никитаВ их поселке часы словно остановились где-то в девяностых. Жизнь текла медленно, как густой мед по краю банки — вязко, предсказуемо, с редкими всплесками событий. Александр и Мария знали друг друга с самого детства, но только три года назад, после армии, они вдруг увидели друг друга совсем иными глазами.
Холодный ветер с моря трепал волосы Марии, пока она ждала Александра на скамейке у причала. Он задерживался, как обычно. Сегодня должен был сказать: едет или остается. Она помнила, как в прошлом месяце он ворвался к ней в магазин с горящими глазами — на маяке нужен смотритель, предлагают контракт на год, зарплата втрое больше, чем здесь на судоремонтном заводе.
— И это не просто работа, Маш, — говорил он тогда, — это шанс. Накопим, снимем квартиру в городе. Хватит жить с родителями.
Мария улыбнулась, вспоминая его горящие глаза.
Старый причал поскрипывал от усиливающегося ветра. Волны уже начали лизать деревянные сваи, оставляя на них мокрые следы.
— Привет, — его голос заставил ее вздрогнуть, — извини, что опоздал.
Александр опустился рядом, обжигая щеку холодным после ветра поцелуем. Они помолчали, глядя на беспокойную водную гладь.
— Мать устроила истерику, — наконец проговорил он. — Говорит, я сумасшедший, если решу уехать. Говорит, ты не дождешься.
Мария посмотрела на его профиль — острый, с плотно сжатыми губами.
— И что ты решил?
— Я еду, — он повернулся к ней. — Это шанс, Маша. Год пролетит быстро. Я буду приезжать, когда смогу — раз в месяц обещают замену присылать на пару дней.
— Раз в месяц, — эхом отозвалась Мария, чувствуя, как что-то холодное скручивается внутри.
— Я люблю тебя, — он взял ее за руку. — Этот год поможет нам встать на ноги. А потом мы будем только вместе.
Она кивнула, сглатывая комок в горле.
— Когда?
— Завтра, — он отвел глаза.
Ветер усилился, бросая в лицо колючие капли морской воды. Или это были слезы? Мария не могла разобрать.
Татьяна Ивановна застыла у кухонного окна с чашкой остывшего чая, наблюдая, как дочь прощается с Александром у калитки. Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и казалось, что их не разорвать.
— Смотрительница выискалась, — процедила она. — Нашла за кого держаться.
Муж что-то буркнул из гостиной, не отрываясь от телевизора. Он давно научился не встревать в разговоры жены о дочери.
— Только-только стало получаться у девочки, — продолжала Татьяна Ивановна, — бухгалтерские курсы заканчивает, в район хотела устроиться. А теперь что? Год собаку эту ждать? У Кати Варламовой, между прочим, сын в банке работает. Не мальчик — золото. А он на нее давно заглядывается.
Она отошла от окна, нервно отхлебнув холодный чай, поморщилась от его горечи.
Ольга Петровна собирала сыну рюкзак со злостью и отчаянием, запихивая вещи так, что молния едва сходилась.
— Бросаешь мать одну, — она говорила это уже в десятый раз, не ожидая ответа. — Год! Целый год! А я тут с больным сердцем, одна как палец.
— Мам, — Александр устало потер переносицу, — у тебя отличное здоровье. Ты на прошлой неделе полы во всей школе помогала мыть.
— Я делала это через силу! — она повысила голос.
— Я уже дал согласие, подписал контракт, — Александр пытался говорить спокойно. — Это хорошая возможность. Накоплю денег, вернусь — снимем с Машей жилье.
— С Машей, — передразнила мать. — Видела я ее мать в магазине. Нос задрала — не женщина, а топор. Думает, раз в бухгалтерии работает, так королева. А дочка в ней вся — никчемная, ленивая.
— Не начинай, — предупреждающе сказал Александр.
— И начну! Мать твоя единственная правду скажет. Не пара она тебе. Ты на маяк свой уедешь, а она тут одна с дружками-подружками… Знаю я таких!
Александр резко поднялся.
— Все, я ушел, — он забрал рюкзак из рук матери. — Прости, но я свое решение не изменю.
Ольга Петровна рухнула на стул, закрыв лицо руками.
— Уходи! — крикнула она ему вслед. — Все уходят! Но только не приползай назад, когда она тебя бросит!
Мария провела бессонную ночь, а утром тошнота подкатила так сильно, что едва успела добежать до ванной. Третий день подряд.
