Света проснулась в половине шестого. Как всегда. Будильник ещё не звонил, но организм привык к графику — подъём, завтрак, основная работа до шести, потом дом, ужин, и удалённая подработка до одиннадцати. Выходные — огород. Без выходных, по сути.
Рядом сопел Андрей. Крепко спал, раскинув руки. Ему можно — рабочий день заканчивается в пять, а дальше свобода. Рыбалка с корешами, футбол по телевизору, пенное с вяленой рыбой на диване.
— Я же работаю, — отвечал он, когда Света намекала на помощь по дому. — Мужчина добывает, женщина ведёт хозяйство.
Удобная философия. Особенно когда «женщина» тоже добывает. Да ещё как.
Света встала, включила чайник. За окном ещё темно, но она любила эти тихие утренние минуты. Единственное время, когда можно подумать о себе.
О том, как три года назад они решили сдавать комнату. Нужны были деньги — кредит за машину давил, коммуналка росла, хотелось жить не впритык. Андрей идею поддержал:
— Конечно, сдавай. Только ты этим занимайся, у меня времени нет.
Конечно, нет. Зато время есть на рыбалку каждые выходные.
Света нашла квартирантов, оформила договор, разобралась с налогами. Молодая пара попалась — Лена и Дима, студенты-заочники. Тихие, аккуратные, платят без задержек.
Деньги от аренды Света откладывала на отпуск. Хотелось к морю, хотя бы на неделю. Но море всё откладывалось. То крыша на даче потекла, то машина сломалась, то ещё что-то.
А потом появилась новая статья расходов. Времени, сил и нервов.
— Света, — позвонила свекровь полтора года назад, — не могла бы ты заскочить к моей маме? Там проверить надо, а у меня спина прихватила.
Прасковья Ивановна, бабушка Андрея, восемьдесят шесть лет. Живёт одна в старом частном доме. Дом ещё держится, но уже покосился. Как и хозяйка.
Света приехала — и офигела. Гора немытой посуды, мусор не выносился неделями, на плите засохшая каша превратилась в камень. Пыль, паутина, запах затхлости.
— Бабуля, как же ты так? — спросила тогда Света.
— Что мне делать, милая? — развела руками Прасковья Ивановна. — Силы не те. А Людка только заходит, чайку попьём — и убегает. Дела у неё.
Какие дела у пенсионерки? Света промолчала, закатала рукава. Четыре часа убиралась. Перемыла посуду, полы, окна. Мусор вынесла, продукты купила.
— Спасибо тебе, доченька, — плакала от благодарности старушка. — Хоть кто-то обо мне помнит.
Свекровь приехала к вечеру. Оценила результат:
— Ну вот, а то я уж думала, как быть. Ты у нас хозяйственная, тебе это в удовольствие, я знаю…
В удовольствие? Четыре часа драить чужой дом после рабочего дня?
— Людмила Павловна, а вы сами не можете маме помочь?
— Да я бы с радостью! — всплеснула руками свекровь. — Но спина болит, давление скачет. А ты молодая, здоровая.
Здоровая… Значит, обязана.
«Разовая помощь» быстро стала системой. Людмила Павловна звонила раз в неделю, а то и чаще:
— Света, слетай к маме. Там мама опять что-то захворала, а мне никак не собраться.
И Света летала. Убирала, мыла, готовила, покупала продукты. А свекровь «навещала» — час посидит, чай попьёт, поохает над ценами.
— Всё дорожает, — причитала Людмила Павловна. — Хлеб тридцать рублей, молоко пятьдесят. На пенсию не проживёшь.
— Может, работу найдёте? — осторожно предлагала Света. — Много где пенсионеров берут.
— Куда я в свои годы? — отмахивалась свекровь. — Здоровье уже не то.
Но на театральную студию при Доме культуры здоровья хватало. И на ежедневные прогулки с подружками. И на походы по магазинам.
Андрей в семейные разборки не лез:
— Это мамины дела. Не мужское это.
— Но твоя бабушка живёт в антисанитарии!
— Ну так ты же помогаешь. Справляешься ведь.
Справляется… Работает на двух работах, ведёт дом, огород, а ещё чужую старушку обслуживает. Конечно, справляется.
Света не настаивала. Что толку? Мужчины у них в семье особенные — умеют не замечать проблем.
