— Я больше не могу так! Ты хоть понимаешь, что мы погрязли в долгах? — Алексей нервно ходил по тесной кухне, сжимая и разжимая ладони. — А ты даже не пытаешься что-то сделать!
Елена медленно помешивала остывший кофе, избегая смотреть мужу в глаза. Их съемная квартира в спальном районе Москвы казалась особенно неуютной в этот пасмурный апрельский день 2004 года.
— Что ты предлагаешь? Мама болеет, ателье висит на мне. Я не успеваю, — она выдавила из себя привычные оправдания.
— Да когда ты в последний раз там была? — Алексей резко остановился. — Твоя мать не видела тебя месяц! Ты не работаешь, только тратишь деньги. Я устал платить за твои кредиты!
В глубине души Елена знала, что он прав. В свои двадцать четыре она металась между желанием яркой московской жизни и обязанностями перед стареющей матерью в родном городе. Чувство вины смешивалось с раздражением и выливалось в бездействие.
— Что ты хочешь от меня услышать? Что я плохая дочь? Плохая жена? — её голос задрожал, но не от обиды, а от злости.
— Я хочу, чтобы ты повзрослела! Семь лет прошло, как ты школу закончила, а ведёшь себя как подросток. У нас нет денег на твои бесконечные «хочу». А ты даже не знаешь, сколько стоит хлеб!
Елена вскочила, опрокинув чашку. Тёмная жидкость растеклась по клеёнке, капая на линолеум.
— Значит, я во всём виновата? А ты идеальный, да? Приехал из своей деревни, строишь из себя успешного!
— Остановись, — тихо произнёс Алексей. — Просто остановись.
Он вышел из кухни, и через минуту Елена услышала, как он собирает вещи в спальне. Ей хотелось броситься за ним, сказать, что всё исправит, попросить прощения, но она сидела, парализованная гордостью и страхом.
Когда хлопнула входная дверь, в квартире стало невыносимо тихо.
Телефонный звонок разбудил Елену в три часа ночи. Сердце сжалось от дурного предчувствия.
— Дочка, это я, — голос Ольги Николаевны звучал устало. — Мне нехорошо. Приедешь?
— Ма, сейчас ночь. Что случилось? — Елена включила ночник, щурясь от яркого света.
— Сердце… Давление… Я в больницу звонила, но они сказали, что если ходячая, то утром приходить.
Елена закрыла глаза. После ухода Алексея прошло две недели. Она сидела без денег, перебиваясь случайными заработками, но матери об этом не говорила.
— Я приеду утром первым автобусом, хорошо? Ты таблетки приняла?
— Приняла… — голос матери затих. — Алёша звонил, спрашивал о тебе.
— Зачем он тебе звонит? — мгновенно вспыхнула Елена. — Вы что, за моей спиной общаетесь?
— Он хороший человек, дочка. Беспокоится о тебе.
— Не нужно обо мне беспокоиться! И вообще, почему ты всегда на его стороне? Твоя дочь — я!
Повисло молчание. Потом Ольга Николаевна тихо сказала:
— Приезжай, Леночка. Поговорим.
Автобус из Москвы приехал в родной город Елены к обеду. Дорога заняла четыре часа, и всё это время её мучили противоречивые чувства. Злость на мать сменялась тревогой, потом снова злостью. Почему мама всегда считает её виноватой? Почему никогда не поддерживает?
Квартира встретила её тишиной. Елена нашла мать в спальне — Ольга Николаевна лежала, укрытая пледом, и выглядела бледной, но не критично больной.
— Как ты? — Елена присела на край кровати, ощущая неловкость.
— Лучше, — Ольга Николаевна попыталась улыбнуться. — Ты приехала. Я так рада.
Елена помогла матери встать, приготовила чай на кухне. В квартире, где она выросла, всё было таким знакомым и одновременно чужим. Фотографии на стенах, старая мебель, запах маминых духов.
— Что у вас с Алёшей случилось? — спросила Ольга Николаевна, когда они сели за стол.
— Ничего особенного. Поссорились, — Елена отвела взгляд. — Он ушёл. Ты довольна?
