— Нинка с работы комнату в коммуналке купила, а мы всё у твоей матери ютимся, — Анна сложила высушенное бельё, стараясь не морщиться от запаха лежащей у ног свекрови собаки.
— Ты же знаешь, что мы копим на первый взнос, — вздохнул Алексей, не отрываясь от газеты. — Ещё полгода, и сможем ипотеку взять.
— Если твоя мама до этого меня не выживет, — Анна понизила голос до шёпота. — Вчера она опять заявила, что я неправильно мою посуду.
— Уже критикуешь мою мать? — раздался голос Елены Петровны из коридора. Она возникла на пороге кухни с кошкой Мусей на руках, поджав губы. — Между прочим, если бы не я, вы бы сейчас где ночевали?
Анна молча отвернулась к шкафу, раскладывая полотенца по полкам. Два года замужества превратились в бесконечный марафон унижений и попыток угодить свекрови. Трёхкомнатная коммуналка на пятерых соседей стала их семейным адом, где каждый сантиметр пространства был полем боя.
«До чего докатилась», — думала Анна. — «В двадцать два года, с высшим образованием, работой и мужем — живу как в общежитии».
В техникуме она мечтала о собственной квартире, о пространстве, где можно расставить вещи как хочется, а не куда разрешит свекровь. Анна была благодарна Елене Петровне за крышу над головой, но эта благодарность душила её сильнее, чем запах собаки Найды.
— Лёша, может нам всё-таки снять квартиру? Хотя бы однушку? — спросила она вечером, когда они остались вдвоём в тесной комнате, разделённой шкафом.
— На какие деньги? — Алексей устало потёр глаза. — Либо снимаем, либо копим на свою.
— Я могу дополнительные смены взять. Больше нет сил терпеть эти бесконечные замечания.
Елена Петровна, словно почувствовав, что говорят о ней, постучала в стенку:
— Выключайте свет, полночь уже!
Алексей развёл руками, словно говоря: «Вот видишь?»
Весна 2001 года принесла перемены. Анна действительно устроилась подрабатывать по вечерам, Алексей получил небольшую премию, и они наконец нашли скромную однушку на окраине. Елена Петровна, узнав о решении сына съехать, устроила настоящую истерику.
— Бросаешь мать одну? Кто мне таблетки будет покупать? Кто с Найдой гулять?
— Мама, мы будем приезжать каждые выходные, — убеждал Алексей. — Это совсем недалеко.
— Все вы так говорите, — Елена Петровна картинно промокнула сухие глаза. — А потом раз в месяц на чай заскочите, и то, если вспомните.
Анна молча паковала вещи, боясь, что любое сказанное слово лишь усугубит ситуацию. Внутри неё боролись чувство вины и радостное предвкушение свободы. Как бы то ни было, через неделю они переехали.
Первый месяц самостоятельной жизни казался ей настоящим раем. Никто не комментировал, как она готовит, не выключал свет по расписанию, не ворчал из-за каждой мелочи. Соседи по коммуналке, устав от постоянного шума из комнаты Елены Петровны, тоже вздохнули с облегчением.
— Воздуха стало больше, — заметила соседка Зинаида Ивановна, встретив Анну в подъезде, когда та приехала проведать свекровь. — Без собачки-то этой.
Но идиллия длилась недолго. В середине лета Анна обнаружила на своей руке странные красные укусы. Через неделю их тела покрылись зудящими пятнами, а постельное бельё — бурыми точками.
— Клопы, — констатировал вызванный дезинсектор, брезгливо осматривая диван. — Квартиру придётся полностью обрабатывать, и всю мягкую мебель выкинуть.
— Откуда они взялись? — в ужасе спросила Анна.
— Скорее всего, достались в наследство от предыдущих жильцов. Иногда они живут в плинтусах годами.
Анна опустилась на пол и разрыдалась. Тех денег, что они скопили, едва хватало на внесение ежемесячной платы. Новый диван, матрас, дезинфекция — всё это откладывало мечту о собственном жилье ещё на полгода.
Елена Петровна восприняла новость о возвращении «беженцев» с плохо скрываемым торжеством.
— Я же говорила, что нечего по съёмным углам шататься, — приговаривала она, пока Анна и Алексей заносили свои немногочисленные уцелевшие вещи. — Вот так и бывает, когда молодые советов не слушают.
