— Это не для вашего размера, — продавщица окинула Нину Михайловну оценивающим взглядом и сложила бирюзовое платье. — У нас есть отдел для… дам в теле. В другом конце торгового центра.
Нина Михайловна замерла с протянутой рукой. Вокруг были женщины — молодые, стройные, уверенные. Они оглянулись на её фигуру, кто-то хихикнул.
— Я просто хотела примерить, — голос её дрогнул, а пальцы сжали кошелёк.
— Вы себя в зеркало-то видели? — продавщица фыркнула, перекладывая вешалки. — Такие модели созданы для девушек стандартной комплекции. А вам лучше что-нибудь свободное, мешковатое.
Нина Михайловна медленно положила кошелёк обратно в сумку. Три месяца она откладывала с пенсии на это платье. Каждый день проходила мимо витрины, представляя, как наденет его на день рождения, который собиралась отметить в кафе с бывшими коллегами.
— Извините за беспокойство, — пробормотала она и направилась к выходу.
— Нина Михална! — окликнула её соседка Зинаида, заходившая в магазин. — На обновки решилась? Прямо молодеешь!
— Зина, не сейчас, — Нина Михайловна попыталась прошмыгнуть мимо.
Но соседка преградила ей дорогу, обдав запахом приторных духов.
— Что случилось-то? Опять давление скачет? А я тебе говорила — солёное не ешь! Куда тебе столько? Я вон, на четвёртый этаж без одышки.
— Зиночка, ну просто не моё это, — Нина Михайловна кивнула на манекен в бирюзовом платье.
— Конечно не твоё! — захохотала соседка. — Ты что, не видишь, что для молодух? Куда нам с тобой, в нашем-то возрасте… Да и с нашими кастрюлями, — она громко засмеялась и похлопала себя по бокам.
Нина Михайловна вылетела из магазина, чувствуя, как предательски дрожат колени. Она плюхнулась на скамейку в пустынном уголке торгового центра и достала смартфон. Открыла банковское приложение — на экране высветилась сумма: 12 800 рублей. Три месяца экономии, урезания трат на продукты. Даже на день рождения внучки отправила меньше, чем хотела.
— Ты чего раскисла, старая дура? — прошептала она сама себе. — Зеркало-то у тебя дома есть.
Нина Михайловна отправилась в другой магазин, где продавались вещи больших размеров. Тусклый свет, запах синтетики, бесформенные балахоны на вешалках.
— Что-нибудь выбрали? — улыбнулась немолодая продавщица.
— Нет, я только посмотреть, — растерянно ответила Нина Михайловна и направилась к выходу.
Домой она возвращалась пешком, хотя автобусная остановка была рядом. Хотелось проветриться, избавиться от стыда и обиды, застрявших комом в горле. По пути она зашла в кондитерскую и накупила пирожных — на всю ту сумму, что копила на платье. Четыре коробки еле влезли в сумку.
Нина Михайловна открыла дверь своей квартиры и сразу почувствовала одиночество. Тишина била по ушам сильнее любого крика. Когда-то здесь звучал смех, бегали дети, муж ворчал на кухне. Теперь остались только воспоминания и тикающие часы.
Она прошла на кухню и выложила коробки с пирожными на стол.
— Пусть хотя бы еда меня не отталкивает, — усмехнулась она и сняла крышку с первой коробки.
Эклеры с заварным кремом, корзиночки с клубникой, шоколадные маффины. Нина Михайловна поставила чайник и выложила пирожные на большое блюдо.
Телефон зазвонил, когда она доедала второе пирожное. На экране высветилось имя сына.
— Мам, ты не забыла про завтра? — голос Андрея звучал торопливо, словно он говорил на бегу.
— Что завтра? — Нина Михайловна смахнула крошки с губ.
— Мы же договаривались! День рождения Машеньки, твоей внучки. Боже, мам, тебе только пятьдесят восемь, а память как у… — он не договорил. — В общем, к трём подъезжай. И с пустыми руками не приходи.
Трубка пискнула, разговор оборвался. Нина Михайловна отложила телефон и уставилась на блюдо с пирожными. Внучке исполнялось пять лет. Подарок она купила давно — плюшевого медведя, который говорил «я тебя люблю» хриплым механическим голосом. Но ей хотелось прийти красивой, в новом платье. Чтобы невестка не морщила нос, чтобы соседские девчонки не шептались: «Опять эта бабка в своём застиранном…».
