— Валентина Михайловна, вы что же, совсем совесть потеряли?! — Ирина ворвалась в подъезд, едва дождавшись, когда старая подруга матери поднимется на второй этаж. — Думали, никто не узнает про вашу аферу?
Валентина Михайловна остановилась, придерживаясь за перила. Ключи от маминой квартиры — теперь уже своей — дрожали в её руках.
— Ира, милая, о чём ты говоришь? Какая афера?
— Не прикидывайтесь! — дочь покойной размахивала бумагами прямо перед носом пожилой женщины. — Дарственная! На всю квартиру! Оформленная за три месяца до маминой болезни!
Валентина Михайловна медленно повернулась. Лицо её побледнело, но голос остался спокойным:
— Зинаида Петровна сама всё решила. Я даже не знала…
— Не знали?! — Ирина схватила её за рукав пальто. — Сорок лет дружбы, и вы не знали? А кто ей про нотариуса рассказывал? Кто возил к юристу?
— Отпусти меня, пожалуйста.
— Не отпущу! Вы думаете, мы просто так это оставим? Моя мать вас как родную любила, а вы… вы её обманули!
Валентина Михайловна аккуратно освободила рукав и достала из сумочки помятый конверт:
— Она просила передать тебе это. После похорон.
— Что ещё за письмо? Очередная липа?
— Прочитай сначала, потом обвиняй.
Ирина вырвала конверт, но не стала вскрывать:
— Знаете что, бабуля? Готовьтесь к суду. Мы с братом уже к адвокату сходили. Будете доказывать, что моя мать в здравом рассудке такое решение приняла!
— А может, стоит подумать, почему она это сделала? — тихо спросила Валентина Михайловна. — Почему выбрала меня, а не детей?
— Потому что вы её околдовали! Мозги промыли старушке! — Ирина топнула ногой. — Сорок лет приходили к нам в дом, чаи гоняли, а сами план вынашивали!
— Я двадцать лет за твоей матерью ухаживала. Когда ей плохо было, когда врачи нужны были. А ты где была?
— А мне что, работу бросить? Семью? У меня дети, между прочим!
— У неё тоже дети были, — Валентина Михайловна поправила сумочку на плече. — Жаль, что она об этом в последние годы только и вспоминала.
Ирина резко развернулась к лестнице:
— Ничего вы не получите! Ни копейки! Будете до конца жизни по судам мотаться!
— Я не для себя старалась, — крикнула ей вслед Валентина Михайловна. — И квартира мне не нужна. Но то, что твоя мать хотела сказать, ты узнать обязана!
Звук хлопнувшей входной двери эхом отразился в подъезде. Валентина Михайловна долго стояла на лестнице, глядя на дверь квартиры подруги. Её подруги, которой больше нет.
Валентина Михайловна вошла в квартиру и сразу почувствовала — здесь всё ещё живёт Зинаида Петровна. Запах её духов, расставленные на комоде фотографии, даже чашка с недопитым чаем на столе.
Она опустилась в старое кресло, то самое, где подруга проводила последние месяцы.
— Зиночка, — прошептала она пустой комнате, — что же ты наделала? Зачем мне всё это свалила на голову?
На телефоне мигал автоответчик. Сообщений — одиннадцать. Валентина Михайловна нажала кнопку воспроизведения.
«Валентина Михайловна, это Игорь, сын Зинаиды Петровны. Мы завтра приедем забирать мамины вещи. Будьте готовы освободить квартиру.»
«Это снова Игорь. Мы с адвокатом разговаривали. Дарственную можно оспорить. Готовьтесь к разбирательству.»
«Валя, ты что творишь? Это Лида, соседка. Дети Зины совсем озверели. Говорят, ты их обокрала. Неужели правда?»
Валентина Михайловна выключила автоответчик. Слишком больно было слушать.
Она подошла к шкафу и достала оттуда стопку писем. Зинаида Петровна аккуратно складывала их сюда последние два года. Письма от детей. Точнее, открытки с дежурными поздравлениями к праздникам.
«С Новым годом, мама. Желаем здоровья. Игорь с семьёй.»
«С Днём рождения. Ира.»
«С 8 Марта. Твои дети.»
Ни одного тёплого слова. Ни одного вопроса о здоровье. Ни одного предложения помочь.
А вот и последнее письмо, которое Зинаида Петровна так и не отправила:
«Мои дорогие дети. Пишу вам в последний раз. Знаю, что вы меня осудите, но у меня нет выбора. Валя — единственный человек, который не оставил меня в старости. Она заслужила эту квартиру больше, чем вы. Простите, если сможете. Мама.»
