— Мама, я всё равно женюсь на Диане! – упрямо заявил Марк.
Анна нахмурилась:
— Думаешь, я признаю девушку из детдома частью нашей семьи? Никогда! Ты даже не задумываешься, какие у неё гены. Что если её родители алкоголики какие-нибудь или того хуже?
Марк заёрзал на стуле, бросил быстрый взгляд на мать и тут же отвернулся. Ему никогда не удавалось смотреть матери прямо в глаза, Анна, после переезда из России растившая сына в одиночку, буквально подмяла его под себя и считала такое положение вещей правильным.
«Но вот попала сыночку вожжа под хвост, хочет жениться на сиротке», — неприязненно подумала она.
— Мам, ну почему сразу алкоголики? – упрямо спросил Марк. — Диана хорошая, она… — голос предательски дрогнул.
— Марк, включи голову! – воскликнула Анна. — Детдомовская девка закрутила с тобой роман не просто так, она знает, что у тебя небедная мать и хорошие перспективы. Она просто ищет теплый уголок, ты сам ей не нужен. Ты этого не видишь, потому что слишком добренький, всегда таким был. Вот эта Диана и увидела в тебе лёгкую добычу.
Марк почувствовал, как к щекам приливает кровь, ложка в его руках задрожала сильнее. Он сглотнул ком в горле и всё же нашел в себе силы посмотреть прямо в глаза матери и твердо произнести:
— Я люблю Диану.
— Любит он, — передразнила мать. — Скажи ещё, что собираешься жениться на ней!
Марк упрямо кивнул:
— Да, мы подали заявление в загс.
Анна охнула и схватилась за сердце, её лицо побелело, а глаза расширились от ужаса.
— Марк, миленький, опомнись! — она задыхалась, комкая в руках салфетку. — Не позорь нашу семью, не губи себя!
Марк вскочил, опрокинув стул, его колотила мелкая дрожь, а ладони вспотели.
— Я всё решил, — процедил он сквозь зубы. — Мы поженимся, и точка.
Анна прищурилась и обманчиво мягким голосом пропела:
— Ну что ж, женись. Вот только я своего благословения не дам, на свадьбу не приду и на порог эту девицу не пущу. А еще не дам тебе денег на учебу и обеспечивать вас не стану. А еще, помнишь, я обещала подыскать тебе после выпуска хорошую работу у своего одноклассника? Этого я тоже делать не стану. Раз материнское мнение для тебя ничего не значит, справляйся со всем сам.
Марк замер, по спине пробежал холодок. Эта угроза была действительно серьезной, ведь сейчас мать полностью его содержала.
Анна почувствовала сомнения сына и добила:
— Не плачься мне, когда Диана оберет тебя как липку и бросит или посадит тебе на шею спиногрыза. И хорошо, если твоего.
Марк вспомнил ласковые глаза Дианы, ее доверчивость и искреннюю любовь. Ему было чуть за двадцать, и он верил, что искреннее чувство преодолеет любые испытания, так что твердо заявил:
— Твоя помощь нам не нужна, мы со Дианой со всем справимся сами и будем счастливы.
Он вылетел из квартиры, хлопнув дверью так сильно, что со стены упала фотография. Анна хмыкнула вслух:
— С милой рай и в шалаше? Ну-ну, посмотрим, сколько ты продержишься…
***
Диана укладывала четырехлетнюю Агату, которая никак не хотела засыпать. Дочка капризничала, требовала одновременно сказку, попить и погладить по волосам, изматывая без того уставшую мать.
— Ну, засыпай, солнышко, пожалуйста, — шептала Диана.
Дверь в квартиру хлопнула, отчего задремавшая Агата недовольно заворочалась. Марк тяжело прошаркал в коридоре, снимая ботинки, потом вошел в комнату. Диана поймала его отражение в зеркале: осунувшееся лицо, потухший взгляд, сгорбленные плечи.
«Опять был у матери», — поняла она.
— Марк, ты вернулся, — Диана попыталась улыбнуться, но вышло криво и натянуто. — Как там мама?
Марк вошел в комнату, мельком взглянул на жену с ребенком и отвернулся, потирая переносицу.
— Нормально, тебе привет не передавала, — буркнул он, избегая смотреть в глаза.
Диана сжалась от его грубости, которая стал уже обычным явлением. А ведь пять лет назад, когда они поженились, муж был нежным и веселым, хотя его мать не приняла невестку и отказала ему в содержании. Марку пришлось пойти работать, чтобы содержать себя и быстро забеременевшую Диану. Правда, взяли его всего лишь помощником на стройку, платили мало, а требовали много. Он не жаловался, даже шутил, что в их съемной комнате в общежитии чувствует себя Гулливером в стране лилипутов.