— Ты заболела? — мама остановилась в дверях ванной, скрестив руки на груди.
— Нет, просто… — Мария помотала головой. — Наверное, что-то съела.
— Три дня подряд? — Татьяна Ивановна прищурилась. — Ты что, с ума сошла?
Мария поднялась, стараясь не смотреть на мать. Умылась холодной водой.
— Не понимаю, о чем ты.
— Все ты прекрасно понимаешь, — процедила Татьяна Ивановна. — Сколько?
— Шесть недель, — тихо ответила Мария, чувствуя, как по телу разливается слабость.
Татьяна Ивановна прикрыла глаза, словно от удара. Потом резко развернулась:
— Собирайся, к врачу поедем.
— Нет! — Мария впервые повысила голос на мать.
— Что значит «нет»? Ты понимаешь, что натворила? Твой герой-смотритель уплыл на свой чертов маяк, а ты осталась с пузом. Думаешь, он вернется?
— Я скажу ему, — Мария почувствовала, как слезы жгут глаза. — Он уезжает сегодня вечером. Я скажу ему, и мы решим.
— Решите? — Татьяна Ивановна рассмеялась.
— Он должен знать, — упрямо повторила Мария.
Солнце уже начинало садиться, когда Мария добралась до причала. Катер, который должен был отвезти Александра на маяк, покачивался у берега. Несколько человек грузили на него ящики с припасами.
Она увидела его сразу — высокий, в темной куртке, он помогал пожилому мужчине с каким-то оборудованием. Заметив ее, он остановился, улыбнулся, затем что-то сказал мужчине и направился к ней.
— Ты все-таки пришла, — он крепко обнял ее. — Я боялся, что не попрощаемся.
Мария стояла, замерев в его объятиях, не зная, как начать разговор.
— Саш, мне нужно сказать тебе…
— Орлов! — окликнули его с катера. — Заканчивай прощаться, отходим через десять минут!
— Сейчас! — крикнул он, не отпуская Марию. — Что ты хотела сказать?
Она посмотрела в его глаза, полные предвкушения новой жизни. Такие счастливые. Такие любящие.
— Я беременна, — проговорила она едва слышно.
Его лицо застыло, словно превращаясь в маску.
— Ты… что?
— Шесть недель, — она не отводила взгляда. — Я узнала только сегодня.
Александр несколько секунд смотрел на нее, не мигая, а потом крепко прижал к себе.
— Это… это меняет все, — прошептал он. — Я должен остаться.
— Нет, — она отстранилась. — Ты поедешь. Этот контракт — наш шанс, ты сам говорил. Деньги нам нужны теперь даже больше.
— Но как же ты тут одна?
— Я справлюсь, — Мария попыталась улыбнуться. — Мы будем ждать тебя. Оба.
— Орлов! — снова крикнули с катера. — Последнее предупреждение!
Александр стоял, разрываясь, словно не мог решить, что делать.
— Саша, иди, — она мягко подтолкнула его. — Я справлюсь, правда.
Он сжал ее руки в своих.
— Я напишу тебе, как только доберусь, — его голос дрожал. — И буду писать каждую неделю. Когда придет замена через месяц, я приеду. Мы все решим, я обещаю.
— Орлов! — уже раздраженно позвали его.
— Я люблю тебя, — он быстро поцеловал ее и, схватив рюкзак, побежал к катеру.
Мария стояла на причале, пока катер не превратился в маленькую точку на горизонте. Рука машинально легла на еще плоский живот. Странно, но на душе было спокойно. Они справятся.
Первое письмо от Александра пришло через две недели — огромный конверт, полный страниц, исписанных мелким почерком. Мария перечитывала его снова и снова. Он писал, что маяк прекрасен и ужасен одновременно — красивый, но одинокий. Что смотритель, которого он сменил, показал ему все механизмы и уехал, оставив после себя старые журналы, консервы и засохшие цветы в горшках.
«Я думаю о тебе каждый день, — писал он. — О том, как ты там. Как наш малыш. Не могу дождаться замены, чтобы приехать к тебе. Осталось всего две недели».
В день, когда должна была прийти замена Александру, разразился шторм. Мария стояла у окна, глядя, как яростно хлещет дождь, и знала: сегодня никто не сможет добраться до маяка.
Замена приехала только через неделю. Почтальон принес новое письмо, где Александр извинялся, что не смог приехать, и обещал быть в следующем месяце.
