— Наталья Алексеевна, прошу вас на урок, — с акцентом проворковала горничная юной барыни.
— Иду, мисс Элизабет… — Наташа, приподняв подол платья, поднималась по ступенькам террасы в дом, — в саду так хорошо… И отчего нам нельзя проводить уроки в беседке? Там ароматы роз и так поют птицы…
— В саду вы всё время отвлекаетесь и мне приходиться дважды повторять вопросы… Будем заниматься в комнате, как обычно, — строго ответила гувернантка, — а потом погуляем в саду.
— Вы собираетесь меня сопровождать повсюду? Даже на прогулке, мисс Элизабет? – с лёгкой обидой в голосе спросила Наташа, — мне уже пятнадцать лет! И я не выхожу из сада. Да вот, Маша может со мной пройтись.
Наташа указала на кухонную девушку, несущую от погреба к кухне корзину с овощами.
Маша издали присела в лёгком поклоне и светло улыбнулась своей барыне.
Девушки были ровесницами. Ещё малышками они в летние визиты барина с семьёй в усадьбу часто гуляли в саду. Маша была дочкой любимой поварихи барыни Авдотьи Кузьминичны. Мать Наташи доверяла простой крестьянской женщине кухню за её старание и исключительную чистоплотность.
Маленькая Маша с раннего возраста помогала матери на кухне: мыла и чистила овощи, драила сковороды и кастрюли речным песком и до блеска натирала каменные полы. Трудная работа закалила девочку, и за её спокойный нрав и помощь барыня разрешала иной раз поиграть поварёнку со своей дочерью в саду. В дом Машу не пускали.
Но не смотря на простое происхождение, Маша не уступала красотой своей ровеснице — барыне Наталье. Девочки были похожи: обе светловолосые, с голубыми глазами и нежными чертами лица. Но у Маши глаза были большими, а волосы кудрявились, что придавало ей черты иконописного ангела.
Детские игры запомнились обеим девочкам, но, когда они подросли, к Наталье Алексеевне была приставлена гувернантка- англичанка, которая не позволяла барышне проводить время с кухонными и слугами. К тому же ежедневные занятия, чтение, визиты гостей отнимали много времени. А Маша была очень занята работой: выходила их кухни с матерью только под вечер.
Но девушки, видя друг друга, всегда улыбались и это означало нечто тёплое и дружественное, почти родственное, какое может быть только у детей, не признающих границ и условностей.
Наталье было скучно в деревне. Её сверстников в округе не было, а проводить время возле пожилых гостей матушки и бабушки было невыносимо, особенно, когда просили почитать стихи или сыграть пьесу на фортепиано. С Элизабет тоже было невесело. Гувернантка была тридцатипятилетней женщиной, строгой, не эмоциональной, или старалась такой казаться, чтобы держать Наташу на расстоянии – как учитель и воспитатель, не более. О дружбе с ней не было и речи.
А возраст пятнадцать лет – самый нежный, поэтический и романтичный… Так думала и чувствовала Наташа, когда вечерами она выходила одна в сад, чтобы посидеть в беседке, вокруг которой так пышно цвели розы, обвивая стены колючими ветками, усыпанными душистыми розовыми цветами.
К тому же девушка заметила молодого садовника, который целыми днями усердно ухаживал за цветами. Это парень был красив своей простой красотой, словно сошедший с древнегреческих фресок герой – стройный, с длинными вьющимися чёрными волосами до плеч и сильными руками.
— Барыня, Наталья Алексеевна, — услышала Наташа знакомый шёпот, — принести вам земляники свежей и молока?
Наташа оглянулась. Мария выглядывала из-за кустов роз и улыбалась.
— Что ты тут делаешь? – Наташа поманила к себе Марью.
Маша тут же оказалась рядом и присела у ног барыни. Кухонная девушка была в простом льняном сарафане, но белая рубашка была тонкой и чистой.
— Матушка ваша ко мне благоволит, — прошептала Маша, видя, что Наташа заметила её тонкую рубашку, — вот, подарила.
— Она добрая, я знаю. И всех вас любит. А что ты нарядилась как на свидание? Неужто не устала за день? – спросила Наташа, гладя Машу по плечу.
— Угадали, барышня… На свидание. Только не выдавайте меня, а то матушка ругать сильно будет. И так уже все говорят о нас. А Митя – он хороший… — почти пропела Маша, — ушёл он, спрятался, тут мы с ним условились.
— А я помешала… — Наташа улыбнулась, — так я скоро уйду. Кто же вас знает – где вы встречаетесь. Теперь уж нам и не выйти в свой сад – всюду влюблённые…
— Уж очень тут красиво. И почти никто вечером сюда не ходит, — прошептала Маша, — вы только не гневитесь, я уж больше сюда ни ногой…
— Так кто этот Митя? Уже не садовник ли наш? – спросила Наташа тоже шёпотом.