— Танька всегда всё знает лучше всех! — пробормотала Нина Михайловна, вспоминая невестку. Три года назад на юбилее она бросила при всех: «Нина Михална, ну зачем вы надели этот советский гардероб? У нас презентабельная компания».
Нина Михайловна подошла к зеркалу в прихожей. Расплывшаяся фигура, морщины, седина, плохо закрашенная краской. Взгляд потухший, как лампочка в подъезде.
— Что ты понимаешь в красоте, пигалица крашеная, — прошептала она, представляя лицо молоденькой продавщицы. — У меня, может, душа краше твоей куколки-внешности.
Телефон снова зазвонил. На этот раз Лариса, бывшая коллега.
— Ниночка, ты как насчёт бассейна? Я тут абонемент на двоих взяла по акции. Сходим?
Нина Михайловна посмотрела на недоеденные пирожные, на своё отражение.
— Лариса, что я там забыла? Чтобы на меня все смотрели, как на… — она запнулась.
— Да брось ты! Там наши все, из бухгалтерии. Галка, Верочка. Помнишь, как мы раньше в столовую бегали вместе? Анекдоты травили?
Воспоминания тёплой волной окатили Нину Михайловну. Тогда они были моложе, стройнее… И счастливее?
— Не знаю, Лариса. Мне нечего надеть, — тихо сказала она.
— Не глупи! — возмутилась подруга. — Какая разница, что надеть? Главное — снимем потом, как в бассейн полезем!
Обе рассмеялись, но Нина Михайловна быстро оборвала смех.
— Я перезвоню, — сказала она и положила трубку.
Нина Михайловна вернулась на кухню и уставилась на пирожные. Аппетит пропал. Она механически открыла третью коробку, достала шоколадное пирожное, откусила кусочек и отложила.
Из комнаты доносился приглушённый звук телевизора — очередное ток-шоу, где молодые люди обсуждали моду и красоту. Кто-то говорил о «бодипозитиве», кто-то спорил, что «надо за собой следить в любом возрасте».
— А я уже списанный материал, — Нина Михайловна взяла пульт и выключила телевизор. — Кому я нужна такая?
В дверь позвонили. На пороге стоял курьер с небольшой коробкой.
— Куликова Нина Михайловна? Ваш заказ из интернет-магазина.
Она растерянно взяла посылку. Три недели назад, в порыве вдохновения, заказала себе набор для вышивания. Хотела украсить квартиру собственноручно сделанной картиной. Курьер протянул ей бумаги для подписи.
— Давайте здесь и здесь… — он мельком глянул на коробки с пирожными, виднеющиеся из кухни. — Праздник у вас?
— Да, — горько усмехнулась Нина Михайловна. — Праздник одиночества.
— Какое странное название, — пожал плечами курьер. — А что празднуете?
— То, что я, оказывается, старая карга, которой даже платье нормальное не продают, — вырвалось у неё. — Представляете, сказали при всех: «Это не для вашего размера»! Как будто я не человек, а… мебель какая-то!
Парень неловко переступил с ноги на ногу.
— Моя мама тоже… не модель. Но знаете, она всегда говорит: «Главное, чтобы душа в одёжке не задыхалась».
Нина Михайловна замерла. Эту фразу когда-то говорила её собственная мать, когда отец ворчал на её потрёпанное платье.
— Спасибо, — тихо сказала она.
Закрыв дверь, Нина Михайловна прислонилась к стене. Слова незнакомого мальчишки странно зацепили что-то внутри. Она вспомнила, как сама когда-то говорила дочери соседки, расстроенной из-за прыщей: «Красота — она разная бывает. Ты на себя из своей души смотри, а не чужими глазами».
А сейчас? Что стало с той уверенной женщиной?
Нина Михайловна решительно подошла к шкафу и распахнула дверцы. Старые вещи, блузки, юбки, несколько платьев. За ними, в самом углу, висел чехол, который она не открывала уже лет десять.
Расстегнув молнию, она увидела тёмно-синее платье с воротником-стойкой. Строгое, элегантное — его подарил муж на их последнюю годовщину перед его уходом.
— Говорил, что я в нём королева, — прошептала она, прижимая платье к груди.
Примерить его не хватило смелости.
Вместо этого Нина Михайловна вернулась на кухню, взяла телефон и нашла номер старой знакомой — портнихи Галины Степановны, которая когда-то шила на заказ половине их бухгалтерии.
— Степановна, здравствуй! Это Нина Куликова. Помнишь меня?
