— Мама, а почему мы уезжаем? — Катя прижала к себе потрёпанного мишку, глядя на чемоданы у двери.
— Потому что дядя Олег так решил, солнышко, — Анна застегнула последнюю молнию, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Теперь это его квартира.
— А бабушка Валя разве не говорила, что квартира наша? — Максим отложил планшет, на экране которого замерла игра. — Она же обещала!
Анна присела рядом с сыном на диван, который завтра заберут грузчики. Тот самый диван, где они с детьми смотрели мультики, где свекровь читала им сказки перед сном.
— Бабушка многое обещала, Макс. Но люди иногда меняют решения.
— Даже когда умирают? — спросила Катя таким серьёзным тоном, что у Анны защемило внутри.
— Особенно тогда, крошка.
В дверь постучали — негромко, но настойчиво. Анна знала, кто это. Олег Викторович приехал лично убедиться, что новые хозяева освобождают его собственность.
— Анна Сергеевна, вы готовы? — голос за дверью звучал вежливо, но в нём чувствовалась сталь. — Мои люди ждут внизу.
— Почти, — ответила она, поднимаясь. — Дайте минутку детям собраться.
— Конечно-конечно. Только, сами понимаете, время — деньги. А документы на квартиру уже переоформлены.
Анна открыла дверь. Олег Викторович стоял в дорогом костюме, держа в руках кожаную папку. За его спиной маячили двое крепких мужчин — видимо, те самые «люди».
— Я хотел ещё раз выразить соболезнования по поводу Валентины Петровны, — он слегка наклонил голову. — Замечательная была женщина. Очень предусмотрительная.
— Предусмотрительная? — переспросила Анна.
— Ну да. Успела оформить дарственную за две недели до… — он сделал паузу, — кончины. Понимала, видимо, что детям нужна финансовая подушка безопасности. А квартира в центре — это серьёзные деньги.
— Какая дарственная? — Анна почувствовала, как холод поднимается от пяток к горлу. — Валентина Петровна говорила, что квартира достанется нам с детьми!
Олег Викторович достал из папки документ и протянул ей.
— Вот дарственная. Заверенная нотариусом Семёновым. Валентина Петровна была в здравом уме и твёрдой памяти, когда подписывала. Я, кстати, оплатил все её долги по коммунальным услугам. И лечение в частной клинике тоже.
Анна пробежала глазами по строчкам. Подпись свекрови, печать нотариуса, дата — всё выглядело настоящим.
— Но она обещала! — голос Анны сорвался на крик. — Дети слышали! Она говорила: «Квартира останется вам, не волнуйтесь!»
— Люди многое говорят перед смертью, — Олег пожал плечами. — А вот документы — это серьёзно. Тут всё по закону.
— Мама, что происходит? — Максим подошёл ближе, взяв сестру за руку.
— Дядя Олег объясняет нам, что бабушка Валя передумала насчёт квартиры, — Анна старалась говорить спокойно, но внутри всё кипело.
— А деньги? — неожиданно спросила Катя. — Бабушка говорила, что в комоде лежат деньги для нас. На учёбу.
Олег Викторович усмехнулся.
— Денег там не было, девочка. Только старые фотографии да медали дедушки. Кстати, медали я вам оставлю — как память о семье.
— Как великодушно, — прошипела Анна.
— Анна Сергеевна, я понимаю, что вам тяжело. Но Валентина Петровна просила меня проследить, чтобы дети получили хорошее образование. Поэтому я готов выплачивать вам по пятнадцать тысяч ежемесячно — на школьные расходы. До совершеннолетия Кати.
— Пятнадцать тысяч? — Анна не поверила своим ушам. — За трёхкомнатную квартиру в центре города вы предлагаете детское пособие?
— Это не пособие, а помощь. Из уважения к памяти Валентины Петровны.
— А если я откажусь от вашей «помощи»?
Олег Викторович улыбнулся — холодно и расчётливо.
— Тогда ничего не получите. И квартира всё равно останется моей. Дарственная — документ сильнее завещания.
Анна посмотрела на детей. Максим сжимал кулаки, Катя тихо всхлипывала.
— Хорошо, — сказала она тихо. — Дайте нам ещё полчаса.
— Конечно. Мы подождём в машине.
Когда дверь закрылась, Анна прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Три года назад свекровь лежала в больнице и держала её за руку: «Анечка, не бойся. Квартира останется детям. Я уже всё решила». А теперь получается, что «всё решила» — это отдать жилье чужому человеку за оплаченные счета.
