— Так и будешь молчать? — Вера Петровна поставила чашку с чаем на край стола и выжидающе посмотрела на Анну. — Сколько можно себя изводить? Дмитрий твой уже третью неделю у Ольги ночует, а ты всё сидишь, как неживая.
Анна подняла глаза. За окном моросил мелкий дождь. Капли стекали по стеклу, размывая очертания деревенской улицы — той самой, по которой её муж каждый вечер уходил в дом на другом конце деревни. К ней.
— Что ты предлагаешь? — голос Анны звучал глухо, будто из-под земли. — Пойти к ним и устроить скандал? Так все пять Ольгиных ребятишек будут на меня смотреть, как на злую мачеху из сказки.
Вера Петровна покачала головой. Морщинистое лицо семидесятитрехлетней женщины выражало сочувствие, но в глазах мелькнуло что-то странное.
— В жизни всякое бывает, голубушка. Мужики — они как мотыльки, на яркий свет летят. А Ольга, хоть и замотанная с детьми, а всё ж моложе тебя на пять лет. Да и характер у неё… приветливый.
Анна резко встала. Ей вдруг стало невыносимо находиться в комнате, пропитанной запахом старости и чужих советов.
— Спасибо за чай, Вера Петровна. Пойду я.
Переезд в деревню был их общим решением. Весной 2008-го, когда дочь Екатерина заканчивала школу, они с Дмитрием решили оставить ей городскую квартиру для учёбы в институте, а сами перебраться поближе к природе. Дмитрию до пенсии оставалось пятнадцать лет, ей — семнадцать, но городская суета порядком надоела обоим.
Деревенский дом они купили быстро. Анна влюбилась в него с первого взгляда: светлые комнаты, крепкое крыльцо, яблоневый сад за окном. Дмитрий сразу взялся за ремонт — в сорок пять он был всё так же крепок и энергичен, как в тридцать.
Вера Петровна первой пришла к ним знакомиться. Принесла пирог, расспросила про жизнь в городе, про дочку. Показалась милой старушкой, знающей всё и обо всех в деревне.
А через три месяца начались странности. Дмитрий стал задерживаться по вечерам. Сначала объяснял — то перекур с мужиками за обсуждением футбола, то помощь соседу с мотоциклом. Потом просто молчал. От его рубашек пахло чужими духами.
Правду Анна узнала не от мужа. Услышала шепотки в сельском магазине. «Это та самая, от которой муж к Ольге ушел… Да-да, бедному мужику, видать, надоело бирюком жить…»
В тот же вечер она спросила прямо:
— Ты встречаешься с Ольгой?
Дмитрий не стал отрицать. Молча собрал вещи и ушёл. А через два дня вернулся за остальным.
— Прости, Аня, — только и сказал он. — Сам не понимаю, как это вышло.
— Что именно? — Анна сжала кулаки так, что побелели пальцы. — Что ты, прожив со мной девятнадцать лет, вдруг решил бросить всё ради женщины, которую знаешь три месяца?
— Я не могу объяснить, — Дмитрий избегал её взгляда. — Это как наваждение какое-то.
А потом из глубины дома появилась Екатерина — приехала на выходные поддержать мать. Высокая, с такими же, как у Анны, темными волосами и упрямым подбородком.
— Пап, ты с ума сошёл? Как ты можешь так поступать с мамой?
Дмитрий только покачал головой и вышел, хлопнув дверью.
— Мам, ты должна что-то делать, — Екатерина сидела на кухне, нервно постукивая ногтями по чашке. — Нельзя же так. Это же какое-то сумасшествие.
— А что я могу? — Анна машинально протирала и без того чистый стол. — Силой его не удержишь.
— Поговори с этой… Ольгой. Может, она не знает, что у него семья?
Анна горько усмехнулась.
— В деревне, где всего двести душ населения? Не смеши. Тут все всё знают. Особенно Вера Петровна — та вообще как местное радио.
И тут Екатерина странно посмотрела на мать.