Но время шло, денег не хватало всё больше, и муж стал мрачным. Свекровь подливала масло в огонь, приглашая сына в гости, чтобы показать, чего тот лишился, выбрав в жены детдомовскую. Рождение внучки ее не смягчило, Анна то намекала, что девочка не похожа на их семью, то прямо говорила, что плохая наследственность со стороны матери всё испортит. Почему плохая? Потому что «дети из приличных семей в такие заведения не попадают».
— Агата весь день капризничает, — Диана попыталась завязать разговор.
— Угу, — отозвался Марк, снимая рубашку и вешая ее в шкаф.
Холодность к дочке стала еще одной причиной, которая причиняла Диане боль. Ее рождение далось матери непросто, два месяца она восстанавливалась, и заботы о дочке легли на плечи Марка. Младенцем Агата была беспокойным, муж издергался и, похоже, возненавидел дочку. Даже сейчас, когда той исполнилось четыре года, Марк почти не обращал на дочку внимания. Агата же, как назло, обожала отца и тянулась к нему.
Диана посмотрела на спину мужа, и ей показалось, она глядит на чужого, далекого человека. Между ними пролегла пропасть шириной в несколько километров, через которую они отчаянно пытались докричаться друг до друга. Вернее, докричаться пыталась только она, Марк давно уже молчал.
«Наверное, в нас он видит причину своего несчастья, — подумала Диана. – Без нас он бы спокойно доучился, нашел хорошую работу, жил в достатке, а не мыкался по съемным квартирам».
Но ей тоже было непросто. Диана нуждалась в поддержке не меньше своего мужа, и попробовала ее получить.
— Марк, у меня голова очень болит последнее время, — тихо сказала Диана. — И слабость такая… Может, к врачу сходить?
— Сходи, — равнодушно бросил он, не оборачиваясь.
Агата наконец затихла, засопела. Диана осторожно укрыла дочку одеялом и погладила по пушистым волосикам. Сердце сжималось от нежности и тревоги одновременно.
— Я на собеседование сходил, не взяли, — вдруг сказал Марк, садясь на край кровати. — Сказали, нужен опыт в этой сфере, а я же работал на низкооплачиваемых работах. С деньгами совсем плохо, придется переехать, снять комнату поменьше и подешевле.
Диана кивнула, медленно опустилась рядом с мужем. Осторожно коснулась его плеча.
— Может, попросим твою маму одолжить нам денег?
— Нам она не даст. Мне бы одному дала.
В этой фразе послышался упрек, и Диана убрала руку. За пять лет она привыкла быть невидимкой для свекрови. Привыкла к тому, что Марк живет на два дома: с ней и дочкой — в маленькой съемной квартире, с матерью — в родительском доме. Привыкла к его виноватым взглядам и молчанию. Привыкла, что на каждое семейное торжество он уходит один, возвращается поздно, а подарки свекровь дарит только ему, ничего не передавая ей или дочке.
— А в субботу у мамы день рождения, — продолжил Марк. – Вас она не позвала.
Диана чувствовала себя безмерно уставшей и подумала: «Мне всего двадцать шесть, а я разваливаюсь на части».
Она посмотрела на спящую дочку, и глаза защипало от слез. Агата была ее светом, ее надеждой, ее якорем в жизни, которая трещала по швам. Ради нее Диана терпела холодность мужа и ненависть его матери. Ради нее она глотала обиды и делала вид, что все хорошо.
Но в последнее время что-то неладное творилось с ее здоровьем. Голова болела все чаще, а слабость накатывала волнами, заставляя хвататься за стены. Диана боялась, по-настоящему боялась, что с ней что-то серьезное. И еще больше боялась, что если с ней что-то случится, то Агата останется один на один с этой семьей, которая считает ее чужой.
***
Стылое октябрьское утро заглядывало в окна больничной палаты. Диана лежала, бессильно откинувшись на подушки, и смотрела в потолок невидящим взглядом. Волосы, ещё недавно густые и блестящие, теперь тусклыми прядями разметались по белью. Впалые щёки обтягивали кожу, а глаза казались огромными на исхудавшем лице.
— Марк, можно вас? — голос врача из коридора заставил Диану вздрогнуть.
Муж, сидевший на стуле у окна с телефоном в руках, поднялся и вышел из палаты. Диана не повернула головы, только прикрыла глаза. Она знала, о чём пойдёт разговор, знала диагноз и прогнозы. В ушах до сих пор стояли слова врача: «Четвёртая стадия, неоперабельно… Поздно обратились… Осталось три-четыре месяца».
Дверь скрипнула, это Марк вернулся. Его лицо казалось каменной маской, он сел на прежнее место, не глядя на жену.
— Что сказал врач? — хрипло спросила Диана.
