— Кому ты собралась эту стряпню продавать? Ты баба деревенская — и точка! — Валентина Михайловна брезгливо отодвинула коробку с образцами.
— Это не стряпня, а профессиональные десерты. Я курсы закончила, — Галина аккуратно поправила макаронс, сбившийся на край коробки.
— Курсы она закончила! — передразнила свекровь. — А кто будет хозяйством заниматься? Кто скотину кормить станет? Степка с работы голодный придёт, а ты ему что? Макаруны свои подашь?
— Макаронс, — машинально поправила Галина, уже жалея, что решилась показать готовые образцы свекрови. — И я всё успею. Степан не останется голодным.
Валентина Михайловна тяжело опустилась на табурет и сложила руки на необъятном животе. Её лицо выражало смесь праведного гнева и непоколебимой уверенности в своей правоте.
— Тебя Нинка Ковалёва подбила, да? Вечно она со своими городскими замашками. Её дочка теперь в парикмахерши подалась — срамота! А ты, значит, в кондитеры решила? — свекровь покачала головой. — Позорище на весь колхоз.
— Какой ещё колхоз? Двадцать первый век на дворе! — Галина почувствовала, как внутри закипает раздражение. — Я хочу своё дело, чтобы не просто так дома сидеть.
— Дома сидеть? — глаза свекрови округлились. — Да ты пашешь от зари до зари! А будешь с этими финтифлюшками возиться — всё запустишь. На кой тебе эта печка, если муж есть? Его кормить надо, а не бредни выдумывать!
Галина сжала зубы. Три месяца она готовилась: сначала онлайн-курсы, потом практика на соседях, а теперь первый настоящий заказ от главы сельсовета — юбилейный торт для жены. Шанс заявить о себе, начать собственное маленькое дело.
— Завтра торт на день рождения Людмилы Петровны делаю. Нужна будет духовка на полдня.
— Ещё чего! — фыркнула свекровь. — Моя печь для нормальной еды, а не для выкрутасов.
— Валентина Михайловна, я всё уже решила. И Степан меня поддерживает.
— Степка? — свекровь громко рассмеялась. — Да он мать родную ослушаться не посмеет! Кто тебя кормил? Кто вам дом помогал строить? Вот и слушай старших.
В прихожей хлопнула дверь. На кухню вошёл Степан — высокий, худощавый, с усталыми глазами.
— О чём спорите? Слышно на всю улицу.
— Тут твоя… домохозяйка… — Валентина Михайловна поджала губы, — решила в бизнесвумен заделаться. Торты печь будет. На продажу!
Степан посмотрел на жену, потом на мать, пожал плечами.
— Пусть печёт, если хочет.
— Степка! Ты в своём уме? — Валентина Михайловна вскочила, наступив на хвост задремавшему у печки коту. Животное противно заверещало и метнулось под стол. — Она же всё забросит! Кто огород польёт? Кто твои рубахи гладить будет?
— Мам, ну что ты кипятишься? — Степан устало потёр шею. — Галя сказала, что всё успеет.
— Конечно, успеет, — ехидно протянула Валентина Михайловна. — А я завтра в молодую березку превращусь. Степка, ты хоть понимаешь? Весь двор засмеёт! Жена тесто месит, мужик без ужина сидит…
— Да не буду я без ужина! — раздражённо бросил Степан. — Галя, делай что хочешь, только чтоб без этих… — он неопределённо покрутил рукой в воздухе.
— Без чего? — не поняла Галина.
— Без скандалов этих, — он махнул рукой и вышел из кухни.
Валентина Михайловна победно ухмыльнулась.
— Слыхала? Чтоб без скандалов. А ты только и делаешь, что скандалишь. Ладно уж, — неожиданно смягчилась она. — Раз такое дело — пеки свой торт. А я даже помогу. Дрова хорошие в печку положу, пока ты там ингредиенты свои будешь готовить.
Галина недоверчиво посмотрела на свекровь.
— Правда поможете?
— А чего ж не помочь родной невестке? — приторно улыбнулась Валентина Михайловна. — Делай свой торт. Посмотрим, что получится.
Галина проснулась затемно. Сон как рукой сняло — сегодня её день. День первого настоящего заказа. Она осторожно выскользнула из постели, стараясь не разбудить Степана. В кухне было тихо, только ходики мерно отстукивали время, словно подгоняя: торопись, торопись.
Она достала припрятанные в чулане продукты — добрую половину пришлось заказывать из города. Пальцы привычно скользили по банкам и пакетам. Вот миндальная мука — её не достать в сельском магазине. Вот белый шоколад и засахаренные фиалки. Она собирала их по одной, превращая в хрупкие прозрачные украшения. Степан смеялся, не понимая, зачем такие сложности.
