— Ну и где он? — тихо, почти шёпотом проговорила Оксана, всматриваясь в идеальный порядок на полках в ванной комнате.
Ванная комната была её маленькой цитаделью чистоты и порядка. Здесь каждый тюбик, каждая баночка и флакон имели своё строго отведённое место. Она не терпела хаоса, особенно в том, что касалось её личных вещей. И сейчас её натренированный взгляд не мог найти то, что искал. Её драгоценный флакон с сывороткой для лица, купленный на прошлой неделе после долгих раздумий и сэкономленных денег. Он должен был стоять на верхней стеклянной полочке, справа от дневного крема. Но его там не было.
Сердце неприятно ёкнуло. Оксана медленно обвела взглядом помещение и замерла. Флакон нашёлся. Он стоял не на своей полке, а был небрежно ткнут рядом с мужским лосьоном для бритья, почти у самого края раковины. Оксана взяла его в руки и сразу почувствовала неладное — он стал ощутимо легче. Открутив блестящую крышку, она заглянула внутрь. Количество сыворотки, которую она использовала всего дважды, заметно уменьшилось. Примерно на четверть. На гладкой поверхности пипетки остался жирный, маслянистый след чужих пальцев.
В голове мгновенно вспыхнуло имя — Лиза. Сестра Романа, её мужа. В последнее время она зачастила к ним в гости, приходя чуть ли не каждый день под самыми разными предлогами. И каждый её визит сопровождался долгим верчением у зеркала в прихожей, бесцеремонными заглядываниями в шкафчики на кухне и слишком пристальным вниманием к вещам Оксаны. Она ходила по квартире, как по своей собственной, трогая всё, что попадалось ей на глаза.
Оксана поставила флакон на место с такой силой, что по кафелю пронёсся резкий стук. Злость подкатывала к горлу тугим, горячим комом. Она ходила по квартире, как заведённая, дожидаясь возвращения мужа с работы. Звук поворачивающегося в замке ключа прозвучал как стартовый выстрел.
Роман вошёл в квартиру, устало бросил ключи на тумбочку и прошёл в гостиную, плюхаясь на диван перед телевизором. Оксана дала ему пару минут, а затем вошла в комнату и встала прямо перед экраном.
— Ром, твоя сестра пользуется моими вещами? — спросила она прямо, без предисловий.
— Ой, да ладно тебе, — отмахнулся он, пытаясь заглянуть ей за спину на экран. — Отойди, там самое интересное.
— Я серьёзно спрашиваю. Она была сегодня?
— Была, заходила на часик. А что такого-то? — Роман наконец оторвал взгляд от телевизора и посмотрел на жену. — Опять ты начинаешь.
— Ничего я не начинаю. Я просто хочу знать, почему она роется в моей косметике в ванной.
Роман тяжело вздохнул, изображая вселенскую усталость.
— Ну, может, и взяла разок твой крем. Жалко, что ли? Она же своя.
Слово «своя» подействовало на Оксану как красная тряпка на быка. Её лицо окаменело, а голос, до этого ровный, стал низким и твёрдым, как сталь.
— А я не давала позволения твоей сестре рыться у меня в вещах и пользоваться моими средствами по уходу! Пусть идёт и покупает себе всё, что ей нужно!
— Оксана, ты…
— Я эти вещи покупаю для себя, на свои деньги, и не для того, чтобы твоя родственница без спроса мазала ими свою морду.
— Ну ты и мелочная, — начал заводиться Роман, повышая голос. — Из-за какого-то крема скандал на ровном месте устраивать!
— Это не из-за крема! — отрезала Оксана, делая шаг к нему. — Это из-за того, что в моём доме твоя сестра ведёт себя как воровка, а ты это поощряешь. Дело в том, что в МОЁМ доме кто-то шарится по моим полкам, как у себя в кармане, и считает это нормой.
Она развернулась, чтобы уйти, но остановилась в дверях и, не оборачиваясь, бросила через плечо:
— Так вот, передай своей ненаглядной Лизе: ещё раз замечу, что она тронула хоть что-то моё — я выставлю ей счёт. Прямо по чекам. Посмотрим, как ей понравится такая семейная щедрость.
На следующее утро Роман вёл себя так, будто вчерашнего разговора не было. Он суетился на кухне, заваривая кофе, и нарочито бодрым голосом попытался сгладить углы.