— Мам, а мы можем это оспорить? — спросил Максим. — В интернете пишут, что дарственные иногда отменяют.
Анна открыла глаза и посмотрела на сына. Двенадцать лет, а уже понимает, что взрослые могут врать и предавать.
— Можем попробовать, сынок. Но это долго и дорого. А жить нам пока негде.
В окно было видно, как внизу стоит чёрный джип с тонированными стёклами. Олег Викторович курил возле машины, иногда поглядывая на их окна.
Анна взяла детей за руки.
— Пойдёмте. Тётя Света ждёт нас. У неё есть диван и горячий чай.
— А потом мы вернёмся? — спросила Катя.
Анна не ответила. Она взяла сумку с документами и медалями дедушки — единственное, что им оставили из прежней жизни.
Полгода назад всё было совсем по-другому.
— Анечка, садись, поговорим, — Валентина Петровна похлопала рукой по краешку кровати. Больничная палата пахла хлоркой и увядшими хризантемами.
— Что-то случилось? — Анна присела, заметив, как свекровь нервно теребит край одеяла.
— Да нет, всё нормально. Просто хочу кое-что обсудить. По поводу квартиры.
Анна напряглась. После смерти мужа она с детьми жила у свекрови уже три года. Официально была прописана как временно проживающая.
— Валентина Петровна, если вам неудобно…
— Ты что, милая! — свекровь схватила её за руку. — Наоборот. Я хочу всё оформить как положено. Чтобы дети были защищены.
— Как оформить?
— Квартиру на них переписать. Ну, или на тебя — без разницы. Семья же! — Валентина Петровна улыбнулась, но в глазах мелькнула какая-то тревога. — Только сейчас не могу. Документы дома забыла, нотариус в отпуске… После выписки займёмся.
— Валентина Петровна, не торопитесь. Врачи говорят, вы скоро поправитесь.
— Говорят-то много, — свекровь отмахнулась. — А я чувствую. Годы не те. Поэтому и хочу всё устроить заранее.
В палату заглянула медсестра.
— Валентина Петровна, к вам посетитель. Олег Викторович приехал.
— А! — лицо свекрови вдруг осветилось. — Олежка! Пусть заходит!
Анна поднялась.
— Я тогда пойду. Детей из школы забрать надо.
— Подожди-подожди, — Валентина Петровна её остановила. — Познакомлю вас. Олег Викторович — мой старый знакомый. Очень хороший человек. В трудную минуту всегда поможет.
В палату вошёл мужчина лет пятидесяти в дорогом пальто. В руках — огромный букет белых роз и коробка конфет.
— Валентина Петровна, как дела? — он поцеловал её руку. — Вас тут хорошо лечат?
— Да что там лечат! — она махнула рукой. — Олежка, знакомься — это Анечка, невестка моя. А это Олег Викторович — мой спаситель.
Анна пожала протянутую руку. Рукопожатие было крепким, но холодным.
— Очень приятно. Валентина Петровна много о вас рассказывала.
— Только хорошее, надеюсь? — улыбнулась Анна.
— Разумеется. Говорила, что вы прекрасная мать. И что дети — смысл её жизни.
— Олежка всегда знает, что сказать, — свекровь просияла. — Я ему сегодня уже рассказывала про наши планы. По поводу квартиры.
Олег Викторович кивнул.
— Правильное решение. Детей нужно обеспечить. В наше время жильё — это основа стабильности.
— Вот-вот! — Валентина Петровна оживилась. — Олежка сам в недвижимости разбирается. Поможет нам всё правильно оформить.
— С удовольствием, — он улыбнулся Анне. — Только нужно будет все документы подготовить. Свидетельство о собственности, справки…
— Анечка всё сделает, — свекровь махнула рукой. — Она у нас организованная.
Анна почувствовала лёгкий дискомфорт. Что-то в тоне Олега Викторовича ей не понравилось. Слишком деловито для больничной палаты.
— Валентина Петровна, может, не будем торопиться? Сначала выздоравливайте.
— Да что ты, милая! Олежка прав — нужно всё заранее обдумать. А то мало ли что…
Тогда Анна не придала этим словам значения. Теперь же, сидя в съёмной комнатушке у Светы, она понимала: Валентина Петровна действительно всё заранее обдумала. Только не так, как обещала.