— Почему я должна быть довольна?
— Потому что ты всегда хотела, чтобы я вернулась сюда. Чтобы я была рядом, помогала тебе с этим проклятым ателье!
— Елена! — Ольга Николаевна выпрямилась, и в её голосе появилась сталь. — Я никогда не хотела твоего несчастья. Я хотела, чтобы ты научилась отвечать за свои поступки. А ты бежишь, как только становится трудно.
— Это неправда! Я просто хочу нормальной жизни, а не прозябать в этой дыре! — Елена вскочила, чашка дёрнулась, чай выплеснулся на скатерть.
— А что ты сделала для этой «нормальной жизни»? — Ольга Николаевна устало прикрыла глаза. — Учиться не пошла. Работать не хочешь. Дачу продала…
— Ну конечно! Сейчас ты вспомнишь дачу! — Елена ударила ладонью по столу. — Я была вынуждена её продать, у меня долги были!
— Какие долги у девочки, которая только школу закончила? — покачала головой мать. — И где деньги с продажи? Половина куда-то исчезла.
— Ты считаешь меня воровкой? Собственную дочь? — Елена почувствовала, как к горлу подступают слёзы. — Как тебе не стыдно!
— Мне стыдно за то, что я вырастила человека, который не умеет брать на себя ответственность.
Эти слова были последней каплей. В Елене словно прорвалась плотина, сдерживавшая всё накопившееся за годы раздражение.
— Ты всегда меня попрекала! Всю жизнь я слышала, как тебе тяжело, как ты одна тянешь семью! Как ты жертвуешь собой! А я должна была быть благодарной и чувствовать себя виноватой за то, что вообще существую!
— Елена…
— Нет! Теперь ты послушай! — она расхаживала по кухне, сжимая кулаки. — Ты всегда контролировала меня, не давала дышать! Кто тебя заставлял рожать меня? Кто просил открывать ателье? Ты сама всё решила, а теперь я должна расплачиваться за твой выбор?
Ольга Николаевна побледнела ещё сильнее, схватилась за сердце. Елена на мгновение испугалась, но гнев был сильнее.
— Я не собираюсь здесь оставаться! Я вернусь в Москву и буду жить так, как я хочу!
Она выбежала из кухни, схватила свою сумку в прихожей и, не оглядываясь, вылетела из квартиры, громко хлопнув дверью.
Московская жизнь без Алексея превратилась в кошмар. Хозяин квартиры выставил Елену за неуплату, пришлось переехать к случайной знакомой, спать на продавленном диване в однокомнатной хрущёвке на окраине.
Она пыталась найти работу, но без образования брали только на низкие должности с мизерной зарплатой. Гордость не позволяла звонить матери, а когда она всё же решилась, телефон не отвечал.
— Почему ты не позвонишь Ольге Николаевне? — спросила её подруга Вика после очередной неудачной попытки.
— Мы поссорились, — Елена смотрела в окно на серое майское небо.
— И что? Она же твоя мать. Она простит.
Елена хмыкнула:
— Ты её не знаешь. Она никогда не прощает.
— А ты пробовала попросить прощения?
Этот простой вопрос заставил Елену задуматься. Когда она в последний раз извинялась перед матерью? В детстве, наверное.
Решение вернуться домой пришло неожиданно. Прошёл месяц с того скандала, и Елена была уверена, что мать уже остыла. В конце концов, куда она денется? Будет рада, что дочь вернулась.
На этот раз автобус прибыл в родной город вечером. Июньский воздух был тёплым, пахло сиренью. Елена шла знакомыми улицами, представляя встречу. Возможно, мама обнимет её. Может быть, даже поплачет. И всё снова будет хорошо.
Но когда она подошла к дому, что-то ёкнуло внутри. Окна их квартиры на третьем этаже были темны, хотя обычно в это время мать всегда включала свет на кухне.
Подъезд встретил её запахом свежей краски. На лестнице сидела незнакомая женщина с ребёнком.
— Вы к кому? — поинтересовалась она, когда Елена прошла мимо.
— Я… я к маме. Ольга Николаевна, квартира 17.