Валентина Михайловна сложила письмо обратно. Зинаида так его и не решилась отправить. Боялась окончательно разорвать связь с детьми.
За окном загудел автомобиль. Валентина Михайловна выглянула — во дворе парковалась машина Игоря. Он шёл к подъезду с какими-то людьми в костюмах.
Началось.
Через десять минут в дверь громко постучали. Валентина Михайловна открыла — на пороге стоял Игорь с двумя мужчинами в строгих костюмах.
— Валентина Михайловна, это адвокат и нотариус, — Игорь протиснулся в прихожую. — Мы пришли зафиксировать незаконное присвоение жилплощади.
— Игорёк, милый, — старушка попыталась сохранить спокойствие, — может, сначала поговорим?
— Говорить не о чем! — Игорь прошёл в комнату и огляделся. — Мамины вещи уже начали растаскивать?
— Ничего я не трогала. Всё стоит, как при Зинаиде Петровне.
Адвокат достал диктофон:
— Скажите, вы признаёте факт получения в дар квартиры умершей гражданки Степановой Зинаиды Петровны?
— Признаю. Но…
— А признаёте ли вы, что воспользовались её болезненным состоянием для получения имущества?
Валентина Михайловна резко выпрямилась:
— Молодой человек, я тридцать лет проработала учителем географии! Никого в жизни не обманывала!
— Мам, хватит спектакли разыгрывать, — Игорь сел в материнское кресло. — Моя мать была не в себе последние годы. Вы этим воспользовались.
— Не в себе? — Валентина Михайловна села напротив. — Игорь, когда ты последний раз с мамой нормально разговаривал? Не по телефону на пять минут, а сидел вот так, за столом?
— При чём здесь это?
— При том, что твоя мама была в полном здравии! Она прекрасно понимала, что делает!
Нотариус кашлянул:
— Простите, можно взглянуть на документы? И на завещание покойной?
— Завещания не было, — Валентина Михайловна встала и подошла к шкафу. — Зина боялась его составлять. Говорила: «Валя, а вдруг дети обидятся?»
Игорь вскочил с кресла:
— Обидятся?! Да она нас лишила наследства! Моих детей лишила!
— А где были твои дети, когда бабушка месяцами никого не видела? — Валентина Михайловна достала из шкафа медицинскую карточку. — Вот справки от врачей. Диабет, гипертония, больное сердце. Кто её по больницам возил? Кто лекарства покупал?
— Мы… мы работали! У нас ипотека, дети!
— И у мамы дети были. Только они про неё забыли.
Адвокат перебрал документы:
— Дарственная оформлена правильно. Есть справка о дееспособности. Два свидетеля подписи…
— Это всё подстроено! — Игорь ударил кулаком по столу. — Мать была одинокая, больная, её было легко убедить!
— Одинокая — да, — тихо сказала Валентина Михайловна. — Больная — да. А кто виноват в том, что она одинокая была?
В комнате повисла тяжёлая тишина. Игорь отвернулся к окну.
— Мама нас любила, — пробормотал он.
— Любила. До последнего дня. И мучилась от этого.
— Игорь, — Валентина Михайловна подошла к шкафу и достала толстый конверт, — твоя мама три года дневник вела. Хочешь узнать, что она там писала?
— Какой ещё дневник? Мама никогда не писала!
— Начала, когда совсем плохо стало. Вот, слушай: «10 января. Валя принесла лекарства и борщ. Игорь звонил, спросил про здоровье. Сказал, что занят очень, приедет к 8 Марта.»
Игорь дёрнулся, но промолчал.
— «15 февраля. Упала в ванной, лежала час. Хорошо, Валя ключи имеет, она меня нашла. Хотела детям позвонить, но зачем их пугать? У них своя жизнь.»
— Мать! — Игорь схватился за голову. — Почему она не сказала?!
— «3 мая. День рождения у внучки Насти. Игорь обещал приехать с семьёй. Я пирог испекла, стол накрыла. Никто не приехал. Валя нашла меня в слезах. Говорю ей: дети заняты, это нормально.»
Валентина Михайловна перевернула страницу:
— «10 июня. Иру встретила в магазине. Она меня не заметила, разговаривала по телефону. Слышу: ‘Да надоела уже эта старуха! Каждый день звонит!’ Про меня говорила. Про свою мать.»