Помнила, как в первый год брака Андрей две недели не замечал, что в ванной отвалилась плитка. Ходил мимо, а не видел дыры в стене. Пока Света сама не заделала.
— А чего ты молчала? — удивился он тогда. — Сказала бы, я бы починил.
Сказала бы… Будто он сам не видел дырку в стене каждый день.
Теперь то же самое. Андрей не видел, что жена выбивается из сил. Главное — его не беспокоить.
Осенью прошлого года Прасковья Ивановна заболела. Грипп подхватила, температура, слабость. Света каждый день после работы ехала — лекарства покупала, суп варила, за больной ухаживала.
Людмила Павловна тоже «навещала». Заглянет на полчаса, поохает:
— Ой, как плохо выглядишь, мамочка. Я бы осталась, но у меня у самой давление скачет от волнения.
И убегала. А Света сидела до ночи, старушку поила-кормила.
— Ты не представляешь, как мне тяжело, — жаловалась свекровь. — Вижу, что мама болеет, а помочь не могу. Сердце не выдерживает.
Сердце не выдерживает, а на танцы в клуб ходить может. Логично.
— Хорошо, что ты есть, — добавляла Людмила Павловна. — Без тебя мы бы пропали.
«Мы»… Света пропадала одна, а заслуги делились на всех.
Зима выдалась суровая. Прасковья Ивановна после болезни совсем ослабла. Света теперь приезжала через день — то продукты привезти, то с врачом съездить, то просто посидеть рядом. Старушка очень скучала.
— Доченька, — говорила она Свете, — ты для меня стала роднее родной дочки.
— Мама у нас золотая, — хвалила Людмила Павловна Андрею. — Столько сил в бабушку вкладывает.
Весной случилось то, чего Света боялась. Прасковья Ивановна попала в больницу. Ничего критического, обследование, но лежать пришлось три недели.
Света ездила каждый день после работы. Передачи носила, с врачами разговаривала, бельё стирала. Людмила Павловна тоже «навещала» — заглянет на полчаса, поохает и уедет.
— Больницы не переношу, — объясняла свекровь. — Запах лекарств, вид больных людей — у меня нервы сдают.
Нервы сдают… А у Светы, значит, железные. Может работать, убирать, ухаживать и ещё по больницам мотаться.
Когда бабушку выписали, дом превратился в помойку. Три недели никто не убирался. Плесень в углах, протухшие продукты, жуткий запах.
— Господи, — ахнула Людмила Павловна, — как же так?
— А кто должен был убирать? — спросила Света. — Домовые?
— Ну я же не могла каждый день ездить…
— Почему?
— Да дел много, здоровье не то…
Дела… Театральная студия, встречи с подружками, походы по магазинам. Серьёзные дела.
Света опять взялась за тряпку. Целый день драила. Андрей в это время рыбачил — «отдыхать нужно после трудовой недели».
— Хорошо, что ты есть, — в сотый раз повторила свекровь. — Без тебя мы бы не справились.
Справились бы. Пришлось бы.
Лето прошло в том же ритме. Света разрывалась между работой, домом, огородом и Прасковьей Ивановной. Старушка жару плохо переносила, часто плохо себя чувствовала.
А Андрей каждые выходные рыбачил.
— Может, хоть раз к бабушке съездишь? — попросила Света.
— Да я же не знаю, что ей нужно. Ты лучше разбираешься.
Женские дела… Значит, его восьмидесятишестилетняя бабушка — это «женские дела». Удобная позиция.
— А если она умрёт? — спросила Света. — Это тоже будет «женское дело»?
— Ну что ты говоришь! — возмутился Андрей. — Она же не умирает. Ты же за ней ухаживаешь.
Она ухаживает… Значит, можно не беспокоиться.
Осенью свекровь позвонила с новостью:
— Света, представь, мама решила доверенность оформить. На пенсию. На меня. Говорит, сама уже не может по банкам ездить.
— Это правильно, — согласилась Света. — Легче будет.
— Да, только пенсия у неё крохотная. Двенадцать тысяч всего. А цены какие! Лекарства одни сколько стоят!
— Действительно, немного.
— Вот я и думаю… — Людмила Павловна замолчала, подбирая слова. — Может, кто-то из семьи поможет? Материально?
У Светы внутри что-то екнуло. Она почувствовала подвох.
