— Мам, ну что ты начинаешь? – пробормотал Сергей, отодвигая тарелку с дымящейся картошкой. – Опять вот это вот…
Валентина Петровна, высокая, статная женщина с жестким взглядом из-под нависших бровей, даже не повернулась к сыну. Смотрела в упор на маленькую Машу, сидящую рядом с Леной.
— Я ничего не начинаю, Серёженька, — отрезала она тоном, не терпящим возражений. – Просто говорю вещи прямо, как есть. Чужих детей, тем более приживалок, на шее моего сына я не потерплю.
Лена вздрогнула, опустила глаза в свою тарелку. Маша, сидевшая тихо и смирно, как мышонок, вдруг побледнела, поджала губы. Они с мамой уже почти год жили с Сергеем, и за это время Лена вроде как привыкла к колкостям Валентины Петровны. «Характер у неё такой, — успокаивал Сергей, — ты не бери близко к сердцу». Но Маша… Маша-то чем провинилась?
В этот раз приехали к Валентине Петровне на воскресный обед. Как обычно. Сергей вроде как настаивал – «семья должна собираться». Лена всегда чувствовала себя здесь лишней, на чужой территории. Дом Валентины Петровны был пропитан её духом – тяжелые портьеры, темная мебель, фотографии Сергея в детстве на каждом углу. Здесь всё кричало о том, кто здесь хозяйка.
Обед шел в тягостной тишине. Валентина Петровна командовала парадом – раскладывала мясо, подливала соус, сверлила взглядом Лену. Сергей мялся, то и дело бросал виноватые взгляды на жену и дочь. Маша, обычно болтушка и хохотушка, сидела тише воды, ниже травы. Ела медленно, словно боясь притронуться к угощениям.
— Маш, добавки хочешь? – как бы невзначай спросила Лена, видя, как дочка ковыряет вилкой в тарелке.
Маша подняла на мать испуганные глаза, словно спрашивая разрешения. Лена кивнула, подбадривая.
— Ну давай, немножко, — тихо проговорила Маша и протянула тарелку.
В этот момент и раздался этот ледяной голос, словно плетью ударивший по натянутой тишине. «Чужого ребёнка кормить мой сын не обязан!»
Лена опешила. Она ждала чего угодно, придирок, колкостей, но такого… Чтобы вот так, в лицо ребёнку, за столом… Сердце обожгло горячей волной обиды и гнева. Маша вздрогнула и, словно отдернув руку от горячего, убрала тарелку. Глаза наполнились слезами.
— Валентина Петровна, — медленно начала Лена, стараясь сохранить спокойствие, хотя внутри всё кипело, — Маша – не чужой ребёнок. Она моя дочь, и…
— А вот и чужой! — перебила свекровь, голос звенел металлом. – Мой сын тебе помогает, я не спорю. Мужик он у меня добрый. Но сажать на шею… Нет уж, дудки! Ещё и объедает тут! Вон какая вымахала!
Слова били, как пощёчины. Лена чувствовала, как краска заливает лицо, к горлу подступает ком. Сергей молчал, уткнувшись в тарелку. Предательски молчал, словно это всё происходило не с его семьей.
Маша молча встала из-за стола. Слезы уже текли по щекам, падали на скатерть. Лена хотела остановить её, обнять, но Валентина Петровна словно парализовала её своим взглядом. Маша вышла из комнаты, тихонько хлопнув дверью.
Лена резко встала. Тарелка с грохотом полетела на стол. Сергей вздрогнул и поднял на неё испуганные глаза.
— Сергей, — голос дрожал от ярости, — ты вообще слышал, что твоя мать сейчас сказала?!
Он виновато пожал плечами, не поднимая глаз.
— Мам, ну хватит тебе, а? Ну зачем ты так?
— А как надо? – Валентина Петровна повернулась к сыну, вперившись в него взглядом. – Жалеть их тут? Пригрела змею на груди, Серёженька. Пригрел! Она тебе сейчас верёвки из тебя вить будет, ещё и дочку свою на тебя повесит!
— Мама, Лена – моя жена! А Маша… Маша – она как родная мне, — пробормотал Сергей, но в голосе не было уверенности.
— Жена… — протянула Валентина Петровна с презрением. – Нашёл жену… С прицепом! Ты посмотри на неё – только и ждёт, чтоб тебя обобрать!
Лена слушала этот поток оскорблений, и внутри всё закипало. Хватит. Больше она не позволит унижать ни себя, ни свою дочь. Хватит этого терпения и желания угодить чужой женщине.
— Сергей, — твердо сказала Лена, поворачиваясь к мужу, — я жду тебя через пять минут в коридоре. Мы уезжаем.
— Лена, ну куда ты? Подожди… – засуетился Сергей, вставая из-за стола.
— Либо ты идешь со мной сейчас, либо я уезжаю одна. Выбирай. И выбирай раз и навсегда, кого ты считаешь своей семьей – меня и Машу, или свою мамочку.
Валентина Петровна смотрела на эту сцену, как на спектакль. Уголки губ презрительно дрогнули.
— Ишь, какая ультиматумы ставит! Да кто ты такая вообще? Пришла тут, развела демагогию… Пшла вон отсюда, пока цела!