— Баба Нюра из соседнего дома пироги печёт — и ничего, народ хвалит, — говорил он. — А ты всё какие-то выкрутасы.
Галина улыбнулась, вспоминая его слова. Баба Нюра — восьмой десяток, шамкает беззубым ртом, а до сих пор ходит по домам, предлагая свои пироги с картошкой. Вот она, судьба деревенской женщины — от печки до могилы.
Часы показывали пять утра. Самое время замесить тесто для бисквита. Галина открыла выдвижной ящик стола и достала потрёпанную тетрадь с рецептами. Некоторые страницы были так затёрты, что чернила почти исчезли. Три года она собирала эти рецепты, пробовала, переделывала, добавляла своё. Это была её личная кулинарная библия.
— Чего не спишь? — раздался хриплый голос. В дверях кухни стояла Валентина Михайловна в застиранном халате, с накрученными на бигуди волосами.
— Готовлюсь, — коротко ответила Галина, не желая начинать новый спор.
Свекровь хмыкнула, но промолчала. Постояв ещё немного в дверях, она прошаркала к печи.
— Затоплю, что ли, — буркнула она, — раз уж встала в такую рань.
Галина с подозрением наблюдала, как свекровь возится с дровами. Вчерашнее неожиданное предложение помощи всё ещё казалось странным.
— Вот, — свекровь выпрямилась и отряхнула руки, — через полчасика разгорится как миленькая. А я пойду, прилягу. Голова что-то разболелась.
Когда за свекровью закрылась дверь, Галина выдохнула. Кухня снова принадлежала ей одной. Она расставила на столе ингредиенты, как солдат построил в шеренгу. Сахар, мука, яйца, масло. Большой торт — большая ответственность.
Первый луч солнца пробился через окно, заиграл на металлической поверхности весов. Галина улыбнулась. Кажется, даже природа на её стороне. Сегодня всё получится.
К девяти утра кухня наполнилась сладкими ароматами. Торт, разделённый на три коржа, уже остывал на решётке, а на плите закипал сироп для пропитки.
— А неплохо пахнет, — Степан заглянул на кухню, потягиваясь после сна. — Это для заказа или нам перепадёт?
— Обрезки коржей тебе оставлю, — улыбнулась Галина, не отрываясь от плиты. — Только они потом. Сначала нужно собрать торт, украсить и отвезти в сельсовет.
— Сама справишься? — он приобнял её сзади за плечи.
— Конечно. Всё по плану, — Галина быстро поцеловала его в щёку. — Ты на работу не опаздываешь?
Степан глянул на часы и чертыхнулся.
— Опаздываю. Ладно, удачи с твоим тортом, — он быстро натянул куртку и выскочил из дома.
Галина вздохнула. Такая поддержка — и поддержка ли это? «Удачи с твоим тортом». Будто это блажь какая-то, а не шаг к новой жизни. Впрочем, сейчас не до глубоких мыслей — крем нужно готовить.
— Что, Степка ускакал? — Валентина Михайловна, словно материализовавшись из воздуха, тут же заняла место у плиты. — Даже чаю не попил. Вот к чему твои фантазии приводят!
— Он сам выбрал спать до девяти, а не позавтракать, — Галина старательно взбивала масляный крем, придерживая миску локтем.
— Ага, ты теперь и мужа винить будешь, — свекровь заглянула в кастрюльку с кипящим сиропом. — Это что за бурда?
— Это сироп для пропитки. С лимоном и ванилью.
— Ванилью! — передразнила Валентина Михайловна. — Я тебя вот что спросить хочу. Помидоры кто в теплице поливать будет? Они ж без воды сегодня сохнут.
Галина чуть не выронила миску.
— Я же вчера всё полила! Им хватит на два дня как минимум.
— Это кто ж тебе такую чушь сказал? — свекровь усмехнулась. — В такую жару? Да они к обеду как тряпки висеть будут!
— Валентина Михайловна, — Галина вдохнула поглубже, борясь с раздражением, — я занимаюсь важным делом. Это мой первый заказ, понимаете? Первый шанс показать, что я могу.
— Торты печь всякий сможет. А вот хозяйство держать — это не каждому дано, — свекровь отвернулась к окну, будто высматривая что-то во дворе. — Ой, батюшки! Курица-то одна из загона выбралась. Того и гляди лиса утащит.
— Какая лиса? Днём? — не поверила Галина.
— А ты проверь, коли не веришь, — ехидно предложила свекровь. — Твоя ж курица, не моя.
Галина заколебалась, глядя на почти готовый крем.
— Некогда мне за курицами бегать. Сами обратно прибегут, когда есть захотят.