— Кто-то из семьи?
— Ну да. Кто может. У кого возможность есть.
— Людмила Павловна, вы о чём?
— Да ты же знаешь. Вы с Андреем работаете, ты аж на двух работах, комнату сдаёте, доходы хорошие…
— И?
— А я на одну пенсию живу. Маме помочь не могу.
— Но вы же её дочь.
— Дочь-то дочь, но деньги откуда взять?
Света молчала. Чувствовала, к чему идёт разговор.
— Может, ты подумаешь? — продолжала свекровь. — Тысяч пять-семь в месяц. Совсем немного для вас.
— Людмила Павловна…
— Не сразу, конечно. Подумай, обсуди с Андреем.
Света положила трубку. Руки дрожали от возмущения.
Вечером рассказала мужу:
— Твоя мама хочет, чтобы мы твоей бабушке доплачивали к пенсии.
— Ну и что? — пожал плечами Андрей. — Если можем помочь…
— Можем? — Света не поверила. — Андрей, мы сами с трудом концы с концами сводим!
— Не с трудом. Комнату сдаёшь, подработка есть.
— Я сдаю и подрабатываю! Я! А не мы!
— Ну да, ты. И что?
— То, что я уже три года чужую старушку обслуживаю! А теперь ещё и содержать должна!
— Не чужую. А нашу Бабушку.
— Твою бабушку. Не мою.
— Света, не жадничай. Денег у нас достаточно.
— У нас?! — взвилась Света. — У меня есть деньги, которые я зарабатываю на двух работах! А у тебя что есть?
— У меня зарплата есть.
— Которой едва хватает на твои рыбалки и дружков!
— Света, успокойся. Не надо так кричать.
— Надо! Потому что по-хорошему до тебя никогда не доходит!
Андрей обиделся, замолчал. Света тоже замолчала.
Через неделю свекровь позвонила снова:
— Света, ты подумала о том, что мы обсуждали?
— Подумала. Ответ — нет.
— Почему?
— Потому что у меня нет таких денег.
— Как нет? — удивилась Людмила Павловна. — Вы же хорошо живёте. Машина новая, квартира хорошая…
— Всё это в кредит. И выплачиваю я.
— Но комнату сдаёте…
— Я сдаю. И эти деньги откладываю на отпуск.
— На отпуск?! — возмутилась свекровь. — А мать голодает!
— Не голодает. Живёт на пенсию, как миллионы других стариков.
— Но ведь можно помочь!
— Можно. Вам можно. Вы её дочь.
— У меня нет денег!
— Устройтесь на работу.
— Куда я в мои годы?
— Туда же, куда и другие пенсионеры. В магазин, в столовую, няней.
— Я не могу работать!
— Почему?
— Здоровье не позволяет!
— Но на театральную студию здоровье позволяет?
— Это другое!
— Чем другое?
— Это… отдых! Для души!
— А работа — для денег. Которые нужны вашей маме.
Людмила Павловна замолчала. Потом сказала обиженно:
— Я думала, у нас семья дружная.
— Дружная, — согласилась Света. — Настолько дружная, что все обязанности лежат на одном человеке. На мне. Я работаю, зарабатываю, убираю, готовлю, ухаживаю за чужой старушкой. А вы только требуете.
— Мы не требуем!
— Требуете. Сначала требовали времени и сил. Теперь требуете денег.
— Это не требования, это просьбы!
— Просьбы не звучат как ультиматум.
— Какой ультиматум?
— «Добавь к пенсии, ты же не жадная».
Света повторила слова свекрови ехидно, с той же интонацией.
— Я так не говорила!
— Говорили. Дословно.
— Ну… может, неудачно выразилась…
— Очень неудачно.
— Но суть правильная! Нужно помогать старшим!
— Нужно. Их детям нужно. А не чужим людям.
— Ты не чужая! Ты невестка!
— Невестка — не значит банкомат.
— Света, но ведь она старая, больная…
— Я уже помогаю. Убираю у неё, готовлю, покупаю лекарства, вожу по врачам. Этого мало?
— Этого достаточно, но…
— Но денег хочется.
— Не денег! Помощи!
— Помощь бывает разная. Трудовая, материальная. Трудовую я оказываю. Материальную должны оказывать родственники по крови.
— Но у меня нет денег!
— Заработайте.
— Света, ну как же так можно?