— Он самый. Раньше мне нравился помощник конюха Ваня. Такой ласковый и говорливый. Много рассказывать умеет. И добрый, лошади его любят. А уж целуется сладко… — ещё тише заговорила Маша.
— Тише, тише ты, довольно об этом… Нехорошо об этом всем рассказывать. И тем более – так вольно себя вести. Ты же девушка… — быстро заговорила Наташа, вставая и оглядываясь, не идёт ли мисс Элизабет.
— Так разве я всем? – снова зашептала Маша, — я же только вам, за нашу дружбу – и секреты свои. А больше никому…Я же понимаю, что оно грешно, но так сладко…
— Ох, нельзя и слушать тебя, Маша. Какая же ты уже невеста! И что матушка твоя смотрит? Разрешает тебе гулять? – покраснела Наталья.
— Мы люди простые и чистосердечные. Я только и позволяю целовать чуть-чуть, и больше – Боже упаси. И не всякому Якову, а только с тем, кто мил и пригож и в женихи гож… — снова нараспев прошептала Маша.
— А ну тебя… Сказочница ты. Вот уже и стемнело совсем. Того и гляди – меня сейчас схватятся, — ответила Наталья, — и ты бы шла домой. Иди, иди Машенька. И я скоро уйду. А о нашем разговоре я никому, уж поверь, и спасибо за доброту и доверчивость твою. Поди…
Маша поцеловала руку барышне и ускользнула из беседки. Темнота накрыла сад, влажный туман окутал всё вокруг и только кваканье лягушек на пруду и пение ночных птиц раздавалось то близко, то вдалеке у леса.
Наташа думала о девичьих радостях крестьянки и завидовала ей. В фантазии рисовались картины объятий с молодым садовником, поцелуи, о которых Наташа знала, слышала, но никогда ещё не ощущала на своих губах. Она даже закрыла глаза и вздохнула, как вдруг почувствовала лёгкие приближающиеся шаги, словно прыжок рыси.
Он очутился рядом с ней, и мгновенно обхватил её за талию, и прижал к себе с нежностью и уверенной силой, так что девушка чуть не задохнулась от внезапного вторжения и не успев что-то сказать, почувствовала на губах страстный поцелуй.
Она тут же оттолкнула любовника Маши, а это был садовник, и вскочив, побежала прочь из беседки.
— Машенька? – робко послышалось сзади, — ты ли?
Но Наталья бежала к террасе, не оглядываясь и боясь произнести хоть полслова, ползвука, чтобы не быть услышанной и замеченной кем-то. У дома она отдышалась, сидя на ступеньках террасы под слабым светом, струившимся из окон.
Дыхание её стало ровным, и почти спокойным, когда она увидела Элизабет, выходящую на веранду.
— Вы тут, Натали?
— Да, я давно тут и уже иду спать, мисс Элизабет…- Наташа встала и накинув на плечи сползающий по спине платок, пошла в дом спокойным шагом, показывая всем видом, что устала и хочет спать.
— Спокойной ночи, Мисс Элизабет…
Долго не могла уснуть в эту ночь Наташа. Она трогала свои горящие губы и пылающие щёки, и не могла успокоиться. Поцелуй словно бы приклеился к её губам, и пылая жар-птицей, не хотел улетать.
«Каково же было потом его изумление!» — думала Наташа, дрожа от еле сдерживаемого смеха и прятала подбородок под одеялом.
А ночь была всё такой же тёмной, дышащей ароматами роз и скошенной в саду травы, и девушке не хотелось, чтобы она заканчивалась…
«Вот они забавы Маши, и как тут не ходить в беседку? Ах, как неожиданно и удивительно сладко… — думала она, — однако не следует никому знать об этом, даже Маше, и если садовник…»
Тут нежное воспоминание поцелуя сменилось страшным предчувствием. Конечно же садовник понял, что натворил… Неужели он станет рассказывать всем о своей «ошибке» на посмешище всей дворни и на обиду Маши? А что, если слухи тотчас же дойдут до матери, бабушки и даже соседей? Что за пошлый анекдот будет ходить по усадьбе и Наташа будет гореть от стыда и своей неосторожности?
Сердце Натальи Алексеевны, недавно пылавшее от случайного поцелуя, мгновенно оборвалось и полетело куда-то в бездну. Она с ужасом ожидала утра как своего смертного приговора. В полубреду ей казалось, что завтра же на неё все будут показывать пальцем и украдкой смеяться.
Наталья плакала и не могла сомкнуть глаз. Утром она сказалась больной, и не вышла к завтраку. Обеспокоенным матери и бабушке девушка сказала, что вероятно вчера она простыла в саду, так как было сыро и тянуло холодом от пруда.
