— Про какую такую дарственную ты говоришь?! — Алёна отложила вилку и сощурилась. — Бабуль, я ничего такого не говорила!
Анна Ивановна выключила плиту и обернулась к внучке. В глазах застыли слёзы, которых она старательно не показывала уже час.
— Не говорила? А Марина Петровна что, выдумывает? Она слышала, как ты Юльке объясняла, что бабушкина квартира в центре — это твой билет в новую жизнь!
— Бабуль, ну ты что! — Алёна попыталась улыбнуться, но получилось криво. — Просто мы обсуждали… ну, перспективы…
— Перспективы! — Анна Ивановна резко схватила кастрюлю и поставила её в мойку. — «Продам и куплю что-то в спальном районе, а на остальные деньги открою салон красоты». Слово в слово!
Алёна побледнела.
— Кто это тебе наплёл? Я не…
— Девочка, — бабушка вытерла руки полотенцем, и каждое движение было медленным, словно она отмеряла слова. — Я тебе доверила самое дорогое. Эту квартиру мне с дедушкой дали, когда мы поженились. Здесь ваша мама росла. Здесь каждый угол помнит наши голоса…
— Бабуль, я не собираюсь ничего продавать! — Алёна вскочила. — Да что на меня нашло-то!
— Собираешься. — Анна Ивановна достала из шкафчика синюю папку с документами. — А я, дура старая, уже к нотариусу сходила. Думала, порадую внученьку. Получи, говорю, квартирку, живи спокойно.
На столе с глухим звуком упал конверт.
— Вот она, твоя дарственная. Завтра её заберёт юрист. Назад оформлю.
— Что?! — Алёна схватилась за конверт. — Ты с ума сошла? Как назад?
— А как хочу, так и оформлю. — В голосе Анны Ивановны появились стальные нотки. — Ещё жива, слава богу. И в своём уме.
— Но бабуль… — Алёна опустилась на стул. — Я же не со зла! Просто подумала вслух…
— Подумала! — бабушка отвернулась к окну. — А я сорок лет копила, чтобы вам что-то оставить. Деду памятник не поставила, себе ничего не покупала. Думала, внучка поймёт, что это не просто квадратные метры!
Алёна открыла рот, но Анна Ивановна её перебила:
— Знаешь что, дорогая? Собирай свои шмотки. Пока юрист не пришёл, не хочу тебя видеть.
— Как это?! — Алёна подскочила. — Ты меня выгоняешь?!
— Выгоняю. И не смотри на меня такими глазами. Сама решила, что я для тебя — живой банкомат. Ну так вот, банкомат сломался.
Анна Ивановна прошла в прихожую и открыла дверь.
— Свободна.
Алёна стояла на пороге кухни, не веря происходящему.
— Бабуль, давай поговорим!
— Не о чем говорить. — Голос Анны Ивановны стал безжизненным. — Ступай. И ключи оставь.
— Ты же знаешь, мне некуда идти! Родители в отъезде!
— Знаю. — бабушка не оборачивалась. — У твоей Юльки диван раскладной есть.
Алёна медлила, надеясь, что бабушка передумает. Но Анна Ивановна стояла, держась за ручку двери, и в её спине читалась непоколебимость.
— Ладно, — наконец, сдалась Алёна. — Ладно, я пойду.
Она собрала вещи, оставила ключи на тумбочке и вышла. Дверь за ней закрылась с тихим щелчком.
Анна Ивановна постояла в прихожей, потом медленно прошла на кухню. Села за стол, где ещё стояла недоеденная тарелка внучки. Протянула руку к конверту с документами, потом одёрнула её.
— Что же я наделала, — прошептала она. — Господи, что ж я наделала…
Но вспомнив слова соседки, сжала губы.
— Нет. Правильно сделала. Должна была узнать правду.
В квартире повисла тишина. Только часы на стене мерно отсчитывали секунды новой жизни.
Три дня Анна Ивановна не отвечала на звонки. Положила трубку на место, выключила мобильный. Ходила по квартире, словно призрак, и разговаривала с фотографиями.
— Вот, Петя, — обращалась она к портрету мужа на комоде, — дожила. Внучка меня за квартиру считает. А я, дура, думала, она по любви приходит.
В холодильнике пропадал борщ, который она варила на троих. Хлеб покрывался плесенью. Но Анна Ивановна будто не замечала этого.
Марина Петровна, соседка, заглянула на второй день.
— Ань, ты что, заболела? Что там у вас произошло? Алёнка бегала, плакала…
— Ничего не произошло, — отрезала Анна Ивановна. — Просто прозрела наконец.