— Ну-ну, — протянула Валентина Михайловна, — как бы не пришлось потом Степке объяснять, куда хозяйство подевалось. Думаешь, много он с тракториста получает? Каждая курица на счету.
Галина поморщилась. Умела свекровь найти больное место. Деньги в семье действительно были нелишними.
— Хорошо, только крем доделаю и схожу проверю, — сдалась она.
— Давай уж я твою бурду помешаю, — неожиданно предложила свекровь. — А то сироп у тебя сбежит. Беги, лови свою несушку.
Поколебавшись секунду, Галина кивнула и выбежала во двор. Солнце уже припекало. Она обошла курятник — все птицы были на месте. Сбежавших кур нигде не наблюдалось.
— Опять наврала, старая карга, — пробормотала Галина, направляясь обратно к дому.
Проходя мимо теплицы, она машинально заглянула внутрь. Помидоры выглядели прекрасно — крепкие, яркие, с блестящими от влаги листьями.
— Так и знала. Просто выманить хотела.
Но зачем? Внезапная тревога охватила Галину. Она бросилась назад в дом.
Когда Галина влетела на кухню, Валентина Михайловна с невозмутимым видом помешивала сироп.
— Ну что, поймала беглянку? — спросила она, не оборачиваясь.
— Никакой курицы там нет, — Галина бросила взгляд на миску с кремом — всё было в порядке.
— Странно, — свекровь пожала плечами. — А я точно видела, как одна в щель протиснулась. Наверное, пока бегала, она сама вернулась.
Галина промолчала, снова принимаясь за крем. Что-то неприятно царапало её изнутри. Свекровь вела себя слишком спокойно, даже доброжелательно. Это было не похоже на неё.
— А что, Людмила Петровна сама заказала торт? — как бы между прочим спросила Валентина Михайловна.
— Нет, муж её заказал. Сюрприз на юбилей, — ответила Галина, начиная собирать торт.
— Ишь ты! — свекровь прищурилась. — А чего это Виктор Семёныч к тебе обратился? Ты ж не пекарь. Нет, чтоб в райцентр съездить, в нормальную кондитерскую.
— Он мои пробники пробовал, когда на совещании у них был, — Галина аккуратно смазывала коржи кремом, выравнивая каждый слой. — Сказал, что таких десертов даже в городе не пробовал.
— Брехня, — отрезала свекровь. — Виктор просто тебя пожалел. Потому что сирота, потому что мать твоя тем же хотела заниматься, да не успела. Из жалости заказал, а ты и рада.
Галина замерла, крем медленно стекал с лопатки.
— При чём тут моя мама?
— А при том, что яблоко от яблоньки… — Валентина Михайловна вдруг осеклась. — Ладно, чего там. Делай свой торт. Я, пожалуй, Нюре зайду, давно не виделись.
Свекровь поправила платок на голове и, шаркая, вышла из кухни. Галина слышала, как хлопнула входная дверь.
Мама. Она редко думала о ней — слишком болезненно. Погибла десять лет назад, когда Галине было шестнадцать. Автобус с моста в реку… А причём тут кондитерская?
Сироп! Галина метнулась к плите — сироп почти выкипел, превратившись в густую карамельную массу.
— Чёрт! — она сняла кастрюльку с огня.
Пришлось заново готовить пропитку. Время поджимало, Людмила Петровна ждала торт к трём часам. Галина работала быстро, стараясь не думать о странных словах свекрови.
Наконец торт был готов — трёхъярусный, украшенный кремовыми узорами и засахаренными фиалками. Настоящее произведение искусства. Галина осторожно поместила его в большую коробку и перевязала атласной лентой.
— Вот и всё, — прошептала она, чувствуя, как за спиной словно выросли крылья.
Оставалось только поставить торт в печь на пять минут — там поддерживалась идеальная температура для стабилизации крема перед транспортировкой. Галина приоткрыла дверцу печи и замерла.
Жар, ударивший в лицо, был не просто сильным — он был обжигающим. От неожиданности она отпрянула, едва не выронив коробку.
— Что за…
Печь раскалилась как доменная! Валентина Михайловна специально подкинула слишком много дров. Но зачем?
Дверь скрипнула, и на пороге появилась свекровь. В её глазах читалось странное выражение — смесь торжества и сожаления.
— Что ж ты медлишь? Ставь свой шедевр, время-то идёт, — с притворной заботой сказала она.
Галина поставила коробку на стол и обернулась к свекрови.
— Печь раскалена добела. Вы специально её так натопили.
— Я? — Валентина Михайловна сделала невинное лицо. — С чего ты взяла? Обычная температура для русской печи.
— Торт в ней расплавится за минуту!
— Неужели? — свекровь подошла ближе и взглянула на творение невестки. — Красивый. Жаль будет, если что-то случится.