— Сергей Михайлович, скажите честно — есть ли у нас хоть какие-то шансы? — Анна сидела в крохотном кабинете адвоката, где едва помещались стол и два стула.
Сергей Михайлович снял очки и протер их платком.
— Анна Сергеевна, давайте разберем документы еще раз. Дарственная оформлена за четырнадцать дней до смерти вашей свекрови. Формально — всё законно.
— Но она была больна! В тот день у неё был приступ, я же говорила!
— Медицинское заключение утверждает, что Валентина Петровна была вменяема. А нотариус Семёнов подтвердил её дееспособность.
Анна достала из сумки мятую записку.
— А это что? Её почерк! «Квартира для Ани и детей. Олегу только деньги за лечение». Я нашла это в её тумбочке.
Адвокат изучил записку.
— Почерковедческая экспертиза покажет, подлинная ли это. Но даже если да — записка не имеет юридической силы. Дарственная сильнее.
— А свидетели? Соседи слышали, как она обещала нам квартиру!
— Обещания и правовые документы — разные вещи. Хотя… — он задумался. — Есть одна зацепка. Олег Викторович оплатил лечение вашей свекрови. Большие суммы. Это можно трактовать как принуждение.
— То есть купил дарственную?
— Аккуратнее с формулировками. Но направление правильное. Только доказать будет непросто.
Через два дня Анна получила повестку в суд. Олег Викторович подал встречный иск — о клевете и попытке рейдерского захвата.
— Мама, что такое рейдерский захват? — спросил Максим за ужином.
— Это когда плохие люди пытаются отнять чужую собственность, — ответила Анна, мешая в тарелке остывший суп.
— Но мы же не плохие!
— Нет, сынок. Но дядя Олег думает по-другому.
Катя отложила ложку.
— А почему бабушка Валя нас обманула?
Анна посмотрела на дочь. Как объяснить восьмилетнему ребенку, что взрослые могут врать даже умирая?
— Возможно, её заставили, крошка.
— Заставили? Кто?
— Мы это и пытаемся выяснить.
В день первого заседания Анна надела единственный деловой костюм — тот, в котором ходила на родительские собрания. В зале суда её ждал неприятный сюрприз.
— Ваша честь, — говорил адвокат Олега Викторовича, — истица не может предоставить никаких доказательств принуждения. Зато у нас есть справка о том, что моя доверительница Валентина Петровна неоднократно жаловалась соседям на финансовые требования невестки.
— Это неправда! — вскочила Анна.
— Прошу соблюдать порядок, — судья строго посмотрела на неё. — Продолжайте.
— У нас есть показания соседки Марии Семёновны Кругловой. Валентина Петровна рассказывала ей, что невестка постоянно намекает на наследство.
Анна не поверила своим ушам. Мария Семёновна — соседка снизу, с которой они здоровались каждый день!
— Ваша честь, могу я задать вопрос свидетелю? — поднялся Сергей Михайлович.
— Можете.
— Мария Семёновна, когда именно происходили эти разговоры?
Пожилая женщина заёрзала на стуле.
— Ну… в больнице. Я навещала Валю, она и рассказывала.
— А до болезни что-нибудь подобное говорила?
— Нет… то есть… я не помню точно.
— Мария Семёновна, — Сергей Михайлович приблизился к свидетельскому месту, — вам кто-нибудь предлагал деньги за эти показания?
— Что вы! Как можно! — возмутилась та.
Но Анна заметила, как женщина покосилась в сторону Олега Викторовича.
После заседания Сергей Михайлович был мрачен.
— Анна Сергеевна, они играют не по правилам. У Олега Викторовича связи в городе. Марию Семёновну явно подготовили.
— Что теперь делать?
— Искать других свидетелей. И молиться, чтобы нашлись честные люди.
Но честных людей не находилось. Врач, лечивший Валентину Петровну, внезапно уехал в длительную командировку. Нотариус Семёнов утверждал, что всё оформлял строго по закону. А медсёстры в больнице вдруг перестали помнить, что происходило полгода назад.
— Мама, а если мы проиграем? — спросила Катя перед сном.
Анна укрывала дочь одеялом на раскладушке в Светиной однушке.
— Тогда будем жить здесь. Тётя Света не выгонит.
— А дядя Олег больше не будет нас трогать?
— Не будет, солнышко.
Анна соврала. Олег Викторович уже направил претензию о том, что «клеветнические действия бывшей невестки Валентины Петровны наносят ущерб его деловой репутации». Сумма компенсации — полмиллиона рублей.