— Да ты что! — Марина Петровна прошла на кухню, оглядела немытую посуду. — Аня, милая, может, ты поторопилась?
— Никуда я не торопилась. — Анна Ивановна включила чайник. — То, что планировала годами, за пять минут узнала.
— Но девочка же молодая! — Марина Петровна села за стол. — Может, она не подумала, как это прозвучит?
— Подумала. — Анна Ивановна достала две чашки. — И очень точно сформулировала. «В центре дорого, а в спальном районе дешевле. На разнице салон открою».
Марина Петровна вздохнула.
— Ань, а что если…
— Что если что? — Анна Ивановна обернулась. — Что если я неправильно поняла? Что если у неё просто мечты? Мариш, я сорок лет в обслуге проработала. Людей насквозь вижу.
Чайник засвистел.
— Знаешь, подруга, — продолжила Анна Ивановна, наливая кипяток, — я думала, у нас с внучкой особая связь. Она приходила, рассказывала про работу, про планы… А я слушала, радовалась, что не забывает бабушку.
— Может, действительно не забывала? — осторожно предположила Марина Петровна.
— Не забывала. — Анна Ивановна поставила чашку перед соседкой. — Квартиру не забывала. А меня… Мариш, она даже не спросила, как я буду жить после. Куда перееду.
Марина Петровна помешала сахар в чае.
— Аня, а ты её спросила, что она чувствует?
— Зачем? — Анна Ивановна села напротив. — Я же видела её лицо, когда дарственную показала. Не радость там была. Облегчение.
В кухне повисла тяжёлая тишина.
— А знаешь что самое обидное? — Анна Ивановна тронула край своей чашки. — Она же училась на эту красоту свою. Я училище оплачивала, курсы всякие. Думала, поможет в жизни устроиться.
— И помогло же!
— Помогло. Теперь она знает, как людей красивыми делать. Только души-то красивой у неё нет.
Марина Петровна отпила глоток чая и нахмурилась.
— Аня, а если ты всё-таки ошибаешься?
— Тогда она придёт и объяснит. — Анна Ивановна встала, убирая посуду. — А пока что документы назад оформлю. Нотариус завтра обещал зайти.
— И что потом?
— А потом… — Анна Ивановна остановилась у раковины. — Потом буду жить сама. Привыкну.
За окном начало смеркаться. В квартире загорелась единственная лампа над кухонным столом, выхватывая из полутьмы два женских силуэта и остывающий чай.
Алёна сидела на кухне у Юли, ковыряя ложкой остывшую овсянку. Глаза были красными — третью ночь она почти не спала.
— Ну и что теперь делать? — Юля поправила халат и села рядом. — Может, всё-таки попробуешь с ней поговорить?
— Она телефон не берёт. — Алёна отложила ложку. — И вообще… Юль, я правда так сказала?
— Ну… — Юля замялась. — Мы же просто мечтали вслух. Про салон, про то, как будешь жить самостоятельно…
— Но я же не хотела её обидеть! — Алёна стукнула ладонью по столу. — Я просто подумала… Ну, она же сама говорила, что мне квартиру оставит.
— Говорила. — Юля кивнула. — Но ты представь себя на её месте. Дарственную оформила, радостная такая идёт… А тут слышит, что внучка её благодеяние в деньги переводить планирует.
Алёна закрыла лицо руками.
— Я дура. Но Юль, правда же не со зла было?
— Знаю, что не со зла. — Юля погладила подругу по плечу. — А твоя бабушка знает?
Телефон на столе ожил. Алёна схватила его — вдруг бабушка?
— Мам?! — Она прижала трубку к уху. — Да, я у Юли… Что? Какая дарственная?
Юля следила за изменениями в лице подруги.
— Мам, подожди. — Алёна встала, выйдя в коридор. — Она тебе рассказала? Всё рассказала?
Голос матери в трубке звучал удивлённо.
— Да нет же! — Алёна перебила её. — Я не планировала! Это просто… Ну как объяснить… Мечты были.
Пауза.
— Мам? Мам, не отключайся! — Алёна зажмурилась. — Завтра прилетаете? Хорошо. Поговоришь с ней?
Юля вышла в коридор.
— Что родители?
— Отпуск прерывают. — Алёна убрала телефон. — Мама в шоке. Говорит, как я могла такое придумать.
— Ну и как могла?
— Да не придумывала я! — Алёна прислонилась к стене. — Просто… Юль, мне ведь правда нужен салон. Не для денег даже. Для себя.
— Тогда почему не сказала об этом бабушке напрямую?
