никитаМаша сидела в кресле у кабинета врача, механически разглаживая складки на юбке. Пальцы подрагивали, выдавая волнение.
В коридоре пахло лекарствами и хлоркой — запах, ставший таким привычным за последние три года.
Три года бесконечных анализов, уколов, процедур. Три года надежд и разочарований.
— Мария Андреевна, проходите! — раздался голос медсестры.
Маша встала, одернула юбку и шагнула к двери. Ноги стали ватными, во рту пересохло.
Она знала этот кабинет наизусть — каждую трещинку на стенах, каждую царапину на столе доктора.
Светлана Павловна, её лечащий врач, встретила её привычной профессиональной улыбкой.
— Присаживайтесь, — она указала на стул. — У меня для вас результаты.
Маша опустилась на краешек стула, вцепившись пальцами в сумочку. Она не сводила глаз с папки в руках врача.
— К сожалению, очередная попытка ЭКО оказалась неудачной.
Слова упали как камни. Маша почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота.
Светлана Павловна что-то говорила про следующие попытки, про новые протоколы, но слова доносились будто сквозь вату.
В метро Маша прижалась лбом к холодному стеклу. Перед глазами стояло лицо свекрови — поджатые губы, осуждающий взгляд.
«Опять неудача? Говорила я Вадику — не торопись с женитьбой. Посмотри на дочку Веры Николаевны, вот где здоровая кровь!»
Дома Елизавета Степановна встретила её в прихожей. На ней был любимый шелковый халат с драконами, волосы уложены волосок к волоску.
— Ну что, была у врача? — В голосе сквозило плохо скрываемое нетерпение.
Маша молча разувалась, стараясь не встречаться со свекровью взглядом.
— Опять молчишь? — Елизавета Степановна всплеснула руками. — Ясно всё с тобой.
Пятый год мучаешь моего мальчика. А ведь я предупреждала — нельзя было так спешить со свадьбой!
— Мама, ну хватит! — раздался голос Вадима. Он вышел из своей комнаты, подошел к жене. — Маш, ты как?
Она уткнулась лицом ему в плечо, всхлипнула.
— Ничего не получилось, Вадик. Опять.
Елизавета Степановна фыркнула и удалилась на кухню, громко стуча каблуками.
Вечером они лежали в постели, взявшись за руки. За стеной негромко бубнил телевизор — свекровь смотрела свой любимый сериал.
— Знаешь, — тихо сказал Вадим, — я тут думал… Может, нам усыновить малыша?
Маша приподнялась на локте, всмотрелась в лицо мужа:
— Ты серьезно?
— А почему нет? Столько детишек в детдомах ждут родителей. Мы бы смогли подарить хотя бы одному настоящую семью.
— А как же… — Маша замялась, — твоя мама?
Вадим поморщился:
— Мам, конечно, будет против. Но это наша жизнь, наше решение.
— Ты правда этого хочешь? — В голосе Маши звучала надежда.
— Правда, — он притянул её к себе, поцеловал в макушку. — Завтра за ужином скажем маме.
Следующий вечер выдался душным. Маша накрывала на стол, то и дело вытирая вспотевшие ладони о фартук.
Елизавета Степановна восседала во главе стола, как царица на троне.
— Мам, — начал Вадим, отодвигая тарелку с недоеденным борщом. — Мы хотим тебе что-то сказать.
Елизавета Степановна насторожилась, взгляд её заметался между сыном и невесткой.
— Мы с Машей решили усыновить ребенка.
Звон упавшей ложки разрезал тишину. Лицо свекрови побагровело.
— Что?! — она вскочила, опрокинув стул. — Чужого ребенка? В наш дом? Да вы с ума сошли!
— Мама, успокойся… — начал было Вадим.
— И не подумаю! — Елизавета Степановна заметалась по кухне. — Это всё ты! — она ткнула пальцем в сторону Маши. — Мало того что сама родить не можешь, так еще и подкидыша в дом притащить хочешь!
— Не смейте! — Маша тоже встала. — Не смейте так говорить о детях!
— Да как ты смеешь мне указывать! — взвизгнула свекровь. — В моем доме!
Вадик, — она повернулась к сыну, — одумайся! Брось эту… эту неполноценную! Женись на нормальной девушке!
— Замолчи! — Вадим грохнул кулаком по столу. Посуда подпрыгнула. — Не смей так говорить о моей жене!
— Ах вот как! — Елизавета Степановна схватилась за сердце. — Родную мать не уважаешь!
Всё, решено — завтра же позвоню Верочке, пусть пришлет свою Леночку. Вот увидишь, какая чудесная девочка, из приличной семьи…
Маша выскочила из-за стола и кинулась в спальню. За спиной еще долго гремели крики свекрови и увещевания мужа.
Она сидела на кровати, обхватив колени руками, и думала о том, что дальше так жить невозможно. Что-то должно измениться. Обязательно должно.
