этих майских, что нам было ничем не испортить празднично-выходной настрой.
Вечером муж стоял и жарил шашлыки, я резала потоньше овощи. Солнце медленно катилось к закатом все более ярко-красным шаром. И мне показалось, конечно, за кустами цветущей старенькой сирени мелькнул бело-зеленых бабушкин платок.
Я улыбнулась, и отвернулась, стараясь не смотреть туда, где померещилась мне бабуля. Наверняка она наблюдает за нами, и радуется – дом ее не пустует, родные люди ее все сберегут.