Предчувствие смертельной опасности накрыло Галину холодной волной.
— Я отвезу его как есть, — она решительно взяла коробку.
— Ох, милая, — Валентина Михайловна покачала головой, — ты и правда не понимаешь? Виктор Семёныч не просто так к тебе обратился. Он знал твою мать. Очень хорошо знал.
— И что? — Галина крепче сжала коробку.
— Он был в неё влюблён, дурёха! — свекровь повысила голос. — А она бросила его ради твоего непутёвого отца! И теперь этот старый дурак думает, что через тебя… — она осеклась. — Позор, да и только.
Галина почувствовала, как внутри всё обмирает. Так вот в чём дело! Свекровь боялась не потерять помощницу по хозяйству. Она боялась сплетен.
— Людмила Петровна — моя лучшая подруга, — с нажимом произнесла Валентина Михайловна. — Я не позволю тебе её позорить. Или думаешь, она обрадуется, когда узнает, чья дочь испекла ей торт?
— Вы всё выдумали, — прошептала Галина, пятясь к двери. — Просто не хотите, чтобы я чего-то добилась.
Валентина Михайловна молниеносным движением выхватила коробку из рук невестки и рванула дверцу печи.
— Нет! — закричала Галина, бросаясь вперёд.
Но было поздно. Коробка с тортом исчезла в раскалённой утробе печи.
Галина застыла, глядя на закрытую дверцу печи. Внутри что-то затрещало — крем плавился, коробка занималась огнём.
— Теперь ты поняла? — хрипло произнесла Валентина Михайловна. — Нельзя тебе высовываться. Нельзя позорить нашу семью!
Галина молчала, чувствуя, как внутри поднимается что-то горячее и тяжёлое. Не гнев — решимость. Она медленно отвернулась от печи и пошла к двери.
— Ты куда? — окликнула свекровь. — А убирать кто будет?
Галина остановилась на пороге. Не оборачиваясь, чётко произнесла:
— В сельсовет. К Виктору Семёновичу.
— Что?! — в голосе свекрови прозвучал испуг. — Зачем?
— Расскажу ему, что случилось с тортом. И спрошу про маму.
— Не смей! — Валентина Михайловна подскочила к невестке и схватила её за руку. — Я запрещаю! Ты под моей крышей живёшь! На моих харчах!
Галина аккуратно, но твёрдо высвободила руку.
— Я всё узнаю. А потом мы со Степаном решим, под чьей крышей нам жить дальше.
Она вышла во двор и быстрым шагом направилась к калитке. За спиной раздавались крики свекрови, но Галина не оборачивалась. Внутри неё что-то перещёлкнуло, будто сломался старый механизм, годами державший её в плену чужих ожиданий.
Через полчаса она уже сидела в кабинете главы сельсовета. Виктор Семёнович, грузный мужчина с пышными седыми усами, слушал её сбивчивый рассказ, барабаня пальцами по столу.
— Да, знал я твою мать, — наконец сказал он, когда Галина замолчала. — Хорошая была женщина. Пекарь от бога. Собиралась кондитерскую открывать…
— И вы… — Галина запнулась, — были в неё влюблены?
Виктор Семёнович расхохотался так громко, что на стене задребезжала рамка с грамотой.
— Кто тебе наплёл таких глупостей? Мы одноклассниками были. Дружили, не более. Муж твой, Василий, тоже наш был, деревенский. Хороший мужик… — он вздохнул.
— Тогда почему Валентина Михайловна всё это выдумала?
— А ты не поняла? — он грустно улыбнулся. — Боится она. Что ты, как мать твоя, крылья расправишь. Что сына увезёшь отсюда. Вот и душит на корню любое твоё начинание.
Галина молчала, переваривая услышанное.
— Я новый торт заказать хотел… — начал было Виктор Семёнович.
— Нет, — перебила его Галина. — Я испеку. Прямо сейчас. У вас тут духовка есть?
— В столовой, — кивнул он, удивлённо подняв брови.
— Тогда я начинаю. А вы… — она решительно поднялась, — можете сказать Степану, что до ночи я не вернусь. Буду занята.
Вечером Галина поставила на стол в сельском клубе торт, ещё более красивый, чем первый. Людмила Петровна рыдала от восторга, гости аплодировали, а Виктор Семёнович торжественно вручил ей ключи от пустующего помещения старой пекарни.
— Тебе нужно своё место. Как твоей матери когда-то.
Домой Галина не вернулась. В тот день она переночевала у подруги, а наутро Степан сам пришёл к ней — с чемоданом и виноватой улыбкой.
— Пирожки твои вкуснее маминых оладий, — только и сказал он, переступая порог их новой жизни.