— Кстати, о Вере Петровне. Моя однокурсница Маша — она из соседней деревни. Её бабушка эту Веру знает. Говорит, у неё не такая уж безупречная репутация. В молодости она увела мужа у своей лучшей подруги. А потом он всё равно от неё ушёл.
Анна замерла с тряпкой в руке.
— К чему ты это?
— Не знаю, мам. Просто странно, что она так активно с вами подружилась, а теперь папа ушёл к женщине, которая живёт через три дома от неё.
Вечером, когда Екатерина уехала обратно в город, Анна достала фотоальбом. Девятнадцать лет брака. Их свадьба в 1989-м. Дмитрий в костюме, молодой, с густой шевелюрой. Она в белом платье с кружевами — за несколько дней до своего 24-летия. Через год родилась Катя. Потом поездки на море, дни рождения, Новые годы… Неужели все это ничего не значит?
На следующий день Анна пошла к Вере Петровне. Нужно было проверить догадку, которая не давала ей покоя.
— А, Анечка пришла! — старушка засуетилась. — Сейчас чайку поставлю.
— Не надо чая, — Анна вглядывалась в лицо соседки. — Я спросить хотела. Вы ведь с Ольгой давно знакомы?
Вера Петровна на мгновение замерла, но тут же вернулась к прежней суетливости.
— Ну как давно… Она тут годов пять живёт. Бедная женщина, пятеро детей одна тянет.
— И вы ей помогаете?
— По-соседски чем могу.
— А с мужем моим вы её познакомили?
Глаза Веры Петровны сузились.
— Что ты такое говоришь, Анечка? Люди сами знакомятся. Я-то тут при чём?
Анна не ответила. Направилась к шкафу, распахнула дверцу.
— Что ж вы делаете! — вскрикнула Вера Петровна.
На верхней полке, за стопкой полотенец, лежал платок. Тот самый, который Анна год назад подарила мужу на день рождения. С монограммой «Д.А.» — Дмитрий Андреевич. И с пятнами губной помады.
— Что это? — спросила Анна, доставая платок.
— Понятия не имею! — Вера Петровна отвернулась. — Наверное, ваш Дмитрий забыл, когда заходил крышу мне чинить.
— Крышу он чинил в мае. А помаду Ольга стала носить в июне. Ярко-красную. Я видела.
Вера Петровна молчала.
— Зачем вы это сделали? — Анна сжимала платок в руке. — Что я вам плохого сделала?
— Ничего ты мне не сделала, — старуха вдруг опустилась на стул, и её лицо осунулось. — Просто смотрю я на вас, городских… Приезжаете сюда с деньгами, с образованием. Новый дом, машина. Муж непьющий, работящий. А у Ольги что? Пятеро детей, ни гроша за душой. Вот я и подумала — чем бог не шутит. Она — женщина видная, хозяйственная…
— Так вы их и свели? — Анна почувствовала, как внутри всё закипает.
— Да ничего я не сводила! — Вера Петровна вскинула голову. — Просто Дмитрия как-то позвала кран починить, а там Ольга в гостях была. В новом платье. Я им чаю налила, сама в огород пошла… А дальше уж они сами.
Почему ты врёшь мне в глаза сейчас? И зачем платок мужа прятала у себя? И чего ты добилась этой гнусной интригой?
Вера Петровна отвернулась к окну, губы её дрожали.
— Уходи. Ничего не знаю ни про какую интригу.
По дороге домой Анна чувствовала странное опустошение. Теперь всё встало на свои места. Это не просто страсть, не любовь с первого взгляда, а обычная интрига. Деревенские сводни решили поиграть чужими судьбами.
Ольгу она понимала — пятеро детей, бедность, а тут приезжий, обеспеченный мужчина. Но Дмитрий? Как он мог так легко попасться?
Дома Анна первым делом позвонила дочери.
— Катя, помнишь, ты говорила, что Вера Петровна увела мужа у подруги? Узнай у Маши подробности.
Через час Екатерина перезвонила.