Анна кусала губы, глотая обидные слова. Во взгляде свекрови читалось удовлетворение, будто всё случившееся было лишь закономерным наказанием за их непослушание.
— И что теперь делать? — спросил Алексей, когда они снова устроились в своей старой комнате.
— Не знаю, — Анна обняла колени, сидя на краю кровати. — Начинать копить заново? На это уйдут годы.
— Может, кредит взять?
— С нашими зарплатами? Нам даже ипотеку не одобрят без первоначального взноса.
В комнату без стука вошла Елена Петровна, держа в руках чашку.
— Слышала ваш разговор, — она присела на стул. — У меня есть предложение.
Анна и Алексей переглянулись.
— Зинаида Ивановна комнату продаёт. Свою, в этой коммуналке, — продолжила свекровь. — Уезжает к дочери в Краснодар, насовсем. Цена божеская, и первый взнос меньше, чем вы думаете.
— Мам, но мы же хотели отдельную квартиру, — начал Алексей.
— Конечно, хотели, — отрезала Елена Петровна. — И я хотела в молодости на море каждый год ездить. Но надо жить по средствам. Эта комната будет полностью вашей, без арендной платы. Наладите жизнь — продадите потом и купите что захотите.
К концу осени Анна и Алексей стали владельцами комнаты в той самой коммуналке, откуда так стремились сбежать. Это было странное чувство — называть своим место, которое так долго ассоциировалось с зависимостью и унижением.
— По крайней мере, это наша собственность, — говорил Алексей. — Первый шаг сделан.
Анна кивала, но в глубине души чувствовала горечь поражения. Из всех возможных вариантов они выбрали тот, где влияние свекрови оставалось максимальным. Теперь уже не съехать просто так — недвижимость, пусть и такая скромная, привязывала их к этому месту.
И всё же это принесло некоторое облегчение. Елена Петровна, словно удовлетворившись их решением, немного ослабила хватку. Анна обустроила их комнату по своему вкусу, развесила фотографии, купила новое покрывало. Свекровь хоть и морщилась от «этих молодёжных веяний», но открыто не критиковала.
В начале 2002 года Елена Петровна начала жаловаться на здоровье. Сначала это были мимоходом брошенные фразы о давлении, потом она стала чаще присаживаться, держась за сердце.
— Мам, тебе бы к врачу, — советовал Алексей.
— Ещё чего! В нашей поликлинике только калечат. Само пройдёт, — отмахивалась она.
Но лучше не становилось. Однажды утром Анна зашла к свекрови одолжить соль и нашла её полулежащей в кресле, бледную, с испариной на лбу.
— Елена Петровна, вам плохо? — испугалась Анна.
— Ничего, — прошептала свекровь. — Просто голова кружится.
— Давайте я давление померяю, — Анна достала тонометр, который они купили после первых жалоб свекрови.
210 на 120. Цифры на экране заставили её похолодеть.
— Я вызываю скорую, — решительно сказала она, хватая телефон.
— Не смей! — прохрипела Елена Петровна. — Никаких больниц!
Но Анна уже набирала номер. Через полчаса, несмотря на сопротивление, свекровь увезли на госпитализацию с подозрением на гипертонический криз.
В больнице диагноз подтвердился, добавив к нему предынсультное состояние. Елена Петровна осталась на лечении, а Анна внезапно оказалась хозяйкой в её комнате — с собакой и кошкой, требующими ухода.
— Как ты справляешься? — спросил Алексей, вернувшись с работы и найдя жену, выгуливающую Найду.
— Нормально, — пожала плечами Анна. — Собака оказалась не такой уж вредной, а кошка вообще сама по себе. Труднее с соседями — кричат, что Найда лает, когда нас нет.
— Ты каждый день к маме ездишь?
— А кто ещё? — просто ответила Анна. — Ты на работе, соседи заняты.
Несмотря на все бытовые сложности, она ездила в больницу ежедневно — сначала из чувства долга, потом из беспокойства. Елена Петровна, лишённая своей обычной властности, выглядела беззащитной на больничной койке.
В одно из посещений свекровь вдруг взяла Анну за руку:
— Ты завтра придёшь?
В её голосе звучала не привычная требовательность, а почти детская неуверенность.
— Конечно, — кивнула Анна. — Принесу вам бульон из курицы.
Елена Петровна впервые посмотрела на невестку без привычной неприязни:
— Спасибо, что не бросаешь меня, — тихо сказала она.