— Никак. Я устала быть единственной, кто всех тянет.
— Мы тебя не принуждаем!
— Не принуждаете? А что тогда делаете?
— Просим помочь!
— Каждую неделю, каждый день. Это не просьба, это эксплуатация.
— Какая эксплуатация? Мы же не заставляем!
— Заставляете. Чувством вины, жалостью, родственными обязанностями.
— Но ведь действительно нужно помогать!
— Нужно. Но в разумных пределах. А не превращать одного человека в прислугу для всех.
— Ты не прислуга! Ты семья!
— Семья делит обязанности поровну. А у нас все обязанности на мне.
— Но Андрей работает!
— Я тоже работаю. Даже больше.
— Но он мужчина, ему тяжелее!
— Почему?
— Потому что на нём ответственность!
— Какая ответственность? Он работает восемь часов и идёт рыбачить. Я работаю по четырнадцать часов и ещё чужую старушку обслуживаю.
— Она не чужая!
— Мне чужая. Я её не рожала, не воспитывала. Это не моя мать.
— Но она мать твоей свекрови!
— Пусть твой сын о ней и заботится.
— Он не может! Он не разбирается в таких вещах!
— В каких вещах? В том, как мыть посуду? Как покупать продукты?
— Это женские дела!
— Почему?
— Потому что… потому что так принято!
— Принято кем?
— Всеми! В семье женщина должна заботиться о старших!
— О своих старших. Не о чужих.
— Она тебе не чужая!
— Чужая. И я устала делать вид, что это не так.
Разговор зашёл в тупик. Людмила Павловна всхлипнула:
— Я думала, ты добрая…
— Добрая. Но не глупая.
— Мне больно слышать такие слова…
— А мне больно три года жить в режиме выживания.
— Но ведь мы не просили тебя так надрываться!
— Просили. Каждый раз, когда звонили: «Съезди к маме, проверь ее».
— Но ты же сама соглашалась!
— Соглашалась. По глупости. Думала, это временно.
— А теперь не хочешь?
— Не хочу превращаться в бесплатную домработницу.
— Тогда что делать с мамой?
— Заботиться о ней. Самой. Как это делают все дочери.
— Но я не могу!
— Можете. Просто не хотите.
— Не хочу? — возмутилась Людмила Павловна. — Да я за неё душой болею!
— Болеете, но не помогаете.
— Помогаю, как могу!
— Как можете? Чаем раз в неделю?
— Я навещаю её!
— Навещать и ухаживать — разные вещи.
— Но ухаживать тяжело!
— Мне тоже тяжело. Но я справляюсь.
— У тебя силы есть!
— Силы есть у всех. Было бы желание.
— У меня есть желание! Но нет возможности!
— Возможности есть у всех. Было бы желание.
Людмила Павловна замолчала. Потом сказала тихо:
— Значит, ты отказываешься помогать деньгами?
— Отказываюсь.
— Окончательно?
— Окончательно.
— Но почему?
— Потому что я не обязана содержать чужую семью.
— Не чужую! Нашу!
— Вашу. Не мою.
— Но мы же родственники! Света, ну нельзя же быть такой жестокой…
— Жестокой? Три года бесплатно работаю прислугой — это не жестоко. А отказаться платить деньги — жестоко?
— Но ведь она старая!
— Старая. И у неё есть дочь, которая должна о ней заботиться.
— Я забочусь!
— Чаем раз в неделю?
— Я… я приезжаю, разговариваю с ней…
— Разговариваете. А кто убирает? Кто готовит? Кто к врачам возит?
— Ты…
— Правильно. Я. Чужая тётка. А родная дочь только разговаривает.
— Но я же не могу физически!
— Можете. Просто не хотите.
— Не хочу? — закричала Людмила Павловна. — Да я готова жизнь отдать за маму!
— Готовы жизнь отдать, но не готовы посуду помыть.
— Это не честно!
— Честно. Честнее некуда.
— Тогда что будет с мамой?
— То, что должно быть. Вы наконец начнёте о ней заботиться.
— Света, но ведь можно же как-то договориться…
— Можно. Вы забираете маму к себе или нанимаете сиделку.
— У меня нет денег на сиделку!
— Устраивайтесь на работу.
— Я не могу работать!
— Можете. Многие пенсионеры работают.
— Но мне же шестьдесят восемь!