Утро начиналось с тишины. Не с той уютной тишины выходного дня, когда можно понежиться в постели, а с тяжелой, давящей, как перед грозой.
Елизавета Степановна демонстративно не разговаривала с невесткой уже третий день.
Маша заглянула на кухню — свекровь восседала за столом, неторопливо помешивая ложечкой чай.
На появление Маши она никак не отреагировала, только поджала и без того тонкие губы.
Вадим уже ушел на работу. Перед уходом чмокнул жену в щеку, прошептал:
«Держись, родная».
И ушел, оставив их вдвоем в этой звенящей тишине.
Маша налила себе кофе, присела у окна. За стеклом моросил мелкий дождь, размывая очертания домов напротив.
В отражении она видела, как свекровь то и дело бросает в её сторону колючие взгляды.
— Вадик, сыночек, — донеслось из кухни вечером. — Ты бы зашел к тете Вере на работу.
Помнишь Леночку? Она теперь там главным бухгалтером. Такая умница выросла!
— Мам, прекрати, — устало отозвался Вадим.
— А что такого? — голос Елизаветы Степановны стал медоточивым. — Просто напомнила.
Кстати, она недавно развелась. И деток очень хочет. Своих, родных деток, а не…
Звук захлопнутой двери оборвал её речь. Маша сидела в спальне, до боли стиснув зубы.
Каждый вечер, каждый чертов вечер одно и то же. То Леночка, то Анечка, то еще какая-нибудь «чудесная девочка из хорошей семьи».
Через неделю на обеденном столе появилась фотография. Молодая блондинка с кукольным личиком мило улыбалась в камеру.
Елизавета Степановна как бы невзначай поставила фото так, чтобы оно бросалось в глаза.
— Это кто? — резко спросил Вадим.
— А это Леночка, — пропела свекровь. — Правда, красавица? И главное — здоровая. Вся в мать.
Маша с грохотом отодвинула стул.
— Вы! — она задыхалась от гнева. — Вы просто… просто…
— Что я? — Елизавета Степановна вскинула подбородок. — Правду говорю!
Ненормальная ты, вот что! Не можешь родить — освободи место нормальной женщине!
— Мама! — заорал Вадим.
— Да-да, кричи на мать! — Елизавета Степановна схватила со стола чашку и с размаху швырнула её об стену. — Защищай свою бесплодную!
А о том, что род наш прервется, ты подумал?
Маша почувствовала, как комната начинает кружиться перед глазами. В ушах зашумело.
— Вадик, — еле слышно прошептала она, — я больше не могу. Не могу…
Он подхватил её, прижал к себе.
— Собирайся, — твердо сказал он. — Мы уезжаем.
— Куда это? — взвизгнула Елизавета Степановна.
— К бабе Тане. Она давно звала.
Старенькая баба Таня встретила их как родных.
Её маленькая квартирка на окраине города показалась Маше раем — тихим, спокойным, без осуждающих взглядов и ядовитых слов.
Сбор документов на усыновление занял почти полгода. Каждая справка, каждая бумажка давалась с трудом. Но Маша была готова пройти через что угодно.
Сашеньку они увидели в детском доме в Подмосковье. Трехлетний карапуз с серьезными глазами сразу покорил их сердца.
— Мам, пап, — сказал он в первый же день, когда они забрали его домой. От этих слов у Маши перехватило горло.
Плановый визит к врачу начался как обычно. Маша сидела в приемной, пока Вадим проходил обследование.
Она листала журнал, когда из кабинета донесся его удивленный возглас.
— Как это — бесплоден? Не может быть!
Маша замерла. Голоса стали громче — видимо, Вадим не закрыл дверь.
— К сожалению, результаты анализов однозначны, — говорил врач. — Вы никогда не смогли бы иметь детей.
Журнал выпал из ослабевших пальцев. Значит… все это время… Это не она была «неполноценной»?
Вадим вышел из кабинета бледный, растерянный. Увидел Машу, замер.
— Прости, — прошептал он. — Я не знал…
Она молча обняла его. Какая теперь разница? У них есть Сашенька. Их сын. Родной и любимый.
Спустя месяц они встретили на улице Елизавету Степановну. Она осунулась, будто постарела разом на несколько лет.
Увидев их, дернулась было в сторону, но Сашенька радостно закричал:
— Бабушка!
Елизавета Степановна застыла. В глазах её мелькнуло что-то похожее на тоску.
— Подойди, познакомься с внуком, — тихо сказал Вадим.
Она медленно приблизилась. Посмотрела на Сашеньку, протянула дрожащую руку, погладила по вихрастой макушке.
— Здравствуй… внучек.
Маша смотрела, как свекровь украдкой утирает слезы, и думала о том, что, наверное, у каждого должен быть шанс научиться любить.
Даже если для этого приходится пройти через боль и отчаяние.
А Сашенька, словно чувствуя что-то, улыбался своей особенной, солнечной улыбкой.
И в этой улыбке таяли остатки прежней горечи, уступая место надежде на новое, светлое завтра.