Наташу стали сразу же лечить, пичкать снадобьями бабушки, заставляли пить чай с малиной и вызвали доктора.
— Мама, мне так скучно тут. Не поехать ли нам в Петербург на время или к тёте в Смоленскую губернию? – просила Наташа мать.
— Доченька, милая, конечно, поедем. Мы же обещали моей сестре Агнете Павловне привезти тебя и показать, как ты повзрослела. Но сначала тебе нужно поправиться, душа моя… Не везти же тебя больную… — мама гладила Наташу по волосам.
— А когда я поправлюсь, ты обещаешь отвезти меня к тёте Агнете? – снова молила Наташа.
— Обещаю. Тут же поедем. Но к чему такая спешка? Тебе надо хорошенько отлежаться, — просила мать.
— Так доктор уверил, что у меня просто мигрени. Простуды нет. Поехали уже завтра, — настаивала Наташа, — и ты увидишь, что путешествие поднимет мне настроение и я обещаю слушать тебя во всём…
— Ты словно напугана чем-то… — обнимала Наташу мать, — а что скажет бабушка? Мы же хотели тут пробыть до конца месяца…
— Ах, признаюсь тебе, мамочка, мне тут ужасно скучно. Невыносимо скучно. А у тётушки мы не были три года. Там всё внове, и я буду радоваться и танцевать, — обещала Наташа.
К обеду третьего дня она вышла из комнаты здоровой, и мать приказала на следующий день закладывать лошадей.
В сад больше Наташа не выходила. Элизабет возобновила занятия, прерванные во время болезни барышни, и всё пошло, как и прежде. Бабушка ахала, что дочь и внучка уезжают так рано, и просила на обратном пути снова быть у неё.
Последний вечер Наталья играла на фортепиано, а потом ушла читать в бабушкину библиотеку. А когда пошла спать в свою комнату, то едва войдя, ощутила сладкий аромат роз. Большой букет стоял у неё на столе у самого окна. Наталья подошла к букету и увидела, что он перевязан алой лентой.
— Что сие значит? – вслух спросила барышня, и дотронулась ладонью до цветов нежно и осторожно, вспомнив своё происшествие, которое так хотела забыть и не могла.
Тут в дверь тихо постучались.
— Кто там? – спросила Наташа, — войдите же… Мисс Элизабет, это вы?
Но в комнату вошла Маша, она кланялась и поставила на столик барыне блюдечко земляники, а потом повалилась в ноги Наталье.
— Что ты, Маша? Зачем ты здесь? Кто пустил тебя? – Наталья сидела на кресле у цветов.
— Попросилась попрощаться с вами только, — прошептала Маша, оглядываясь на дверь, — не губите его, барыня, миленькая… Простите, умоляю, вся душа изболела, думала, что обидитесь вы страшно и велите нас прогнать или наказать… Дурак он и есть дурак. А я люблю его, мы венчаться хотим… спасите нас, барыня…
— Да о чём ты, Маша? Никто вас не трогает. Никто не обиделся. И ничего не произошло совсем. Разве что было? Не припомню я совершенно. Может, тебе что привиделось или приснилось? – Наташа сама удивлялась своему спокойному голосу и рассудительности.
— Правда? – изумилась Маша, глядя барышне в глаза, — ничего и не было?
— Ни-че-го. Запомни. И никому ничего не говори. Глупостей особенно, — наказывала Наташа.
Маша, вытерла набежавшие слёзы, встала и пошла к двери.
Когда она уже взялась за ручку двери, Наташа быстро подошла к ней и обняла свою подружку детства.
— Счастья тебе, Маша, — она погладила девушку по спине и перекрестила, — ступай. А розы ты мне собрала?
— Вместе собирали и все шипы убрали. Нравится? – Маша широко улыбнулась и снова кинулась на шею к барыне.
— И вам счастья самого большого, Наталья Алексеевна, милая, добрая, хорошая… Спаси вас Бог! – девушка поклонилась и убежала.
Наташа подошла к окну. Она смотрела на сад, окутанный густыми сумерками, и заметила одинокую стройную фигуру у беседки.
Наташа отпрянула от окна, боясь быть замеченной и уже из-за тюля увидела, как к фигуре бежала Маша. Вдруг девушка остановилась и обернулась на окно барыни.
Тут Наташа приблизилась к окну и помахала рукой Марье. Та в ответ тоже махнула и поклонилась, а затем исчезла у зарослей роз.
Наташа вздохнула, с наслаждением потянулась, и закружилась по комнате в вальсе. Завтра она уезжает! И ладно. Тётушке уже сообщили письмом, что едут. Впереди – новая дорога, города и люди… Всё хорошо…А она, Наталья Алексеевна, становится чуть старше. И чего в жизни не бывает!