— Мам, я выяснила. История была в семидесятых. Веру бросил муж ради лучшей подруги, а не наоборот. И она поклялась, что отомстит всем счастливым парам. Бабушка Маши говорит, что после этого в деревне было несколько странных разводов. Всегда одинаково: новая семья, появляется одинокая женщина, вмешивается Вера, и муж уходит.
— Господи, — Анна прикрыла глаза. — Какой-то деревенский сериал…
— Мам, ты должна поговорить с папой. Рассказать ему всё.
— Нет, — вдруг твёрдо сказала Анна. — Если он так легко поддался на эту манипуляцию, если девятнадцать лет брака для него ничего не значат, то мне не о чем с ним говорить.
Вечером Анна перебирала вещи Дмитрия, которые он не забрал. Рубашка с оторванной пуговицей. Старые спортивные брюки. Шарф, который она связала ему прошлой зимой.
Завернув всё в узел, она вышла во двор. За домом был пустырь, заросший бурьяном. Анна разгребла руками сухую траву, выкопала ямку и закопала узел.
— Пусть всё сгниёт, — прошептала она. — Как наша жизнь.
Следующие дни слились в бесконечную череду. Анна ходила на работу в сельскую школу — благо нашлось место учителя начальных классов. Возвращалась, готовила ужин на одну персону, ложилась спать. Перестала ходить к Вере Петровне, обходила стороной дом Ольги.
А на сороковой день после ухода Дмитрий вернулся. Просто постучал в дверь вечером, когда она уже собиралась ложиться. Стоял на пороге с небольшой сумкой, осунувшийся, с пробивающейся сединой в волосах.
— Можно войти?
Анна молча отступила в сторону.
Он прошёл на кухню, сел за стол. Она налила ему чаю — механически, как делала сотни раз за годы брака.
— Я всё понял, Аня. Это был морок какой-то. Вера Петровна… она специально нас сталкивала с Ольгой. А я, дурак, повёлся.
— Как ты понял?
— Ольга проговорилась. Сказала, что Вера показывала ей наши фотографии, рассказывала, какой я мастеровитый, как хорошо живём… А потом специально позвала нас обоих к себе. И платок мой стащила, показывала Ольге как доказательство, что я к ней неравнодушен.
Анна кивнула. Значит, она была права.
— И что теперь?
— Я хочу вернуться. Если ты позволишь.
Анна посмотрела в окно. На улице стемнело, зажглись редкие фонари.
— Нам нельзя здесь оставаться, — сказала она. — Нужно уезжать.
— Куда?
— Куда угодно. Обратно в город. Или в другой город. Начать сначала.
Дмитрий коснулся её руки.
— Начать сначала. Да. Это то, чего я хочу больше всего.
Они уехали через неделю. Екатерина помогла найти покупателей на дом — молодую пару из города, мечтавшую о сельской жизни.
А ещё через месяц им позвонил новый владелец.
— Ваш дом сгорел, — глухо сказал он в трубку. — И соседний тоже. Говорят, замыкание проводки у старушки. Она жива, но двое домов — всё, одни головешки.
Анна положила трубку и долго смотрела в окно городской квартиры, которую они сняли.
— Что случилось? — спросил Дмитрий, заходя в комнату.
— Дом сгорел. И дом Веры Петровны тоже.
— Жаль людей, которые купили…
— Да, — кивнула Анна. — Им пришлось начать сначала. Как и нам.
Она не была верующей и не верила в мистику. Конечно, пожар — просто несчастный случай. Но что-то в этом было… символическое. Будто само провидение решило стереть всё, что связывало их с той историей.
Дмитрий подошёл и обнял её за плечи.
— Я не заслуживаю твоего прощения, — прошептал он. — Но я постараюсь…
— Тише, — Анна прижалась к нему. — Прошлое сгорело. Осталось только развеять пепел по ветру.
Она знала, что ничего не будет как прежде. Что-то в их отношениях надломилось навсегда. Но, возможно, из этих обломков можно было построить что-то новое. Что-то, лишённое наивности, но полное понимания, насколько хрупким может быть счастье.