Что-то дрогнуло в сердце Анны. За два года совместной жизни это была первая искренняя благодарность от свекрови.
Елену Петровну выписали через две недели с наказом строго соблюдать режим, принимать лекарства и избегать стрессов. Вернувшись домой, она с удивлением обнаружила, что её комната в идеальном порядке, Найда вычесана, Муся накормлена, а на столе стоит свежий букет.
— Мы решили немного прибраться к вашему возвращению, — смущённо сказала Анна.
Елена Петровна хотела ответить что-то колкое по привычке, но осеклась, вспомнив больничные дни и ежедневные визиты невестки.
— Очень… мило, — выдавила она, и это был первый шаг к перемирию.
Выздоровление шло медленно. Анна взяла на себя готовку и уборку, частично работая из дома, чтобы присматривать за свекровью. Елена Петровна поначалу сопротивлялась такой заботе, но постепенно сдавалась — силы были не те.
Однажды утром Анна проснулась от необычного запаха. На общей кухне она обнаружила Елену Петровну, старательно помешивающую что-то в кастрюле.
— Что вы делаете? Вам же нельзя напрягаться!
— Решила кашу сварить, — проворчала свекровь. — Не мозоль глаза, я ещё не развалина.
Анна открыла было рот для возражений, но поняла, что привычно ворчливая фраза «не мозоль глаза» прозвучала без прежней злости — скорее как ласковое ворчание. Она молча взяла тарелки и начала накрывать на стол.
Они завтракали втроём — Алексей просматривал газету, Елена Петровна неторопливо ела кашу, а Анна разливала чай. За окном падал первый снег 2002 года, заметая крыши и карнизы. В комнате было тепло и неожиданно уютно.
— Вкусная каша, — заметил Алексей.
— Молоко перекипело, — проворчала Елена Петровна, но в глазах её мелькнуло удовлетворение.
— В самый раз, — улыбнулась Анна, и свекровь впервые улыбнулась в ответ.
Это не было мгновенным превращением из злой свекрови в добрую фею. Елена Петровна по-прежнему ворчала, могла сделать неуместное замечание или громко хлопнуть дверью. Но что-то неуловимо изменилось в атмосфере их дома.
Когда в декабре Найда заболела, именно Анна первой заметила неладное и настояла на визите к ветеринару, оплатив недешёвое лечение.
— Зачем ты деньги тратишь на мою собаку? — удивилась Елена Петровна.
— Она уже и моя тоже, — просто ответила Анна. — Мы все тут живём вместе, правда?
Что-то дрогнуло в лице свекрови. Она отвернулась к окну, незаметно вытирая глаза.
— Правда, — тихо ответила она.
Когда в марте 2003 года они с Алексеем обсуждали возможность продать обе комнаты и взять ипотеку на небольшую квартиру, Елена Петровна неожиданно поддержала их.
— Только чтобы с отдельной комнатой для меня, — добавила она. — И место для Найды с Мусей.
— А мы думали… — начал Алексей.
— Что я здесь одна останусь? — перебила его мать. — В моём возрасте? С моим давлением? А кто уколы будет делать?
Она говорила строго, но в глазах плясали знакомые Анне искорки.
— И потом, — добавила Елена Петровна после паузы, — мне скучно будет без вас.
Анна и Алексей переглянулись. В словах свекрови впервые прозвучало то, что они давно подозревали — за ворчанием скрывалась боязнь одиночества.
— Поищем трёшку, — решил Алексей. — С хорошим ремонтом, чтобы никаких клопов.
— И с большой кухней, — добавила Анна. — Чтобы готовить вместе.
— И балкон нужен, — вставила Елена Петровна. — Муся любит на солнышке лежать.
Они говорили о будущем, перебивая друг друга и строя планы, как настоящая семья — не идеальная, не безоблачная, но научившаяся главному: слышать друг друга.
Коммуналка, ставшая источником стольких страданий, подарила им урок, который не даст ни одна отдельная квартира: иногда, чтобы стать ближе, нужно пройти через самые тесные пространства — и душевные, и физические.
— Кстати, Анна, — сказала вдруг Елена Петровна, — ты знаешь, что уже два года моешь посуду неправильно?
Анна замерла, но, встретившись взглядом со свекровью, увидела в её глазах тёплую усмешку.
— Может, научите меня? — улыбнулась она в ответ.
— Обязательно, — кивнула Елена Петровна. — У нас ещё вся жизнь впереди.