— Анна Сергеевна, у меня для вас новости, — Сергей Михайлович позвонил в семь утра. — Плохие и хорошие.
— Начните с плохих, — Анна вышла на балкон, чтобы не разбудить детей.
— Суд назначен на завтра. Олег Викторович торопит события. Хочет закрыть дело быстро.
— А хорошие?
— Нашёлся свидетель. Санитарка из больницы согласилась дать показания. Говорит, слышала разговор между вашей свекровью и Олегом Викторовичем.
— И что она слышала?
— Валентина Петровна плакала. Говорила: «Олежка, я не могу так поступить с детьми». А он отвечал: «Валя, либо дарственная, либо я забираю деньги обратно. И за лечение тоже платить не буду».
Анна крепче сжала телефон.
— Она готова повторить это в суде?
— Готова. Но Анна Сергеевна… женщина очень напугана. Сказала, что если её уволят, пойти ей будет некуда.
— Почему она согласилась?
— У неё внучка болеет. Нужны деньги на операцию. Говорит, совесть замучила.
В зале суда санитарка Лидия Григорьевна выглядела затравленно. Руки тряслись, голос дрожал, но она чётко повторила свои показания.
— Валентина Петровна не хотела подписывать дарственную, — говорила она, не поднимая глаз. — Плакала, говорила про детей. А этот господин угрожал.
Адвокат Олега Викторовича поднялся.
— Ваша честь, свидетель явно даёт ложные показания. У нас есть справка от главврача больницы о том, что Лидия Григорьевна состоит на учёте у психиатра.
— Это неправда! — вскрикнула санитарка. — Я никогда…
— Документы, ваша честь, — адвокат протянул судье папку. — Диагноз: «расстройство личности с элементами фантазирования». Свидетель не может считаться достоверным.
Лидия Григорьевна побледнела как стена.
— Они… они это специально сделали. Вчера меня к врачу вызвали, какие-то тесты проводили…
— Прошу соблюдать порядок в зале, — судья стукнула молотком.
Сергей Михайлович вскочил.
— Ваша честь, требую провести независимую экспертизу! Справка могла быть сфабрикована!
— Отклоняется. Медицинский документ имеет законную силу.
Анна почувствовала, как рушится последняя надежда. Всё было продумано заранее. Каждый шаг, каждая улика.
После заседания к ней подошёл Олег Викторович.
— Анна Сергеевна, может, хватит мучиться? Я же говорил — готов помогать детям. Пятнадцать тысяч в месяц, плюс оплата кружков и секций.
— За молчание?
— За разумность. Суд вы всё равно проиграете. А так хоть что-то получите.
— А если я напишу в прокуратуру? В следственный комитет?
Олег Викторович усмехнулся.
— Пишите. Только знайте — иск о клевете никто не отменял. Полмиллиона рублей. Плюс судебные расходы. В итоге наберётся около семисот тысяч.
— Откуда у меня такие деньги?
— Вот именно. Поэтому давайте договоримся по-хорошему.
Дома Анна рассказала детям о происходящем. Максим молчал, сжав челюсти. Катя плакала.
— Мама, а бабушка Валя знала, что он плохой? — спросила дочь сквозь слёзы.
— Думаю, догадывалась. Но было уже поздно.
— А мы ему ответим?
Анна посмотрела на детей. На Максима, который старался казаться взрослым. На Катю с её доверчивыми глазами. На Свету, которая молча мыла посуду, но слушала каждое слово.
— Знаете что, дети? Ответим. Но не так, как он ожидает.
Вечером Анна написала длинное письмо в местную газету. Рассказала всю историю — от обещаний свекрови до угроз в суде. Подписала своим именем и указала адрес.
— Анечка, ты уверена? — спросила Света. — Он же тебя в порошок сотрёт.
— Может быть. Но дети должны знать, что мама боролась до конца.
— А если ничего не изменится?
— Тогда хотя бы город узнает, кто такой Олег Викторович. И как он «помогает» старикам.
Через три дня статья вышла. Называлась «Дарственная на смертном одре». Анна ждала звонка от Олега Викторовича, но телефон молчал.
Зато позвонили другие люди.
— Анна Сергеевна? Это Татьяна Ивановна, соседка Валентины Петровны из подъезда напротив. Прочитала статью. У меня есть для вас кое-что интересное.
— Что именно?