— Я вчера Лизке позвонил. Поговорил с ней, — бросил он, не глядя на Оксану, которая молча размешивала сахар в своей чашке. — Сказал, чтобы больше ничего твоего не трогала. Так что всё, вопрос закрыт. Не дуйся.
Оксана ничего не ответила, только медленно подняла на него глаза. В её взгляде не было ни облегчения, ни благодарности. Только холодная, выжидающая оценка. Она слишком хорошо знала и своего мужа, и его сестру, чтобы поверить в так просто улаженный конфликт. Роман не выдержал её взгляда, поспешно отвернулся к окну и быстро допил свой кофе. Ему было не по себе от этой тишины, она была гораздо хуже вчерашнего крика.
Весь день на работе Оксана не могла отделаться от неприятного предчувствия. А вечером, когда она вернулась домой, оно оправдалось. Едва она успела снять туфли, как в дверь позвонили. На пороге стояла Лиза с широкой, приторно-сладкой улыбкой на лице.
— Оксаночка, приветик! А я вот мимо бежала, решила заскочить к вам на огонёк! Ромка дома?
Она проскользнула в квартиру, даже не дожидаясь приглашения, и её цепкий взгляд тут же начал сканировать обстановку. Она вела себя подчёркнуто невинно, но её глаза, казалось, видели всё: новую сумку Оксаны на вешалке, коробку от дорогой обуви у двери.
— Ой, Оксанка, а что это у тебя за крем такой интересный на полочке стоит? — прощебетала она, проходя мимо ванной и заглядывая внутрь. — Наверное, стоит как крыло самолёта, да? Хорошо живёте!
Оксана промолчала, наблюдая за этим спектаклем с ледяным спокойствием. Она видела, как Роман, вышедший встречать сестру, неловко переминается с ноги на ногу. Никакого разговора, конечно же, не было. Он просто струсил.
Вечер превратился в пытку. Лиза щебетала без умолку, рассказывая о своих делах, но её внимание было целиком приковано к Оксане и её вещам. В какой-то момент, когда Оксана пошла на кухню ставить чайник, Лиза воспользовалась моментом. — Ой, Ром, я на секундочку в ванную загляну, — бросила она брату и, вместо того чтобы пойти в ванную, скользнула в спальню, где на туалетном столике стояла основная коллекция косметики Оксаны.
Оксана вышла из кухни с подносом как раз в тот момент, когда Лиза поспешно выходила из спальни, делая вид, что поправляет волосы. Их взгляды встретились на долю секунды. В глазах Лизы мелькнул испуг, который она тут же спрятала за своей фальшивой улыбкой. Оксана ничего не сказала. Она просто поставила поднос на стол и бросила тяжёлый, полный презрения взгляд на мужа.
После ухода Лизы тишина в квартире стала гнетущей. Роман включил телевизор на полную громкость, пытаясь сделать вид, что всё в порядке.
— И это ты называешь «поговорил»? — голос Оксаны был тихим, но прозвучал громче орущего телевизора.
— А что не так? Она же ничего не взяла! — тут же вскинулся Роман. — Ты сама всё выдумываешь, придираешься к ней на ровном месте!
— Она рылась в моих вещах. В нашей спальне. Пока я была на кухне. И ты это видел.
— Да ничего я не видел! Она просто проходила мимо! — кричал он, вскакивая с дивана. — Что ты от меня хочешь, чтобы я на родную сестру бросался из-за твоих бабских причуд? Может, тебе самой надо быть попроще? Не выставлять напоказ все свои дорогие банки, будто это музей! Ты её сама провоцируешь, а потом из меня крайнего делаешь!
Оксана смотрела на него, и её злость медленно сменялась холодным, кристально чистым осознанием. Он не просто её не защитил. Он обвинил её. Он встал на сторону своей сестры-воровки, сделав виноватой её, хозяйку дома, которую обворовывают. Она молча развернулась и ушла в спальню. Говорить было больше не о чем.
Оксана поняла, что слова больше не имеют никакой силы. Крики, упрёки, попытки достучаться до Романа — всё это было бесполезно, как биться головой о ватную стену. Он не просто не хотел её слышать, он активно выбирал позицию страуса, прячущего голову в песок, лишь бы не вступать в конфликт с сестрой. Её злость, кипевшая и бурлившая все эти дни, начала остывать, превращаясь в нечто иное — твёрдое, холодное и острое, как осколок льда. Она больше не собиралась ничего доказывать. Она собиралась действовать.