— Потому что… — Алёна замолчала. — Потому что боялась, что она подумает, будто я только из-за этого к ней хожу.
— А разве нет?
— Нет! — Алёна повернулась к подруге. — Юль, я её правда люблю. Просто… не знаю, как это выразить.
— Начать можно с извинений.
— Она же меня не слушает!
— Тогда найди способ, чтобы услышала. — Юля взяла куртку с вешалки. — Пошли, я с тобой.
— Куда?
— К твоей бабушке. Будешь стоять под дверью, пока не откроет.
— Юль, я не могу…
— Можешь. Иначе потеряешь её навсегда.
Они ехали на автобусе молча. Алёна смотрела в окно, где мелькали знакомые с детства дома. Вспоминала, как бегала этими дворами после садика, когда бабушка забирала её домой. Как они покупали мороженое, и Анна Ивановна всегда говорила: «Только не маме рассказывай, а то скажет, что я тебя балую».
У подъезда Алёна остановилась.
— А если не откроет?
— Тогда придумаем что-то ещё. — Юля подтолкнула её к двери. — Но сначала попробуем.
Алёна набрала знакомый номер домофона. В динамике раздались шаги, потом голос:
— Кто там?
— Бабуль, это я… Алёна.
Молчание.
— Бабуль, ну пожалуйста…
Щелчок. Голос исчез.
— Видишь? — Алёна развернулась к Юле. — Не хочет слышать.
— Попробуй ещё раз.
— Бесполезно.
Юля посмотрела на кнопки домофона и нажала на лейбл с номером квартиры ниже.
— Добрый вечер! — радостно проговорила она в трубку. — А мы к Анне Ивановне зашли, внучки её. Отворили бы, а то стоим тут уже полчаса!
— Ой, девочки, конечно! — донёсся голос. — Так бы сразу и сказали!
Замок щёлкнул.
— Юль! — ошеломлённо прошептала Алёна. — Ты что творишь?
— Помогаю подруге семью спасать. — Юля потянула её к лестнице. — Давай, пока соседи не поняли.
На пятом этаже они остановились. За знакомой дверью слышался приглушённый звук телевизора.
Алёна подняла руку к звонку, но замерла.
— Что если…
— Ничего «что если». — Юля нажала кнопку сама.
Звонок резко звякнул. Телевизор выключился. Шаги приближались.
— Кто? — раздался недовольный голос.
— Бабуль, это Алёна. Открой, пожалуйста.
Пауза затянулась.
— Уходи. Сказала же — не хочу тебя видеть.
— Тогда не смотри! — Алёна привалилась к двери. — Но выслушай!
За дверью тишина.
— Бабуль, я дура! Полная дура! — Алёна повысила голос. — Но я тебя люблю! Слышишь? Люблю!
Юля тихонько погладила подругу по спине.
— Я никогда не хотела тебя расстроить, — продолжила Алёна. — Просто… мечтала глупо. Вслух мечтала.
С той стороны двери послышался тихий всхлип.
— Бабуль? — Алёна прижала лоб к двери. — Ну открой же…
Замок негромко щёлкнул. Дверь приоткрылась, показав часть лица Анны Ивановны.
— Заходите, — прошептала она. — Только быстро. А то соседи услышат.
Анна Ивановна прошла на кухню, не глядя на внучку. Юля деликатно осталась в прихожей.
— Бабуль… — Алёна осторожно села за стол.
— Не надо. — Анна Ивановна отвернулась к окну. — Сказать хотела что-то? Говори.
— Я… — Алёна сглотнула. — Я хочу извиниться.
— За что? — В голосе бабушки звучала иронии. — За то, что правду сказала? А может, за то, что попалась?
— Нет! — Алёна вскочила. — За то, что обидела тебя! За то, что не подумала о твоих чувствах!
Анна Ивановна медленно повернулась.
— А о чём ты думала, Алёна? Когда сидела в этой самой кухне, ела мои пирожки и планировала продать мой дом?
— Я не планировала его продать! — Алёна тряхнула головой. — Это было… глупостью! Мечтами!
— Мечтами? — Анна Ивановна прищурилась. — А знаешь, о чём я мечтала сорок лет? О том, чтобы моим детям было где жить. О том, чтобы внуки помнили этот дом.
Она подошла к серванту и провела рукой по старому дереву.
— Видишь эту щербинку? Твоя мама её сделала, когда училась ходить. А вот эта царапина — ты её пуговицей нацарапала в три года.
Алёна молчала, не отводя глаз от бабушки.
