Да сколько можно уже терпеть эту вонь от мусора на площадке! – возмущенно всплеснула руками соседка с первого этажа. – Новая соседка эта, с четвертого, всё никак не научится до контейнеров мусор доносить. Бросает прямо у двери, и всё тут!
– Да, я тоже видела, – поддакнула соседка со второго, поправляя шляпку. – Вечером выставит, а с утра так и стоит. Потом новый появляется. Вы, Саша, как старшая по подъезду, может, поговорите с ней?
Александра молча кивнула. Да, она и сама видела эти пакеты, проходя мимо квартиры на четвертом этаже. Поначалу не придавала особого значения – мало ли, человек забыл выкинуть, позже вынесет. Но соседки правы – это уже входит в систему.
Поднимаясь по лестнице, Александра чувствовала, как внутри закипает раздражение. С каждой ступенькой оно становилось всё сильнее. На втором этаже уже мысленно составляла гневную речь. На третьем репетировала самые убийственные аргументы. А когда добралась до четвертого… И впрямь – вот же он, очередной пакет у двери! В замкнутом пространстве подъезда от пакета распространялся неприятный запах, и даже окна не открыть. На улице зима, крещенские морозы.
– Ну как так можно?! – процедила Александра сквозь зубы и решительно нажала кнопку звонка.
За дверью долго было тихо, потом послышалось шарканье и стук трости.
Еще полгода назад жизнь Натальи Семёновны текла совсем по-другому. В родном городке она была известным человеком – тридцать пять лет преподавала русский язык и литературу в лучшей школе, выпустила не одно поколение учеников. Даже выйдя на пенсию, продолжала вести уроки: дети её любили, родители уважали, а директор каждый год уговаривал остаться.
Трехкомнатная квартира в центре города помнила множество вечеров, когда за большим столом в гостиной собирались ученики – готовились к экзаменам, обсуждали книжные новинки, спорили о современной литературе. Наталья Семёновна умела увлечь, заинтересовать, открыть детям прекрасный мир художественного слова.
Всё изменилось в одно сентябрьское утро. Она проснулась с острой головной болью, попыталась встать – и не смогла: ноги стали ватными, правая рука плохо слушалась. Спасибо соседке – услышала стук по батарее, пришла сначала ругаться, но, не дождавшись, когда ей откроют, вызвала скорую и полицию – чтобы вскрыть дверь.
Наталья Семёновна пару месяцев пролежала в больнице. Выписали бы раньше, если бы за ней было кому присмотреть, но сын не мог бросить работу. После больницы долго восстанавливалась. Рука постепенно начала действовать, а вот с ходьбой было сложнее. Тогда-то и пришло решение перебраться поближе к сыну – в большой город, где жил Тарас с семьей. Ей казалось, что рядом с родными будет легче справляться с болезнью.
Квартиру продала быстро – желающих купить жильё в центре всегда хватало. Но в большом городе цены кусались, да и деньги нужны были на лечение. Потому и пришлось взять эту убитую однушку на четвертом этаже старой пятиэтажки. Зато рядом сын, всего шесть остановок на автобусе.
Казалось, теперь будет проще. Сын поможет справиться с болезнью, уделит ей внимание, даст стимул жить дальше.
Но реальность оказалась совсем не такой, как представлялось. Чужой район, незнакомые люди, пугающая лестница. Квартира на четвёртом этаже. И тишина – бесконечная тишина пустой квартиры, где единственным собеседником стал старенький телевизор, привезенный с прежнего места.
Дверь открылась не сразу. Александра услышала, как долго возятся с замком, и от этого раздражение только усилилось. Наконец в проёме показалась седая женщина в простом домашнем халате, опирающаяся на деревянную трость. Увидев незнакомую соседку, она растерянно улыбнулась:
– Здравствуйте… Вы ко мне?
Александра на мгновение замешкалась. Заготовленная гневная речь куда-то испарилась, слова застряли в горле. Перед ней стояла явно нездоровая пожилая женщина, а не неряшливая и безответственная соседка, которую она себе представляла.
– Да, я… – Александра прокашлялась. – Я старшая по подъезду. Хотела поговорить насчёт мусора…
– Ох, простите ради бога, – Наталья Семёновна виновато покачала головой. – Я понимаю, что создаю неудобства. Знаете, мне так тяжело спускаться… Может, зайдёте? Я как раз чайник поставила.
Это простое приглашение прозвучало так искренне, что Александра неожиданно для себя кивнула. В маленькой прихожей было чисто, но как-то по-старчески небрежно: протертое, но с разводами зеркало, аккуратно, но не идеально развешенная одежда. Видно было, что человек старается поддерживать порядок, но сил на безупречность уже не хватает.