Но и в следующем месяце его не было. Письма стали приходить реже — раз в месяц, а то и в полтора. Мария писала ему каждую неделю, рассказывая о своей жизни, о растущем животе, о планах на будущее.
Ответов становилось все меньше.
— Я же говорила, — Татьяна Ивановна поставила перед дочерью тарелку супа. — Сбежал твой смотритель. Отец его семейства, называется.
Мария молча ела суп, уже привыкнув к постоянным упрекам.
— Сколько, напомни? Шесть месяцев прошло? Семь? А от него ни слуху, ни духу. Ни разу не приехал.
— У него сложная работа, мама. Шторма, замену не всегда присылают…
— Рассказывай, — перебила Татьяна Ивановна. — У Ольги Петровны спрашивала. Она сказала, он и ей не пишет. Как отрезало.
Мария вздрогнула. Она не верила, что Александр мог просто так исчезнуть.
— Знаешь, — продолжала мать, — Виктор Варламов опять спрашивал о тебе. Сказал, что ему все равно, что ты… в положении. Готов жениться и ребенка своим признать.
— Мама, — устало произнесла Мария. — Я не выйду за Виктора. Я люблю Сашу.
— Который бросил тебя с брюхом? — Татьяна Ивановна всплеснула руками. — Одумайся, девочка! Тебе скоро рожать, а ты одна, без мужа, без денег!
Мария встала из-за стола, чувствуя, как в очередной раз закружилась голова.
— Мне нужно прилечь.
Поднимаясь по лестнице, она услышала, как мать говорит кому-то по телефону:
— Да, в роддоме спрашивала. Можно будет написать отказ… Нет, только роды закончатся… Да, анонимно… Все сделаем правильно.
Маяк стал для Александра и тюрьмой, и убежищем. Первые месяцы он писал Марии письма каждый день, но отправлять их мог только когда приезжала смена. А она приезжала все реже — то погода, то поломки. Из-за штормов электричество тоже пропадало регулярно, и дизель-генератор едва справлялся.
Весна 2003-го выдалась особенно суровой. За три месяца смена приезжала всего дважды, привозя скудные припасы и забирая накопившиеся письма. Александр страдал от неизвестности. Как Мария? Как ребенок? Почему от нее так мало писем?
В один из таких приездов смены на маяк прибыла девушка-метеоролог Алина. Она приехала на неделю, чтобы установить новое оборудование, и первым делом спросила у Александра, почему он такой мрачный.
— Девушка на материке, должна родить со дня на день, а я тут застрял, — он впервые за долгое время говорил с кем-то о Марии.
Алина внимательно выслушала его историю.
— И часто приходят письма от нее? — спросила она.
— Все реже, — признался Александр. — Вначале каждую неделю писала. Теперь иногда по месяцу ни строчки.
— А твои письма доходят?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Я пишу ей постоянно. Отдаю с оказией на материк.
Алина задумалась.
— А ты не думал, что их могут перехватывать? Ее мать, например? Ты говорил, она против вашего союза.
Александр замер.
— Но почему? Зачем ей это?
— Сам подумай, — Алина пожала плечами. — Дочь беременна, парень на год уехал, связи почти нет… Многие матери захотели бы избавить дочь от такой ситуации.
— Но это же… это нечестно!
— Мир часто бывает нечестным, — философски заметила Алина. — Особенно когда дело касается семейных отношений.
Роды начались у Марии внезапно, на две недели раньше срока. Она была одна дома, когда почувствовала первые схватки. Еле дотянувшись до телефона, вызвала скорую и позвонила матери на работу.
В роддоме все происходило как в тумане. Схватки, крики, чьи-то руки, направляющие, командующие. А потом — первый крик ребенка.
— Мальчик, — услышала она голос акушерки. — Богатырь, три пятьсот.
— Можно… можно мне его? — прошептала Мария, протягивая руки.
Но ребенка ей не дали. В палату вошла Татьяна Ивановна, что-то тихо сказала врачу.
— Мама? Где мой ребенок? — Мария попыталась встать, но сил не было.
— Все хорошо, детка, — мать села рядом, гладя ее по голове. — Все будет хорошо. Ты сейчас отдохнешь, а потом мы поговорим.
— Я хочу видеть сына, — упрямо повторила Мария.