— А то! — раздался бодрый голос. — Как забыть-то, Ниночка? Ты всё своими заколочками меня выручала, когда я дедовы таблетки забывала.
— Слушай… Ты ещё шьёшь?
— А куда я денусь? Только теперь больше на дому, ноги-то уже не те. Что, надумала обновку?
Нина Михайловна глубоко вздохнула.
— Хочу платье. Красивое. Для себя, Степановна. Понимаешь?
— Ещё бы не понять! — засмеялась портниха. — Сама такая. Приезжай, посмотрим каталоги, ткани. Сделаем тебя — закачаешься!
Они договорились встретиться на следующий день после внучкиного праздника. Нина Михайловна положила трубку и почувствовала, как внутри разливается что-то тёплое, почти забытое. Надежда?
Взгляд упал на коробки с пирожными. Она аккуратно закрыла их и убрала в холодильник.
— Хватит заедать обиды, — твёрдо сказала она вслух. — Пора, наконец, приоткрыть ставни.
В торговом центре было шумно. Нина Михайловна крепче сжала в руках подарочный пакет с медвежонком для внучки. До дня рождения оставался час, а она решила ещё раз зайти в тот самый магазин. Не купить — нет, просто взглянуть на бирюзовое платье. Попрощаться с мечтой перед тем, как создать новую.
Она остановилась у витрины. Платье всё ещё было там, лёгкое, воздушное, словно кусочек неба. Нина Михайловна сделала глубокий вдох и вошла в магазин. За прилавком стояла та же продавщица — худенькая блондинка с ярким макияжем.
— А, вы снова к нам, — без особого энтузиазма произнесла девушка. — Что-то присмотрели?
Нина Михайловна на секунду замерла. В голове молнией промелькнули вчерашние слова, унижение, слёзы. Но вместо привычной робости она вдруг почувствовала что-то новое — спокойную уверенность.
— Знаете, — Нина Михайловна улыбнулась, — я вчера долго думала над вашими словами. Вы, наверное, часто сталкиваетесь с такими как я — женщинами, не вписывающимися в стандарты.
Продавщица неловко пожала плечами.
— Я просто делаю свою работу. Зачем покупать то, что не подойдёт?
— Но ведь вы даже не предложили мне примерить, — Нина Михайловна подошла ближе. — Вы решили за меня, что мне подходит, а что нет. Разве это правильно?
Девушка растерялась:
— Послушайте, у меня просто нет времени на…
— На что? На человечность? — Нина Михайловна не повышала голос, но каждое слово звучало отчётливо. — Я не прошу у вас жалости или особого отношения. Просто уважения. Я тоже была молодой и красивой, знаете ли. И вы тоже когда-нибудь станете… не такой юной.
Люди вокруг начали оборачиваться. Продавщица нервно оглянулась на администратора и понизила голос:
— Хорошо, что вы хотите? Примерить то платье? Пожалуйста, но размер…
— Нет, — покачала головой Нина Михайловна. — Я уже нашла портниху, которая сошьёт мне платье мечты. По моей фигуре, для моего возраста, но красивое.
Она достала из сумочки визитку Галины Степановны и положила на прилавок.
— Возможно, вам тоже когда-нибудь понадобится. Когда поймёте, что красота — она не в размере.
Выйдя из магазина, Нина Михайловна почувствовала, как колотится сердце. Никогда прежде она не говорила так с незнакомыми людьми. Обычно проглатывала обиду, отмалчивалась, а потом плакала дома в подушку.
— Нина? Нина Михайловна? — окликнул её знакомый голос.
Она обернулась и увидела Аркадия Петровича, вдовца с пятого этажа, с которым иногда сталкивалась в лифте. В руках он держал яркий подарочный пакет.
— Здравствуйте, Аркадий Петрович! Тоже на детский праздник?
— К внуку еду, пять лет исполнилось. А вы?
— Представьте совпадение — к внучке на день рождения! Тоже пять!
Они рассмеялись.
— Может, нам по пути? — предложил Аркадий Петрович. — Я на Сиреневый бульвар еду.
— А я на Липовую аллею, — с сожалением покачала головой Нина Михайловна.
— Жаль, — искренне вздохнул мужчина. — Знаете, я давно хотел спросить… Вы не хотели бы как-нибудь сходить в тот новый парк? Там скамейки удобные и пруд с утками.
Нина Михайловна почувствовала, как краснеет. Сколько лет ей никто не делал подобных предложений? Десять? Пятнадцать?