Марк дёрнул плечом, вертя в руках телефон.
— Ничего нового.
— Марк, а как там Агата? — Диана с трудом сглотнула, во рту пересохло.
— Нормально. Мама забрала её к себе на время, — отрывисто бросил он.
Диана резко повернула голову, от чего в висках застучало.
— Твоя мать забрала Агату? — она не поверила своим ушам. — Но почему она?
— А кто должен был? — Марк раздражённо поджал губы. — Я работаю целыми днями, не могу же я её в садик таскать в такую рань.
— Но твоя мать… она же… — Диана попыталась приподняться на локтях, но сил не хватило. — Она же не любит Агату. Всегда говорила, что та ей не родная.
Марк наконец посмотрел на неё, взгляд был холодный и сердитый.
— Мама помогает в трудную минуту, будь благодарна, — отрезал он.
Диана откинулась на подушки, чувствуя, как по щекам текут горячие слёзы. Три месяца назад, когда ей поставили диагноз, она надеялась, что муж поддержит её, будет рядом. Но Марк стал ещё более отстранённым, холодным. Он приходил в больницу всё реже, а навещая, постоянно смотрел в телефон или отлучался покурить.
— Марк, я прошу, — Диана протянула к нему исхудавшую руку. — Пусть лучше Агата будет с соседкой, та с ней хорошо ладит.
— Мама вырастила меня, справилась, и тут не подведет, — отрезал Марк. — Не понимаю, чем ты недовольна. Сама же хотела, чтобы она нянчилась с внучкой.
В коридоре послышались шаги, и в палату без стука вошла Анна. Она мельком глянула на Диану и поджала губы, затем повернулась к сыну.
— Марк, я принесла тебе покушать, а то в этой больнице кормят непонятно чем, — она протянула сумку с контейнерами.
— Здравствуйте, Анна, — прошептала Диана.
Свекровь словно не услышала приветствия. Она деловито выставляла на тумбочку контейнеры, гремя крышками.
— А как там Агата? — спросила Диана, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Она не плачет без меня?
Анна медленно повернулась к Диане, окинув её презрительным взглядом.
— Плачет, ты совсем ее избаловала, — брезгливо ответила она. — Ничего, успокоится.
— Почему вы ее не привели? – спросила Диана.
Свекровь улыбнулась, и женщина поняла, что та поступила так нарочно, чтобы причинить невестке страдания.
— А с кем Агата сейчас? – не успокоилась Диана.
— Одна. Ну что ты так смотришь? Ей четыре года, достаточно взрослая, чтобы посидеть одной пару часов. Ты лучше о себе подумай, все дела закончила? Всё-таки Бог справедлив, всё видит, всё решает. Если он решил избавить тебя от земных страданий, значит, так надо.
Диана замерла, не веря своим ушам. Свекровь только что сказала… что ей лучше умереть?
— Мама! — Марк вскочил, но тут же осёкся, встретившись взглядом с матерью.
— Что? — Анна вскинула брови. — Я просто констатирую факт. Врачи сказали, что надежды нет. Зачем обманывать себя и других? — она повернулась к Диане. — Тебе нужно подумать о дочери. О её будущем. Марк один с ней не справится.
— Что вы предлагаете? — холодея, спросила Диана.
Анна расправила плечи, в её глазах загорелся нехороший огонёк.
— Есть хорошие детские дома, где о малышах заботятся, — сказала она подчёркнуто спокойно. —Для тебя так будет спокойнее, не нужно волноваться, что будет после…
— Вон! — Диана нашла в себе силы закричать. — Убирайтесь из моей палаты! Вы не отдадите мою дочь в детдом, я не позволю!
Она захлебнулась кашлем, согнувшись пополам от боли. Перед глазами всё плыло, но она услышала ещё одну фразу свекрови, брошенную как бы между прочим:
— Не позволишь? Интересно, как ты это сделаешь. Когда тебя не станет, судьбу девчонки будем решать мы.
Диана в отчаянии попыталась поймать взгляд мужа, но Марк отвернулся.
Дверь хлопнула, они ушли. Диана осталась одна, раздираемая кашлем и отчаянием. Она знала, что ее скоро не станет, но ее пугало не это. Она боялась за Агату. Что будет с дочкой, когда её не станет? Неужели Марк допустит, чтобы ребёнка отдали в детдом? Неужели он настолько слаб и безволен?
В окно билась осенняя морось, а по щекам Дианы текли горькие слёзы матери, которая понимает, что не сможет защитить своего ребёнка. Никогда ещё она не чувствовала себя такой беспомощной, такой раздавленной. Диане не страшно было уходить, но мысль о судьбе дочери наводила на нее страх. Главным образом, потому что она понимала: теперь она ничего не может сделать для Агаты.