— Ира так не говорила! — Игорь вырвал дневник из рук старушки. — Это вы всё придумали!
— Игорь, это мамин почерк. Узнаёшь?
Адвокат наклонился к Игорю:
— Может быть, стоит пересмотреть…
— Заткнитесь! — Игорь швырнул дневник на пол. — Даже если это правда, квартира должна достаться детям! По закону!
— По закону — да, — Валентина Михайловна подняла дневник и бережно разгладила помятые страницы. — А по совести?
— Совесть — это когда чужую квартиру не отбираешь!
— А совесть — это когда мать не бросаешь одну умирать!
Игорь побледнел:
— Мы… мы не знали, что ей так плохо…
— Не хотели знать! — Валентина Михайловна встала, держа дневник прижатым к груди. — Удобно было думать, что у мамы всё хорошо!
— Ладно! — Игорь резко поднялся. — Допустим, мы были плохими детьми! Но это не даёт вам права на наше наследство!
— Ваше? — старушка горько усмехнулась. — А чем вы его заслужили? Редкими звонками? Дежурными поздравлениями?
Нотариус осторожно вмешался:
— Может быть, найдём компромисс? Разделим квартиру?
— Нет, — твёрдо сказала Валентина Михайловна. — Зина не хотела компромиссов. Она хотела, чтобы её квартира досталась тому, кто её любил.
— А мы не любили, да? — голос Игоря сорвался.
— Любили. Но издалека. А любовь — это не только чувства. Это ещё и поступки.
Валентина Михайловна подошла к окну и долго смотрела во двор, где росла мамина черёмуха.
— Знаете что, — она повернулась к Игорю, — забирайте квартиру.
— Что? — он не поверил своим ушам.
— Забирайте. Я отказываюсь от дарственной. Пусть всё идёт по закону.
Адвокат удивлённо поднял брови:
— Но это же… вы теряете…
— Я ничего не теряю, — Валентина Михайловна взяла с комода фотографию подруги. — У меня есть сорок лет дружбы. А у них теперь будет квартира и мамин дневник. Пусть читают по вечерам.
Игорь стоял посреди комнаты с дневником в руках, листая страницу за страницей. Адвокат и нотариус переглядывались, не зная, что делать.
— «20 августа, — читал вслух Игорь дрожащим голосом, — Валя говорит, что я должна к детям переехать. Не хочу им мешать. У Игоря жена молодая, им старуха в доме ни к чему. А у Иры своих проблем хватает.»
Он захлопнул дневник и швырнул его на диван:
— Мама… мамочка моя…
— Игорь, — Валентина Михайловна подошла к нему, — она до последнего верила, что вы приедете. Каждый день у окна сидела, ждала.
— Я не знал! Честное слово, не знал, что ей так плохо!
— Знал. Просто было удобнее не замечать.
Игорь опустился в материнское кресло и закрыл лицо руками:
— Что я наделал… Как я буду теперь жить?
— Научишься. А квартиру всё-таки заберите. Только не продавайте сразу, ладно? Пусть ещё немного мамой пахнет.
Валентина Михайловна взяла с комода маленькую фотографию — они с Зинаидой в молодости, на субботнике.
— Это мне оставьте. На память.
Игорь кивнул, не поднимая головы.
Адвокат кашлянул:
— Документы нужно переоформить…
— Переоформляйте, — Валентина Михайловна надела пальто. — Только помните: квартира-то ваша станет, а совесть моя останется чистой.
Она вышла на лестничную площадку и обернулась:
— Игорь, дневник не выбрасывай. Детям своим покажи. Пусть знают, какая у них бабушка была.
Валентина Михайловна спустилась во двор и остановилась под черёмухой. Дерево облетело, листья жёлтыми кружочками лежали на асфальте.
— Зиночка, — прошептала она, глядя на освещённые окна квартиры, — прости меня. Не смогла я твою волю исполнить. Но зато теперь они поймут, что потеряли.
В окне мелькнула тень — Игорь так и сидел в материнском кресле с дневником на коленях.
Валентина Михайловна подняла с земли жёлтый листочек и спрятала его в карман. Пора было идти домой, в свою маленькую однушку, где её ждал кот Васька и недочитанная книга.
А в квартире на втором этаже Игорь открыл последнюю страницу маминого дневника:
«Если со мной что-то случится, передайте детям: я их простила. И пусть они себя простят тоже. Жизнь коротка для обид.»
За окном гулял ветер, разметая последние листья черёмухи.