Лена вскинула голову, посмотрела прямо в глаза Валентине Петровне. Взгляд был спокойным и твердым.
— Спасибо за «теплый» прием, Валентина Петровна, — сказала она спокойно, и в этом спокойствии было больше силы, чем в крике. — Мы больше вас не побеспокоим. Ни вас, ни вашего сына.
И вышла из комнаты. В коридоре, прислонившись к стене, стоял Сергей. Виновато смотрел на Лену, словно прося прощения за чужие грехи.
— Лен… – начал он, но она прервала его жестом.
— Собирайся. Если ты с нами.
Сергей молча кивнул и пошел в прихожую. Лена глубоко вздохнула. Сердце всё еще колотилось от обиды и гнева, но где-то в глубине души прорастало робкое чувство освобождения. Может быть, это и к лучшему? Может быть, им действительно нужно начать жить своей семьей, отдельно от властной и нетерпимой матери Сергея.
Они вышли из дома Валентины Петровны в тишине. Маша сидела на заднем сиденье машины, уткнувшись носом в окно. Плечики вздрагивали. Лена обернулась, протянула руку и погладила дочку по волосам.
— Ну что ты, солнышко, — тихо сказала она, — всё хорошо. Всё уже позади.
Маша повернулась, прижалась к матери. Лена обняла её, почувствовала, как бьется маленькое сердечко. И вдруг поняла, что ради вот этого комочка, ради своей дочери, она готова на всё. Готова разорвать все связи, если это потребуется.
Всю дорогу до дома они молчали. Сергей сидел за рулем, хмурый и подавленный. Лена смотрела в окно, пытаясь унять дрожь в руках. В голове роились мысли, одна мрачнее другой. Что теперь будет? Как им жить дальше? Сможет ли Сергей когда-нибудь отделиться от матери? Или так и будет всю жизнь разрываться между двумя огнями?
Дома Маша сразу убежала в свою комнату. Лена прошла на кухню, налила себе воды. Руки всё еще дрожали. Вошел Сергей, встал в дверях, опустив голову.
— Лен, прости меня, — тихо сказал он, — я… Я не знаю, что на мать нашло. Она… Она всегда такая, ты же знаешь.
— Сергей, дело не в ней, — устало ответила Лена, — дело в тебе. Ты слышал, как она оскорбила Машу? Твоего ребенка, между прочим, ребенка, которого ты сам мне сказал, что любишь. И что ты сделал? Ты хоть слово ей сказал в защиту? Хоть попытался её остановить?
Сергей молчал. Виновато переминался с ноги на ногу.
— Ты всегда молчишь, Сергей, — продолжила Лена, и в голосе появилась горечь. — Ты всегда боишься свою мамочку расстроить. Но когда ты, наконец, начнешь думать о своей собственной семье? О нас с Машей?
— Я люблю вас, Лен, ты же знаешь, — пробормотал Сергей, — и Машу люблю. Но мать… Ты пойми, она же… Она одна меня растила, всю жизнь для меня… Я не могу вот так вот… Ей перечить.
— А защитить нас ты можешь? – спросила Лена прямо, глядя ему в глаза. — Можешь хотя бы раз в жизни поставить свою семью на первое место? Или так и будешь всю жизнь прятаться за мамину юбку?
Сергей снова опустил глаза. Молчание повисло в воздухе. Лена ждала ответа, но ответа не было. Только виноватое молчание. И в этом молчании был весь ответ.
Лена вздохнула, отвернулась к окну. Смотрела на серый осенний пейзаж за окном. Внутри было пусто и холодно. Разочарование. И горькое понимание, что, может быть, она ошиблась. Ошиблась, поверив в сказку про счастливую семью. Сказка оказалась ложью. И теперь ей придется как-то жить с этим разочарованием. И защищать свою дочь от чужих злых слов. И от молчания близкого человека.
Вечером, когда Маша уже заснула, Лена снова заговорила с Сергеем. На этот раз спокойно, без эмоций. Просто констатируя факты.
— Сергей, нам нужно жить отдельно. От твоей мамы. Нам нужна своя территория, своя семья. Где нас будут уважать. Где Машу не будут обижать. И где ты, наконец, сможешь стать мужчиной. Главой своей семьи. А не маминым сыночком.
Сергей слушал молча, опустив голову. В глазах стояли слезы.
— Я не хочу тебя терять, Лен, — прошептал он, — я вас люблю. И Машу… Я всё понимаю. И про маму… Надо что-то делать.
— Надо, Сергей, — согласилась Лена, — надо. Только вот что именно – это тебе решать. И решать сейчас. Потому что больше я так не могу. И Маша тоже.
Сергей поднял на Лену полные отчаяния глаза. И в этих глазах Лена увидела что-то новое. Не только вину и страх, но и какое-то робкое, еще не оформившееся, но все же проснувшееся чувство ответственности. Может быть, еще не всё потеряно? Может быть, у них еще есть шанс? Шанс построить свою, настоящую семью. Даже если компромисс с мамой Сергею придется искать очень и очень долго. А пока… пока они начнут с малого. С собственной квартиры. И с четкого понимания, кто в этой квартире – семья, а кто – гость. И чужих детей здесь обижать не позволено никому.