– Проходите на кухню, – Наталья Семёновна медленно двинулась вперёд, тяжело опираясь на трость.
Кухня оказалась крошечной – старенький холодильник, письменный стол вместо обеденного, две табуретки. И здесь чувствовалось то же стремление к порядку и неспособность его поддерживать.
– Присаживайтесь, – хозяйка принялась доставать заварку. – Чай у меня хороший, цейлонский. Сын привёз пару недель назад.
В углу Александра заметила сложенные ходунки – такие же, как у её покойной матери после операции. На подоконнике – аккуратно расставленные баночки с лекарствами.
– Я ведь понимаю, что нехорошо мусор у двери оставлять, – Наталья Семёновна осторожно опустилась на табуретку. – Но боюсь я по лестнице спускаться. Особенно с пакетом – равновесие теряю. А если упаду?
Она говорила спокойно, без жалобы в голосе, и от этого становилось ещё более неловко. Александра смотрела на её седые волосы, собранные в простой пучок, на немного помятый, но чистый халат, на худые руки с проступающими венами – и чувствовала, как её недавнее возмущение сменяется острым стыдом.
– В мае переехали, – сказала Александра. – Помню, как мебель носили. Только грузчиками не вы руководили.
– Да, сын помог перебраться, – кивнула Наталья Семёновна. – Раньше в другом городе жила, там у меня трёхкомнатная была… – она замолчала, отвернувшись к окну. – А здесь вот так получилось. Но ничего, я не жалуюсь. Главное – сын недалеко.
– А сын часто навещает? – спросила Александра, принимая чашку с чаем. Вопрос прозвучал неловко – она уже поняла ответ по скромной обстановке и одиноким будням пожилой женщины.
– Приезжает пару раз в месяц вместе с женой, продукты привозят, – Наталья Семёновна говорила ровно, но пальцы, теребящие край скатерти, выдавали волнение. – Тарас с работы поздно возвращается, у Кати тоже дел много – она в банке начальником отдела.
Она помолчала, рассеянно помешивая ложечкой в чашке.
– Знаете, я ведь когда сюда переезжала, думала – буду с Янкой уроки делать. Она в восьмой класс перешла, скоро экзамены. А Родька, младший который, стихами интересуется. Я же всю жизнь литературу преподавала… – Наталья Семёновна грустно улыбнулась. – Только они не приезжают. Янка говорит – далеко, неудобно.
Александра молчала, не зная, что сказать. Перед глазами встала собственная мать – как радовалась каждому звонку, каждому визиту. А они всё некогда да некогда…
– Они продукты хорошие привозят, – торопливо добавила Наталья Семёновна, словно испугавшись своей откровенности. – И фрукты, и сыр дорогой. Вот творог фермерский привезли, знают, что я люблю. И квартиру эту они помогли найти, чтоб не далеко и по средствам. Я ведь сначала растерялась – думала, может, к ним переехать? У них трёшка тут. Но потом… Куда я там? У них своя жизнь. Да и места не так много…
«У них трёхкомнатная», – вспомнила Александра. А здесь – убогая однушка на четвертом этаже без лифта. И спуститься страшно – вдруг упадёшь? Неужели нельзя было хотя бы подобрать квартиру на первом?
Наталья Семёновна отвернулась к окну.
– Грех жаловаться, – тихо сказала она. – Крыша над головой есть, пенсия, помогают вот… А что с мусором беда – так это я сама виновата. Я правда старалась выносить, через раз получалось. А потом упала однажды, еле до квартиры доползла. С тех пор боюсь…
Александра посмотрела на свои руки – крепкие, рабочие. Сколько раз проходила мимо этой двери, спускаясь с пятого этажа? Сколько раз морщилась, видя пакет на площадке? А спросить, помочь?
– Давайте я буду забирать пакет, когда иду мусор выносить? – слова вырвались сами собой. – Мне же по пути…
– Что вы, что вы! – Наталья Семёновна даже отодвинулась, будто испугавшись. – Не надо, я справлюсь. Не хочу никого утруждать. Вон, может, дворника попрошу – он за отдельную плату соглашается помочь…
В голосе её звучала такое отчаяние, такое нежелание быть в тягость, что у Александры защемило сердце. Вспомнилось, как мать перед смертью всё извинялась – за бессонные ночи, за хлопоты, за то, что приходится ухаживать.
– Наталья Семёновна, – Александра подалась вперёд, – давайте без этого? Я же вижу – вам тяжело. И мне правда несложно.