— Мария Николаевна, — врач подошла к кровати. — Ваша мама сказала, что вы приняли решение оставить ребенка в роддоме. Это так?
Мария в ужасе перевела взгляд с врача на мать.
— Нет! Я никогда…
— Детка, ты же сама говорила, — перебила ее Татьяна Ивановна, сильнее сжимая ее руку. — Ты молодая, жизнь только начинается. Зачем тебе обуза? Отец не объявился за восемь месяцев. На что ты будешь его растить?
— Я не… — слезы текли по лицу Марии. — Я не говорила этого.
— Они сейчас под препаратами, после родов все забывают, — Татьяна Ивановна обратилась к врачу. — Документы я подпишу, как мы договаривались.
— Вы не имеете права, — прошептала Мария, чувствуя, как сознание начинает уплывать. Укол, который ей сделали перед родами, все еще действовал.
— Отдыхай, — Татьяна Ивановна поцеловала дочь в лоб. — Потом скажешь мне спасибо. Начнешь жизнь с чистого листа.
Александр вернулся в поселок зимой 2004 года, отработав полный контракт. Год на маяке закалил его — он стал шире в плечах, загорел, в глазах появился тот внутренний свет, который бывает у людей, много времени проводящих в одиночестве.
Первым делом он пошел не домой к матери, а к дому Марии. Сердце колотилось, когда он стучал в знакомую дверь. Ему открыла Татьяна Ивановна, и по ее лицу пробежала тень удивления и раздражения.
— Явился — не запылился, — процедила она. — Год прошел, а ты только сейчас вспомнил, что тут девушка была.
— Здравствуйте, Татьяна Ивановна, — он старался говорить спокойно. — Маша дома?
— А зачем она тебе? — женщина скрестила руки на груди. — Поматросил и бросил?
— Я никого не бросал, — в голосе Александра появился металл. — Где она?
— На работе, где ж ей еще быть, — неохотно ответила Татьяна Ивановна. — В бухгалтерии районной.
— А ребенок? — он заглянул ей за плечо, пытаясь рассмотреть детскую кроватку, коляску — что-нибудь.
Татьяна Ивановна рассмеялась.
— Какой ребенок, голубчик? Нет никакого ребенка. Отказалась твоя Машенька, в роддоме оставила. Не захотела безотцовщину растить.
Александр почувствовал, как земля уходит из-под ног.
— Не верю, — прошептал он. — Маша не могла…
— Еще как могла, — отрезала Татьяна Ивановна. — А ты чего ждал? Что она одна с пузом будет сидеть годами, письма тебе строчить? Когда от тебя ни слуху, ни духу?
— Я писал ей каждую неделю, — Александр сжал кулаки. — Каждую. Неделю.
— Что-то не припомню таких писем, — она усмехнулась. — Ладно, нечего тут стоять. Иди к матери, она тебя заждалась.
Дверь захлопнулась перед его носом.
Мария сидела за рабочим столом, бездумно глядя в документы. Прошло почти полгода с тех пор, как она подписала отказ от ребенка. Полгода кошмаров, раскаяния и бессилия.
Она пыталась забрать сына из роддома через два дня после рождения, но ей сказали, что уже поздно — документы подписаны, ребенок передан в дом малютки для последующего усыновления.
Мария наняла адвоката на последние деньги, которые копила для ребенка, но тот лишь развел руками — процедура соблюдена, отказ подписан лично матерью, свидетели есть.
Она потеряла не только ребенка, но и любимого. Письма от Александра перестали приходить полностью. Мать говорила, что видела его мать в магазине, и та проговорилась: Александр встретил кого-то на маяке. Женщину-метеоролога.
Мария не верила, но с каждым днем тишины вера таяла.
— К тебе посетитель, — секретарша заглянула в кабинет. — Говорит, срочно.
Мария подняла голову и замерла. В дверях стоял Александр — возмужавший, загорелый, с незнакомым выражением в глазах.
— Здравствуй, Маша, — он сделал шаг вперед.
Она вскочила, не веря своим глазам.
— Саша? Ты… ты вернулся?
— Вчера вечером, — он смотрел на нее не отрываясь. — Я был у твоего дома. Говорил с твоей матерью.
Мария побледнела.
— Что она тебе сказала?
— Что ты отказалась от нашего ребенка, — его голос дрогнул. — Это правда?
Она опустила глаза, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
— Да. Но не так, как она рассказала. Меня заставили… Я была под препаратами после родов, не соображала. Когда пришла в себя, было поздно.