На следующий день в обеденный перерыв она зашла в самый дорогой парфюмерно-косметический магазин в центре города. Тот, мимо витрин которого Лиза всегда проходила с жадным, завистливым блеском в глазах. Оксана неторопливо обошла сверкающие стеллажи, игнорируя консультантов, и целенаправленно подошла к стенду с люксовым уходом. Её взгляд остановился на тяжёлой, массивной банке ночного крема в золотистой упаковке. Цена на ценнике была такой, что могла бы вызвать у Лизы нервный тик. Оксана без колебаний протянула продавцу свою карту. Это была уже не просто покупка, это была инвестиция в предстоящий спектакль.
Дома она аккуратно распаковала приобретение. Тяжёлое стекло приятно холодно ложилось в ладонь. Она открутила массивную крышку и вдохнула тонкий, дорогой аромат. Затем взяла тонкий перманентный маркер, который почти не стирался с глянцевых поверхностей, и на внутренней, белой стороне крышки, у самого края, поставила крохотную, едва заметную точку. Просто чёрная точка, которую можно было увидеть, только если знать, куда смотреть. После этого она аккуратно провела пальцем по поверхности крема, имитируя однократное использование, и закрутила крышку. Теперь всё было готово.
Вечером, когда Роман вернулся домой, Оксана была само спокойствие. Она встретила его с улыбкой, накрыла на стол ужин, не проронив ни слова о вчерашнем. Роман, явно обрадованный такой переменой, расслабился. Он решил, что жена наконец «остыла» и «перебесилась». Он даже не заметил новую, вызывающе дорогую банку, которую Оксана как бы невзначай оставила на самом видном месте на туалетном столике в спальне.
План требовал терпения. Оксана выждала два дня. В пятницу вечером, когда они сидели и смотрели какой-то фильм, раздался уже привычный звонок в дверь. Лиза. Она впорхнула в квартиру, весёлая и оживлённая, с пакетом пирожных к чаю.
— Решила вас проведать, голубков! — пропела она.
Оксана любезно улыбнулась ей в ответ. Они посидели на кухне около получаса, болтая о пустяках. Атмосфера была почти идиллической. Роман сиял, довольный тем, что его «две самые дорогие женщины» наконец-то нашли общий язык. Лиза же, хоть и пыталась скрыть, то и дело бросала любопытные взгляды в сторону коридора, ведущего в спальню. Она знала, что туалетный столик Оксаны — это настоящая сокровищница.
В нужный момент Оксана встала и взяла свою сумочку.
— Ой, я совсем забыла! Мне нужно срочно в аптеку сбегать, голова что-то разболелась. Ром, посидите тут с Лизой полчасика, ладно? Я быстро.
— Конечно, иди, — радостно согласился Роман, ничего не подозревая. — Мы тут чайку пока попьём.
Оксана вышла из квартиры, но в аптеку не пошла. Она спустилась на пару этажей ниже и остановилась на лестничной клетке, прислушиваясь. Ей не нужно было видеть, что происходит. Она знала сценарий наизусть. Сейчас Роман, довольный собой, усядется перед телевизором. А Лиза, почувствовав свободу и безнаказанность, под благовидным предлогом проскользнёт в спальню. Ей нужно было дать им ровно десять минут. Десять минут, чтобы капкан захлопнулся.
Оксана вернулась ровно через пятнадцать минут. Она нарочно громко щёлкнула замком, чтобы её приход не был внезапным. Когда она вошла в гостиную, Лиза и Роман сидели на диване и смотрели какое-то комедийное шоу. Лиза сидела чуть напряжённее обычного, а на её лице застыла приторно-весёлая маска. Она даже не посмотрела в сторону Оксаны, уставившись в экран. Роман же, наоборот, выглядел расслабленным и довольным.
— Ну что, купила таблетки? — лениво спросил он.
— Купила, — ровно ответила Оксана, ставя сумку на пол.
Она не стала садиться. Вместо этого она молча прошла в спальню. В комнате витал едва уловимый, но для неё отчётливый аромат того самого ночного крема. Она подошла к туалетному столику и взяла в руки тяжёлую золотистую банку. Сердце стучало ровно и мощно, как механизм хорошо отлаженных часов. Никакой злости, только холодный, звенящий расчёт. С банкой в руках она вернулась в гостиную и остановилась прямо перед диваном, перекрывая собой экран телевизора.
Лиза и Роман недоумённо подняли на неё глаза.