– Нет-нет, – покачала головой пожилая женщина. – Вы очень добры, но… Не хочу быть обузой. Я постараюсь что-нибудь придумать.
Она явно торопилась закончить разговор, и Александра поняла – хватит. Нельзя давить. Гордость – это иногда всё, что остается у человека.
– Спасибо за чай, – она поднялась из-за стола. – Он и правда очень вкусный.
– Заходите ещё, – улыбнулась Наталья Семёновна.
В глазах её мелькнула такая робкая надежда, что Александра почувствовала, как к горлу подкатывает комок.
Домой Александра поднялась в каком-то странном оцепенении. Прошла на кухню, машинально включила чайник. За окном темнело – январь, короткий зимний день заканчивался.
– Ты чего такая? – муж оторвался от ноутбука, видя её состояние.
– Да вот ходила к соседке разбираться насчёт мусора…
И вдруг её прорвало. Она рассказывала – про одинокую учительницу, про предательски дрожащую правую руку, про робкие попытки сохранить достоинство. Про сына с невесткой, откупающихся дорогими продуктами два раза в месяц. Про внуков, которые не приезжают. Про страх упасть на лестнице.
– Знаешь, она ведь права, что отказалась, – Александра нервно постукивала ложечкой по чашке. – Выносить за ней мусор – это не помощь. Точнее, не та помощь, которая ей нужна.
Муж молча слушал. Он давно знал: если жена в таком состоянии, лучше не встревать со своими советами.
Ночью Александра долго ворочалась, не могла уснуть. В голове крутились обрывки сегодняшнего разговора. Вспоминалась мама – как заполнила собой весь дом, когда переехала к ним после инсульта. Запах пирогов по воскресеньям, сказки внукам на ночь, уютные вечерние посиделки на кухне… Три года они прожили одной семьёй. Шумно, тесно, но как-то по-настоящему тепло. А Наталья Семёновна вот боится стать обузой.
Александра встала, подошла к окну. В темноте угадывался силуэт соседней пятиэтажки. Где-то там, этажом ниже, светилось одинокое окно – наверное, тоже не спится.
Утром она собрала большую миску пирожков с капустой – благо, вчера как раз напекла для своих. Взяла банку малинового варенья – из тех запасов, что делала с мамой в то последнее лето.
Спустилась на четвёртый этаж. У двери Натальи Семёновны стоял уже знакомый пакет с мусором. Александра решительно позвонила.
– Вы?.. – в глазах пожилой женщины мелькнуло удивление.
– Я тут пирожки напекла. И варенье к чаю, малиновое.
– Да что же это… – растерялась Наталья Семёновна. – Проходите, конечно…
Александра прошла на кухню, привычно поставила чайник. И как бы между делом, доставая чашки:
– А я, знаете, всё думала – у вас такой опыт преподавательский. Может, позволите моей младшей дочке иногда забегать к вам? А то с сочинениями беда.
Февраль в тот год выдал тёплым и ярким. Солнце вовсю хозяйничало в маленькой квартире на четвертом этаже, высвечивая свежие занавески на окнах и новые обои в прихожей – Александра с мужем помогли переклеить.
Дважды в неделю сюда прибегала Танюшка, младшая дочь Александры, – подтянуть русский и литературу. Наталья Семёновна словно молодела во время этих занятий. Глаза загорались прежним учительским огоньком, когда она объясняла девочке тонкости пунктуации или разбирала с ней образы литературных героев. Да и не только. Наталья Семёновна знала множество интересных фактов и всегда была готова ими делиться.
– Мам, представляешь, – Танюшка вбежала в квартиру после занятий с соседкой, – сегодня день рождения утюга!
– Да ты что! – удивилась Александра.
– Да мне баба Наташа сказала. Мы с ней вместе гладили!
Незаметно у них сложился свой ритуал – вечерние чаепития по средам. Танюшка приносила домашнее задание, Александра забегала после работы с новой выпечкой, и они втроём засиживались допоздна. Постепенно разговоры стали выходить далеко за рамки школьной программы.
– А я ведь теперь и в магазин сама выхожу, – как-то призналась Наталья Семёновна. – Потихоньку, с палочкой. Даже до скверика дошла на той неделе – там сирень зацвела…
Она больше не говорила о сыне – незачем стало. Только когда Тарас с Катей привозили продукты, всё так же благодарила за заботу. А потом доставала из холодильника пирожки:
– Это вот Сашенька напекла, возьмите детям. И варенье своё передала, малиновое…
Недавно Танюшка спросила её:
– Мам, а почему мы раньше не заходили к Наталье Семёновне?
– Потому что не видели, доча, – ответила она тогда. – Бывает так – смотрим, а не видим.