— А здесь, — Анна Ивановна коснулась стены возле плиты, — дедушка твой гвоздик забивал, чтобы полотенце повесить. После инфаркта руки тряслись, но упрямый был.
— Бабуль, прости…
— Каждая плитка на полу, каждая розетка — всё это мы сами делали. — Анна Ивановна вернулась к столу. — Не было денег нанимать мастеров. Дедушка работал слесарем, я в больнице санитаркой. Копили на каждую мелочь.
Алёна чувствовала, как в горле встаёт комок.
— И знаешь, что самое больное? — Анна Ивановна села напротив. — Не то, что ты хотела продать. А то, что даже не поинтересовалась, куда я пойду.
— Я думала… — Алёна запнулась. — Думала, что ты к маме переедешь…
— Ко взрослым детям, которые живут своей жизнью? — Анна Ивановна покачала головой. — Алёна, мне семьдесят три года. Мне не нужно быть обузой.
— Ты не обуза!
— Да? — Анна Ивановна достала из кармана фартука сложенную бумажку. — Тогда объясни мне, что это.
Алёна взяла листок и развернула. Это была распечатка эсэмэски.
— Читай вслух, — попросила бабушка.
— «Привет! Как дела у бабули? Надеюсь, скоро оформите документы. Не терпится начать новую жизнь!»
Алёна побледнела.
— Это… это Юля писала…
— Юля? — Анна Ивановна подняла брови. — А с твоего телефона?
— Нет, нет! — Алёна затряслась. — Она от себя писала! Мы же вместе радовались! Я рассказала ей про дарственную…
— И про планы продажи?
— Бабуль, я же тебе говорю — это были мечты! — Алёна схватила руки бабушки. — Глупые мечты! Я не думала…
— Не думала. — Анна Ивановна высвободила руки. — А когда последний раз ты думала не о себе, а обо мне?
Алёна растерянно молчала.
— Когда ты просто пришла, не потому что скучно было? Не потому что родители в командировке? А просто так? — Анна Ивановна встала. — Не можешь вспомнить?
— Я… я всегда рада тебя видеть…
— Рада, когда удобно. — Анна Ивановна подошла к плите и зажгла под чайником газ. — А знаешь, Алёна, что меня больше всего расстроило? Что ты даже не представила, как я отреагирую на твои планы.
Чайник начал нагреваться с тихим шипением.
— Ты думала, я обрадуюсь? Что скажу: «Конечно, деточка, меняй мой дом на салон красоты»?
— Нет! — Алёна вскочила. — Я вообще не думала, что ты узнаешь!
Слова повисли в воздухе. Анна Ивановна медленно обернулась.
— Не думала, что узнаю? — Она выключила газ. — Значит, планировала скрывать?
— Нет! — Алёна замахала руками. — То есть да! То есть… я не знаю!
— Не знаешь. — Анна Ивановна кивнула. — Ну, тогда я помогу тебе определиться.
Она открыла ящик стола и достала папку с документами.
— Вот она, твоя дарственная. На мусорку её теперь.
— Нет! — Алёна бросилась к бабушке. — Не рви! Пожалуйста!
— Почему нет? — Анна Ивановна отстранилась. — Ты же всё равно её продашь. Лучше сделаю это сейчас.
— Не продам! — Алёна заплакала. — Бабуль, я не продам! Никогда!
— Обещаешь?
— Обещаю! Честное слово обещаю!
Анна Ивановна долго смотрела на внучку.
— А если я попрошу тебя здесь жить? Вместе со мной?
Алёна вытерла лицо.
— Здесь? В этой квартире?
— Да. Чтобы мне не было одиноко. Чтобы кто-то чай попил со мной. Чтобы…
— Да! — Алёна схватила бабушку за руки. — Да, бабуль! С удовольствием!
— Даже если придётся отказаться от съёмной квартиры? От планов на салон?
Алёна замолчала. В кухне слышалось только тиканье часов.
— Алёна? — тихо позвала бабушка.
— Я… — Алёна подняла глаза. — Я подумаю? Можно подумать?
Анна Ивановна отпустила её руки.
— Можно. — Голос стал безразличным. — Думай, милая. А я пока чай заварю.
Она повернулась спиной, и Алёна поняла — что-то окончательно сломалось.
Через неделю Алёна сидела в кафе с Юлей и машинально мешала кофе.
— И что теперь? — спросила Юля.
— Не знаю. — Алёна отложила ложечку. — Бабушка не отвечает. Мама говорит, она как каменная стала. Даже с ней холодно разговаривает.
— А ты дарственную забрала?
— Нет. — Алёна покачала головой. — Она сказала — если хочу, приходи за ней. Если не хочу — сама порвёт.