— Ты чего? — спросил Роман, и в его голосе проскользнуло раздражение.
Оксана ничего не ответила. Она молча открутила массивную крышку крема. Затем, не говоря ни слова, она наклонилась и протянула крышку прямо к лицу Лизы. На белоснежной внутренней поверхности, прямо поверх крошечной чёрной точки, которую Оксана поставила маркером, теперь красовался жирный, маслянистый след от пальца, размазавший дорогой крем. Улика была неопровержимой, наглой и унизительной в своей простоте.
Лицо Лизы мгновенно изменилось. Приторная улыбка сползла, сменившись выражением загнанного в угол зверька. Она начала быстро моргать, её взгляд метался от крышки к лицу Оксаны и обратно.
— Я… я не понимаю, о чём ты, — пролепетала она, пытаясь отодвинуться.
— А я думаю, ты всё прекрасно понимаешь, — голос Оксаны был тихим, но в оглушающей тишине комнаты он резал, как скальпель.
Роман вскочил с дивана. Он ничего не понял в этой немой сцене, но почувствовал исходящую от жены угрозу, направленную на его сестру.
— Что здесь происходит? Оксана, что ты опять устроила? Что ты ей тычешь этой крышкой в лицо?
— А ты спроси у своей сестры, что это, — спокойно предложила Оксана, не сводя взгляда с побелевшей Лизы. — Спроси, почему на моей личной вещи, которую я купила вчера, следы её пальцев. Спроси, какого чёрта она вообще полезла в мою спальню и трогала то, что ей не принадлежит.
— Я не трогала! — взвизгнула Лиза, её голос сорвался. — Я просто… я просто хотела посмотреть! Полюбопытствовала! Что в этом такого?!
— Ты врёшь, — констатировала Оксана с ледяным спокойствием. — Ты не просто посмотрела. Ты залезла пальцами в банку. Ты воровка, Лиза. Мелкая, завистливая воровка.
— Да как ты смеешь так с ней разговаривать?! — взревел Роман, бросаясь на защиту сестры. — Она гость в нашем доме! А ты устроила какую-то подставу, слежку! Ты специально это всё подстроила, чтобы её унизить!
И тут Оксана наконец посмотрела на него. В её взгляде не было ни ярости, ни обиды. Только безграничное, холодное презрение.
— Да, Рома. Я это подстроила. Потому что я хотела посмотреть, что ты будешь делать. Я хотела увидеть, как ты, зная, что твоя сестра ворует у меня, снова будешь её выгораживать. И ты не подвёл. Ты оправдал все мои ожидания. Дело ведь не в этом креме. Дело в том, что ты позволяешь ей вести себя в моём доме, как в притоне. Ты поощряешь её воровство, её неуважение ко мне и к нашему дому. Ты сделал свой выбор.
Она повернулась к съёжившейся Лизе.
— А ты… чтобы духу твоего здесь больше не было. Никогда.
— Ты не будешь указывать моей сестре! — закричал Роман, хватая Оксану за руку.
Она медленно, с отвращением высвободила свою руку и посмотрела на него так, как смотрят на что-то мерзкое, прилипшее к подошве.
— В этом доме — буду. А если тебя это не устраивает, — она сделала паузу, давая словам впитаться в воздух, — то дверь там. Можете уходить вместе. Прямо сейчас.
В квартире повисла абсолютная, мёртвая тишина. Роман смотрел на неё, и до него, кажется, начало доходить. Это был не очередной скандал. Это был конец. Конец их семьи, конец его комфортной жизни, где можно было сидеть на двух стульях. Маски были сорваны. Оксана не кричала, не билась в истерике. Она просто вынесла приговор. И он был окончательным и обжалованию не подлежал. Лиза, поняв, что защиты больше не будет, тихо всхлипнула, схватила свою сумочку и пулей вылетела из квартиры. Роман остался стоять посреди гостиной, глядя на жену, которая вдруг стала для него совершенно чужим, незнакомым и пугающе сильным человеком.
Он не смог выдержать её такого злобного взгляда и поспешил вслед за сестрой, буркнув на прощание, что за вещами приедет позже. Он понимал, что больше не будет жить в этом доме с этой женщиной, потому что сам оплошал, не поставив свою сестру на место и позволяя ей делать в их квартире всё, что она захочет.
А Оксана осталась одна со своей гордостью, со своими уходовыми принадлежностями и со своим спокойствием, которое ей и было нужно…