— Запись. Я установила камеру у себя на балконе — машину царапали во дворе. Так вот, камера захватывает и окна Валиной квартиры. В тот день, когда дарственную подписывали, я всё видела.
— И что вы видели?
— Как ваша свекровь в окно кричала. И как этот Олег её трясти начал. А потом она подписала бумаги и заплакала.
Анна закрыла глаза. Наконец-то.
— Татьяна Ивановна, вы готовы это подтвердить в суде?
— Готова. Мне этот тип тоже не нравился. Всё время около дома крутился последние месяцы.
На следующий день Сергей Михайлович подал ходатайство о пересмотре дела. Появилась новая улика — видеозапись, доказывающая принуждение.
Но и тут Олег Викторович оказался готов.
— Анна Сергеевна, — позвонил он вечером, — вы делаете ошибку. Статья в газете, новые свидетели… Всё это только ухудшает ваше положение.
— Почему?
— Потому что теперь это выглядит как организованная клеветническая кампания. Сумма иска возрастает до миллиона рублей.
— А видеозапись?
— Какая запись? Татьяна Ивановна сегодня утром заявила в полицию, что её принуждали к даче ложных показаний. Она забирает свои слова обратно.
Через неделю после окончательного проигрыша в суде Анна сидела на той же лавочке во дворе, где полгода назад играли её дети. Теперь здесь играли другие.
— Мам, ты о чём думаешь? — Максим сел рядом, протягивая ей стаканчик с кофе из автомата.
— О бабушке Вале. Представляю, как ей было страшно в последние дни.
— А ты думаешь, она правда хотела нам квартиру оставить?
Анна кивнула.
— Уверена. Помнишь записку, которую мы нашли? «Квартира для Ани и детей». Она всё планировала по-другому.
Катя подбежала с качелей, раскрасневшаяся и довольная.
— Мам, а там новые люди живут? — она показала на окна их бывшей квартиры.
— Живут, солнышко.
— А дядя Олег?
— Дядя Олег продал квартиру через месяц после суда. Купил себе дом за городом.
— А деньги, которые он обещал нам давать?
Анна улыбнулась грустно.
— Он сказал, что после публикации в газете договор недействителен. Мы, видите ли, нарушили условия о неразглашении.
— Какой хитрый, — фыркнул Максим. — Хорошо, что мы от него ничего не взяли.
— Хорошо, — согласилась Анна.
В кармане зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Анна Сергеевна? Это следователь Морозов из областной прокуратуры. Ваша статья в газете попалась на глаза моему руководству. Мы начали проверку деятельности Олега Викторовича Семёнова.
— И что выяснили?
— Таких историй, как ваша, оказалось ещё четыре. Пожилые люди, крупные суммы за лечение, дарственные перед смертью. Схема отработанная.
— То есть мы были не первые?
— К сожалению, нет. Но, возможно, станете последними. Возбуждено уголовное дело по статье «мошенничество». Правда, квартиру это вам не вернёт.
— Я понимаю. А что с нотариусом?
— Семёнов пока что отделался предупреждением. Но мы продолжаем работать.
После разговора Анна убрала телефон и посмотрела на детей. Максим читал книгу, Катя строила куличики в песочнице.
— Мам, — окликнула её дочь, — а нам хорошо у тёти Светы?
— Нормально, крошка. Почему спрашиваешь?
— Да просто. Она добрая. И готовит вкусно. А дядя Олег злой был.
— Был, — согласилась Анна.
— А если бы мы в его квартире остались, он бы к нам ходил?
— Наверное.
— Тогда хорошо, что мы уехали, — решительно заявила Катя. — Злых людей в дом пускать нельзя.
Анна обняла дочь. Из всех потерь самой страшной могла стать потеря веры детей в справедливость. Но этого не случилось. Максим научился разбираться в людях. Катя поняла, что доброта важнее денег.
А Валентина Петровна… Анна верила, что свекровь простила бы её за проигранную битву. Главное — дети остались детьми. Честными, открытыми, умеющими отличать правду от лжи.
Вечером, укладывая Катю спать, Анна услышала:
— Мам, а бабушка Валя теперь знает, что мы его не испугались?
— Знает, солнышко.
— И гордится нами?
— Очень гордится.
Катя улыбнулась и закрыла глаза. А Анна ещё долго сидела у окна, глядя на огни города. Где-то там, в новом доме, спал Олег Викторович. Богатый, влиятельный, безнаказанный.
Пока что.