Женщина нахмурилась:
— В семнадцатой мы живём. Три недели как въехали.
— Не может быть! — Елена почувствовала, как земля уходит из-под ног. — Там моя мама живёт! Мы там всегда жили!
— Послушайте, я купила эту квартиру у пожилой женщины, да. Не знаю, ваша мама или нет. Она сказала, что уезжает в деревню, к родственникам.
В голове Елены всё перемешалось.
— В какую деревню? У нас нет родственников в деревне!
Женщина пожала плечами:
— Не знаю. Может, вы номер Натальи Петровны возьмёте? Она риелтор, сделку оформляла.
Елена записала номер дрожащей рукой и выбежала из подъезда. На скамейке у дома сидели старушки. Она узнала соседку с пятого этажа.
— Баба Нина! Здравствуйте! Вы не знаете, куда моя мама уехала?
Старушка прищурилась:
— А, Леночка приехала! Ольга-то твоя уехала, да. Сказала, в деревню, отдохнуть от городской суеты.
— В какую деревню? Куда?
— А я почём знаю? — пожала плечами старушка. — К жениху своему, может. К Алёшке твоему бывшему.
— Что? — Елена замерла. — При чём тут Алексей?
— Ну как же. Он за неделю до её отъезда приезжал, помогал вещи собирать. Заботливый такой. Не то что некоторые.
Елена не слышала последних слов. В ушах шумело. Мама продала квартиру. Мама уехала. С Алексеем? К Алексею? Что вообще происходит?
Она набрала номер риелтора. Женщина подтвердила: да, квартиру продали. Нет, адрес нового места жительства клиентки она дать не может, конфиденциальная информация. Да, все документы в порядке.
Сидя на лавочке в сквере, Елена наконец набралась смелости позвонить Алексею. Телефон был выключен. Она попробовала ещё раз. И ещё. Бесполезно.
Внезапная мысль заставила её похолодеть. А что, если мама действительно была больна? Что, если её сердечный приступ был настоящим? А Елена бросила её, не проверив, не позаботившись…
Нет, это невозможно. Ольга Николаевна не могла умереть. Просто уехала, чтобы проучить дочь. Продала квартиру назло. Елена была уверена: через неделю-другую мать объявится, позвонит. И Елена великодушно простит её.
Но шли дни, недели, месяцы, а Ольга Николаевна не звонила. Елена вернулась в Москву, сняла угол, устроилась работать продавщицей в маленький магазинчик. По вечерам писала письма на старый адрес, надеясь, что новые жильцы перешлют их матери. Ответа не было.
Однажды морозным январским вечером 2005 года, возвращаясь с работы, она встретила бывшую одноклассницу, приехавшую в Москву на собеседование.
— Ты слышала новость? — радостно сообщила та. — Алексей женился! На учительнице из своей деревни. Говорят, дом там купил, хозяйство завёл.
— А… моя мама? — с трудом выдавила Елена.
— Ольга Николаевна? Так она там же живёт, в соседнем доме. У неё теперь огород, куры. Говорят, совсем другим человеком стала — улыбается, с соседями общается. Да ты разве не знала?
Елена покачала головой. В тот вечер она впервые осознала: мать не вернётся. Не позвонит. Не простит. Точка невозврата пройдена.
Она не стала покупать билет в ту деревню. Не стала искать новый адрес матери. Если Ольга Николаевна счастлива без неё — пусть так и будет. А она, Елена, должна наконец научиться жить самостоятельно. Впервые в жизни.
Идя по заснеженной московской улице, Елена вдруг вспомнила те деньги с продажи дачи — деньги, которые она действительно присвоила, чтобы купить себе модную одежду и технику. Возможно, мать всегда знала правду. Просто ждала, когда дочь найдёт в себе силы признаться.
Ветер швырнул в лицо пригоршню снега, и Елена зажмурилась. Возможно, настоящая взрослая жизнь только сейчас и начинается — в двадцать пять лет, без поддержки, без запасных аэродромов. Страшно? Да. Но впервые за долгое время она ощутила странное облегчение. Больше не нужно врать, не нужно притворяться, не нужно бежать. Теперь только вперёд.