— С удовольствием, — ответила она, удивляясь собственной смелости.
Они обменялись номерами и разошлись к своим остановкам. Внутри Нины Михайловны будто что-то оттаивало — ледяная глыба, годами сковывавшая сердце.
Когда она приехала к сыну, встреча началась как обычно — невестка окинула её оценивающим взглядом, поджала губы при виде старого платья, но ничего не сказала.
— Бабушка! — Машенька бросилась к ней с разбега. — Ты привезла подарок?
— Конечно, солнышко! — Нина Михайловна протянула девочке пакет с медвежонком.
— Опять игрушка? — тихо буркнула невестка. — Мы же просили деньгами…
— Танечка, — неожиданно твёрдо прервала её Нина Михайловна, — я знаю, что вы просили. Но я хотела, чтобы у внучки осталась память от бабушки. Что-то осязаемое, тёплое.
Невестка осеклась, не ожидав такого ответа.
— Мам, ты какая-то другая сегодня, — сын удивлённо посмотрел на неё. — Что-то случилось?
Нина Михайловна улыбнулась:
— Ничего особенного, сынок. Просто я наконец-то поняла одну простую вещь.
— Какую? — сын нахмурился, помогая ей снять пальто.
— Что я слишком долго жила чужими оценками, — Нина Михайловна погладила его по плечу. — А надо было своими.
Танечка фыркнула, но промолчала, увидев взгляд мужа.
Праздник проходил шумно. Дети носились по квартире, взрослые обсуждали последние новости. Нина Михайловна сидела в уголке, наблюдая за внучкой. Машенька не расставалась с медвежонком, хотя получила множество более дорогих подарков.
— Он так похож на тебя, бабуля, — сказала девочка, забравшись к ней на колени. — Такой же мягкий и тёплый!
Бабушка прижала внучку к себе, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы — но теперь не от горечи, а от внезапного озарения. Машенька видела в ней совсем не то, что видели взрослые. Не старость, не полноту, не немодную одежду — а тепло, нежность, любовь.
— Мам, ты остаёшься? — спросил сын, когда гости начали расходиться.
— Нет, милый, мне пора. У меня завтра важная встреча, — она подмигнула внучке.
— Какая ещё встреча? — удивился он. — Ты никогда никуда не ходишь.
— Теперь буду, — твёрдо ответила Нина Михайловна.
Дома она первым делом подошла к зеркалу. Без жалости и самобичевания осмотрела своё отражение. Да, не молодая. Да, есть морщины и седина. Но глаза… глаза вдруг ожили. В них появилась искра, которой не было вчера.
Она достала синее платье мужа и решительно надела его. Конечно, оно было тесновато, но всё ещё красиво.
— В понедельник — к Степановне, — сказала она своему отражению. — А сегодня…
Нина Михайловна взяла телефон и набрала номер Ларисы.
— Насчёт бассейна… предложение ещё в силе?
Следующим утром она встретилась с Галиной Степановной. Они долго выбирали фасон и ткань. На столе, среди журналов и образцов, лежал смартфон Нины Михайловны. Экран вдруг осветился — пришло сообщение от Аркадия Петровича: «Как насчёт прогулки в воскресенье? Погода обещает быть солнечной, как ваша улыбка».
— Это что ж, ухажёр? — лукаво прищурилась портниха.
— Просто знакомый, — Нина Михайловна смущённо улыбнулась, но телефон не убрала.
— Ну-ну, — Галина Степановна подмигнула. — Так какой фасон выбираем, красавица? Для свиданий или для себя?
— А знаешь, и для того, и для другого, — решительно ответила Нина Михайловна. — Но главное — для себя.
Она выбрала глубокий синий цвет — не тот яркий бирюзовый из магазина, а более глубокий, зрелый, как её собственная душа. Такой, в котором ей будет удобно и красиво.
Через неделю, примеряя новое платье перед зеркалом, Нина Михайловна думала о том моменте в магазине. О том, как слова той девушки чуть не разрушили что-то важное внутри. И о том, как она сама научилась восстанавливать эти разрушения.
Она погладила мягкую ткань платья и улыбнулась. То бирюзовое так и осталось в магазине — для кого-то другого. А у неё теперь было своё — лучше, правильнее, честнее.
Она взяла телефон и открыла сообщение от Аркадия Петровича. Они договорились встретиться у фонтана в парке.
«Надену новое платье», — написала она, чувствуя, как внутри разливается тепло.
И это тепло было намного важнее любой оценки со стороны.