— И ты не пришла?
— Не могу. — Алёна сжала чашку руками. — Юль, я думала всю неделю. О салоне, о квартире, о бабушке…
— И к чему пришла?
— К тому, что я эгоистка. — Алёна подняла глаза. — Но не могу же я отказаться от всех планов!
В кафе играла тихая музыка. За окном падал первый снег.
— Юль, а что если… — Алёна замолчала, потом встала. — Я пошла.
— Куда?
— Знаю куда.
Алёна ехала в автобусе и смотрела на заснеженный город. Пока добралась до нужного дома, стемнело. В окне знакомой квартиры горел свет.
Поднявшись на пятый этаж, она нажала на звонок.
— Кто там? — раздался знакомый голос.
— Бабуль, это я.
Дверь открылась сразу. Анна Ивановна стояла на пороге в старом халате, постаревшая за эту неделю.
— Заходи, — тихо сказала она.
Алёна прошла на кухню. Здесь ничего не изменилось — тот же старый сервант, та же льняная скатерть, тот же запах домашней еды.
— Чай? — спросила бабушка, доставая чашки.
— Бабуль, я думала.
— И что надумала?
Алёна сели за стол и взяла руки бабушки в свои.
— Что я тебя люблю. Что ты для меня важнее всех планов. И что я готова здесь жить.
Анна Ивановна не отвечала.
— Бабуль? — Алёна сжала её руки. — Ты веришь мне?
— Хочется верить. — Анна Ивановна высвободила руки и достала из ящика папку с документами. — Но прежде чем решать, прочитай это.
Алёна взяла протянутый листок. Это было завещание.
— Бабуль, что это?
— Читай.
Алёна пробежала глазами по строчкам и ахнула.
— Ты мне всё завещаешь? И квартиру, и дачу, и деньги?
— Всё, что есть. — Анна Ивановна кивнула. — С одним условием.
— Каким?
— Что ты никогда не продашь эту квартиру. Что будешь здесь жить и своих детей здесь растить.
Алёна молчала, глядя на завещание.
— И если согласишься, — продолжила бабушка, — то дарственную можешь забрать. Квартира всё равно твоя будет.
— А если нет?
— Если нет, — Анна Ивановна встала и зажгла под чайником газ, — то ничего не получишь. Всё отойдёт городу.
— Городу?!
— Да. На нужды детских домов.
Алёна отложила бумаги.
— Бабуль, это же шантаж.
— Нет, милая. — Анна Ивановна обернулась. — Это выбор. Между тем, что хочется, и тем, что правильно.
— А если я передумаю потом? Если через год захочу продать?
— Завещание действует только при соблюдении условий. — Анна Ивановна поправила салфетку на столе. — Нарушишь — потеряешь всё.
Алёна встала и подошла к окну. За стеклом кружился снег.
— Знаешь, что интересно? — сказала она, не оборачиваясь. — Всю жизнь мечтала о своём деле. О независимости. А теперь понимаю — самое дорогое у меня уже есть.
— Что же?
Алёна повернулась к бабушке.
— Тебя. — Она подошла и обняла Анну Ивановну. — Я согласна. На всё согласна.
Анна Ивановна всхлипнула и крепко прижала внучку к себе.
— Ну наконец-то, дурочка моя. Наконец-то.
Они стояли, обнявшись, пока чайник не засвистел. Потом Алёна заварила чай, достала из холодильника пирожки, которые бабушка напекла с утра.
— А знаешь что? — сказала Алёна, откусывая пирожок. — Может, я салон здесь открою. В этом районе. Совсем рядом.
— Можешь и в квартире. — Анна Ивановна улыбнулась. — Комната свободная есть.
— Правда?
— Правда. — Анна Ивановна налила чай. — Только сначала поживи со мной. Привыкни к дому. А там видно будет.
Алёна кивнула и посмотрела вокруг — на старый сервант, на потёртую скатерть, на семейные фотографии. Всё это теперь было её домом. Её корнями.
— Бабуль, — сказала она, — я люблю тебя.
— И я тебя, внученька. — Анна Ивановна погладила её по руке. — Только помни — дом жив, пока в нём живёт семья.
За окном метель набирала силу, но в кухне было тепло и уютно. Бабушка и внучка сидели за столом, пили чай и планировали будущее. То самое будущее, которое строится не на деньгах, а на любви.
И в старом серванте, словно живые, улыбались с фотографий их предки — те, кто когда-то так же сидел за этим столом и передавал дальше самое главное: память, дом и семейное тепло.
