— Мама, смотри! — Катя стояла в прихожей, держа в руках розовую куртку. Рукав болтался на честном слове, подкладка вылезла наружу. — Я на заборе зацепилась!
Валентина присела на корточки, осмотрела повреждение. Дыра сантиметров десять. Зашить не получится — ткань тонкая, расползется.
— Эх, Катюш. Новая же совсем. Месяц только носишь.
— Я не специально! — глаза девочки наполнились слезами.
— Знаю, солнышко. Не плачь.
Из кухни донесся голос свекрови:
— Опять что-то порвала? Руки-крюки! Всё ломает и рвёт!
Валя стиснула зубы. Марина Сергеевна — это отдельная песня. Живут вместе уже пять лет, с тех пор как Валя вышла замуж за Романа. Он хороший, детей принял, но мать у него — тот ещё подарок.
— Катя, иди в комнату. Мультики посмотри.
Дочка убежала. Валя достала телефон, набрала бывшего мужа.
— Алло, Дима? Это я.
— Чего тебе? — голос недовольный.
— Кате нужна новая куртка. Порвала свою.
— И что?
— Может, поможешь? Три тысячи всего.
— С какой стати? Алименты плачу — и хватит. У тебя новый муж есть, пусть он и покупает.
— Дима, это же твоя дочь!
— Была моя, пока ты не ушла. Теперь ваши проблемы.
Гудки. Валя опустила телефон. Чего другого она ждала? Дима после развода словно вычеркнул их из жизни. Алименты платит — восемь тысяч, и то через раз.
На кухне Марина Сергеевна гремела посудой. Никита — младший сын Вали от Романа — сидел в детском стульчике, размазывал кашу по столику.
— Мам, можешь одолжить три тысячи? — Валя старалась говорить спокойно. — На куртку Кате. Зарплата через неделю, отдам.
Свекровь обернулась. Лицо каменное.
— Ещё чего! На чужого ребёнка тратиться!
— Она не чужая. Она моя дочь.
— Твоя — вот и покупай. А мои деньги — для моего внука. Для Никиты.
— Мам, ну пожалуйста. Ребёнок в школу в рваной куртке пойдёт?
— И пойдёт. Не развалится. Нечего было лазить где попало.
Валя почувствовала, как внутри поднимается волна злости. Пять лет она это терпит. Пять лет Катя для свекрови — «чужой ребёнок», «нахлебница», «обуза».
— Я же сказала — отдам через неделю!
— Нет. И точка. Хватит с меня. Кормлю вас всех, пою. Ещё и одевать прикажешь?
— Мы же деньги даём на продукты!
— Мало даёте! Коммуналка, еда — всё деньги! А вы тут четверо расселись!
Вечером пришёл Роман. Уставший после смены, но улыбнулся, увидев жену.
— Привет. Как дела?
Валя рассказала про куртку. Про отказ Димы. Пока молчала про свекровь — не хотела ссор.
— Три тысячи? — Роман полез в карман. — У меня только полторы есть.
— И то хорошо. Может, мама одолжит остальное?
— Спрошу.
Он пошёл на кухню. Валя слышала приглушённые голоса. Потом — громкий голос свекрови:
— Сказала же — нет! На своего внука потрачу, а не на чужую девку!
Роман вернулся. Лицо мрачное.
— Не даёт?
— Не даёт. Слушай, а она вообще… она всегда так про Катю говорит?
Валя отвела взгляд.
— Бывает.
— Что значит «бывает»? Валь, она что, постоянно её чужой называет?
— Ну… да. Ты же знаешь, твоя мама Катю не признаёт. Только Никиту внуком считает.
Роман сел на диван, потёр лицо руками.
— Блин. Я не знал, что так всё серьёзно. Думал, просто не ладят иногда.
— Рома, я привыкла. Правда. Главное, что ты Катю любишь.
— Люблю. Но это же неправильно! Ребёнок в семье чужим себя чувствует!
Из детской послышался плач. Никита проснулся. Валя пошла к нему, а Роман остался сидеть, сжав кулаки.
Утром он встал раньше обычного.
— Ты куда? — сонно спросила Валя.
— Дела есть. Вечером приеду.
Весь день она гадала, куда он пропал. Звонить не стала — если надо, сам расскажет.
Вечером Роман вернулся с пакетом.
— Кать, иди сюда!
Девочка выбежала из комнаты.
— Дядя Рома!
— Держи. Это тебе.
В пакете была новая куртка. Ярко-синяя, с капюшоном, с красивой вышивкой.
— Ой! — Катя прижала куртку к себе. — Спасибо! Спасибо!
— Откуда деньги? — спросила Валя.
— Таксовал ночью. Через приложение. Три тысячи за ночь сделал.
— Рома…
— Тихо. Иди сюда.
Он обнял жену, прижал к себе.
— Знаешь что? Мы съезжаем.
— Куда?
— Куда угодно. Снимем квартиру. Пусть небольшую, но свою.
— Рома, это же дорого!
— Плевать. Буду по ночам таксовать. Справимся. Я больше не хочу, чтобы моя дочь… да, моя дочь! Чтобы она чужой себя чувствовала.
Из кухни вышла Марина Сергеевна.
— Что за крики?
— Мам, мы съезжаем, — спокойно сказал Роман.
— Что? Куда это?
— На съёмную квартиру.
— С ума сошёл? Где денег возьмёте?
— Заработаем.
— Да ну! Никуда вы не уедете! Посидите неделю впроголодь — прибежите обратно!
— Посмотрим.
Две недели пролетели как один день. Роман работал днём на основной работе, ночью таксовал. Валя взяла подработку — удалённо тексты писала. Нашли двушку в спальном районе. Не фонтан, но своя.
— Вещи собирайте, — сказал Роман в субботу утром. — Переезжаем.
Марина Сергеевна стояла в дверях, смотрела, как они пакуют вещи.
— Дурак ты, Ромка. Из родного дома уходишь!
— Это твой дом, мам. Не наш.
— Вернёшься! Все возвращаются!
Но в её голосе слышалась неуверенность.
Вечером они уже были в новой квартире. Пустой, гулкой, но своей. Катя носилась по комнатам, Никита ползал по полу.
— Мам, смотри! У меня будет своя комната! — кричала девочка.
— Будет, солнышко. Обязательно будет.
Роман обнял Валю сзади.
— Не жалеешь?
— Нет. Ни капли.
— Будет трудно первое время.
— Справимся. Главное — мы вместе. И никто больше не скажет, что Катя — чужая.
За окном зажигались огни вечернего города. В квартире пахло свежей краской и свободой. Не хватало мебели, штор, много чего не хватало. Но было главное — ощущение дома. Настоящего дома, где все свои.
— Мам, можно мы пиццу закажем? — спросила Катя.
— Можно, — улыбнулась Валя.
— Ура! Я люблю пиццу! И я люблю наш новый дом!
Роман достал телефон, начал искать доставку. Валя смотрела на свою семью и думала: почему не сделали этого раньше? Столько лет терпели унижения, оскорбления. А надо было просто уйти.
Телефон зазвонил. Марина Сергеевна.
— Не бери, — попросил Роман.
— Не буду.
Пусть звонит. Пусть злится. Они больше не вернутся. Теперь у них есть свой дом. Маленький, съёмный, но свой. Где Катя — не чужая, а родная дочка. Где никто не делит детей на своих и чужих. Где можно жить, а не выживать.
И это стоило любых денег.