Александр подошел ближе, взял ее за руки.
— Почему ты не написала мне об этом?
— Я писала. Каждую неделю, — она посмотрела ему в глаза. — Но ты перестал отвечать.
— Я писал тебе постоянно, — он покачал головой. — Маша, нас обманули. Твоя мать перехватывала мои письма, а моя, видимо, твои.
Мария закрыла лицо руками.
— Они хотели, чтобы мы расстались. И добились своего. Я потеряла ребенка, тебя…
— Ты не потеряла меня, — он крепко обнял ее. — И ребенка мы найдем. Обещаю.
В следующие недели они действовали решительно. Александр нанял нового адвоката, на деньги, заработанные на маяке. Выяснилось, что их сын, которого записали как «Николай, отец неизвестен», все еще находится в доме малютки соседнего города. Его не успели передать на усыновление.
Процесс был долгим и болезненным. Пришлось доказывать отцовство Александра, бороться с бюрократией, преодолевать сопротивление матерей. Но в итоге суд встал на их сторону.
В день, когда они забирали сына из дома малютки, Александр сделал Марии предложение.
— Я хочу, чтобы мы были настоящей семьей, — сказал он, надевая простое серебряное кольцо на ее палец. — Ты, я и наш сын.
— Мне страшно, — призналась она. — Что, если у нас не получится? Что, если наши матери снова все разрушат?
— Не разрушат, — уверенно сказал он. — Потому что мы больше не будем жить в поселке.
— А где?
— Помнишь, я рассказывал тебе о маяке? — его глаза загорелись. — Мне предложили постоянную должность смотрителя. С жильем, приличной зарплатой. Там всего час езды до ближайшего города, где есть хорошая школа. Мы будем жить своей жизнью, Маша. Только ты, я и Коля.
— На маяке? — она улыбнулась впервые за долгое время. — Это звучит…
— Звучит как свобода, — закончил он за нее. — Я уже знаю, как это — жить там. Это сложно, но это настоящая жизнь. Без сплетен, без чужого влияния.
Когда они вышли из дома малютки с маленьким Колей на руках, небо над ними было высоким и чистым. Впереди ждал маяк — символ их новой жизни, их независимости и свободы. Место, где они наконец-то смогут быть просто счастливыми.
И даже если иногда будут налетать штормы — в жизни без них не обойтись — свет маяка всегда укажет им путь домой.
— Значит, едешь? — Татьяна Ивановна стояла в дверях комнаты дочери, наблюдая, как та собирает вещи.
— Да, мама, — Мария аккуратно складывала детские распашонки в чемодан. — Мы уезжаем завтра утром.
— Не понимаю, — покачала головой Татьяна Ивановна. — Как можно добровольно запереть себя на маяке? Что это за жизнь для ребенка?
Мария выпрямилась и посмотрела на мать.
— Лучшая, чем жизнь без отца, о которой ты мечтала для него.
— Я делала, что считала правильным, — в голосе Татьяны Ивановны не было раскаяния. — Ради тебя.
— Ты делала это ради себя, — Мария закрыла чемодан. — Ради своих амбиций, своих планов на мою жизнь. Но это моя жизнь, мама. И я выбираю Сашу и нашего сына.
— Так почему ты возвращаешься за вещами? Не такие уж мы и чужие? — в голосе матери прозвучала неожиданная горечь.
Мария подошла к ней и впервые за долгое время обняла.
— Мы не чужие. Ты моя мама. Но я должна жить своей жизнью.
— А что я? Останусь одна?
— Ты можешь приезжать к нам, — тихо сказала Мария. — Когда будешь готова принять наш выбор.
Последняя ночь в родительском доме была странно спокойной. Словно все бури уже отгремели, все слезы были выплаканы, все слова сказаны. Утром за ними заехал Александр на арендованной машине. Маленький Коля, которому исполнилось уже восемь месяцев, радостно агукал на руках Марии.
— Готова к новой жизни? — Александр улыбнулся, забирая у нее чемодан.
— Как никогда, — она улыбнулась в ответ.
И даже если где-то в глубине души таился страх перед неизвестностью, его перекрывало чувство правильности происходящего. Они наконец-то будут вместе — оба родителя и их ребенок, такой долгожданный и выстраданный. Без чужого влияния, без манипуляций, без пустых ожиданий. Просто семья.
Маяк ждал их.