— И что? Моей подруге семьдесят, она в магазине работает.
— Я не могу так!
— Можете. Просто не хотите.
— Хорошо! — взорвалась свекровь. — Не хочу! Не хочу в мои годы по чужим дядям работать!
— Но хотите, чтобы я в свои годы на вас работала?
— Это другое!
— Чем другое?
— Ты… ты молодая…
— Я не молодая. Мне сорок два. И я устала.
— Устала от чего?
— От того, что тащу на себе чужую жизнь.
— Не чужую!
— Чужую. Вашу маму я не выбирала. Она мне не мать.
Людмила Павловна замолчала. Света слышала, как она тяжело дышит в трубку. Наконец свекровь произнесла:
— Тогда я позвоню Андрею.
— Звоните.
— Он мне не откажет.
— Посмотрим.
— Он же сын! Не бросит родную бабушку!
— Не бросит. Но и платить не будет.
— Почему ты так уверена?
— Потому что знаю его двадцать лет.
Людмила Павловна швырнула трубку. Света усмехнулась. Наконец-то сказала всё, что думала.
Вечером Андрей пришёл домой мрачный.
— Мама звонила, — сообщил он. — Очень расстроена.
— Понятно.
— Света, ну нельзя же так с ней разговаривать.
— Можно. Я слишком долго молчала.
— Она же старая, больная…
— Больная? Каждый день в театральную студию ходит.
— Но с бабушкой действительно проблема.
— Проблема у твоей мамы. Пусть сама и решает.
— Но как?
— Как решают миллионы других детей. Забирает к себе или нанимает сиделку.
— У неё нет денег на сиделку.
— Пусть работает.
— Она не может работать!
— Может. Просто не хочет.
Андрей помолчал. Потом спросил:
— А если я буду помогать деньгами?
— Будешь из своей зарплаты?
— Ну да.
— Тогда твоё право.
— Но ведь мы семья, деньги общие…
— Общие, — согласилась Света. — Но решения тоже должны быть общими.
— А ты против?
— Я против того, чтобы содержать чужую семью.
— Не чужую! Мою!
— Твою. Не мою.
— Но мы же муж и жена!
— Муж и жена — не значит одно лицо.
— Значит, не поможешь?
— Не помогу деньгами.
Андрей надулся, включил телевизор. Разговор закрыт.
Через два дня Людмила Павловна снова позвонила. Голос жалобный:
— Света, я подумала… может, всё-таки договоримся?
— О чём?
— Ну, ты хотя бы иногда помогай маме. А я постараюсь больше времени уделять.
— Людмила Павловна, я уже сказала. Больше не буду.
— Но она же привыкла к тебе!
— Отвыкнет. Привыкнет к вам.
— Но мне тяжело…
— Мне тоже было тяжело. Я справлялась.
— Но ты же молодая!
— Я не молодая. И я устала.
— Тогда что делать?
— Думать самой. Это ваша мама, ваша проблема.
— А если она заболеет?
— Вызовете врача. Как делают все.
— А если что-то серьёзное?
— Положите в больницу.
— Света, ну ты же не чужая!
— Чужая. И я это наконец поняла.
— Но мы же семья! Но ведь можно же как-то…
— Никак. Я больше не ваша бесплатная прислуга.
— Добавь моей маме к пенсии, ты ж не жадная, — взмолилась свекровь последним аргументом.
— Хватит ныть, — отрезала Света. — У меня свои расходы. И я не обязана тянуть чужую семью.
Тишина в трубке. Потом короткие гудки.
Людмила Павловна больше не звонила. Через месяц Андрей рассказал — мама устроилась продавцом в магазин около дома. Три дня в неделю. Денег хватает на помощь бабушке.
— Видишь, — сказала Света. — Смогла, когда захотела.
— Она очень устаёт, — пожаловался Андрей.
— Все устают. Я тоже устаю.
— Но ты же привыкшая…
— Привыкшая? К чему? К тому, что меня используют?
— Ты стала жестокой.
— Конечно, как только отказалась делать по чужой указке.
А через полгода Света впервые за три года поехала к морю. На те деньги, которые копила на отпуск. Без чувства вины и без звонков с просьбами о помощи.
Море было тёплым и синим. Солнце светило ярко. И впервые за долгое время Света чувствовала себя свободной.
