Аня закрыла дверь детской и на цыпочках пошла на кухню. Только что уложила Алису, и теперь было бы неплохо выпить чаю. В тишине. В кои-то веки.
Из комнаты Ильюши доносилось тихое бормотание — сын складывал конструктор и разговаривал сам с собой. Шесть лет, уже такой большой. Почти школьник.
Аня поставила чайник, достала чашку. За окном сгущались сумерки. Скоро придет Дима с работы, но пока можно посидеть одной.
Телефон зазвонил, когда она только сделала первый глоток. Аня посмотрела на экран и вздохнула. Мама. В третий раз за день.
— Привет, мам. — Анечка, ты дома? — голос Марины Владимировны звучал бодро, как всегда. — Я тут пирожки напекла, с капустой, как Ильюша любит. Сейчас занесу. — Мам, мы только поужинали. И Алиса спит. — Ну и что? Пирожки в холодильник положишь. Ильюше на завтрак будет.
Аня потерла лоб. Опять. Каждый раз одно и то же. Сколько ни объясняй, что у них свой режим, свои планы — бесполезно.
— Ладно, занеси, — сдалась она. — Только тихо, пожалуйста.
Мама отключилась. Аня знала, что через десять минут раздастся звонок в дверь. Марина Владимировна жила всего в двух кварталах, в старой квартире, где выросли Аня и ее брат Костя. После ухода папы три года назад она осталась одна. И теперь все свое время посвящала внукам.
С одной стороны, это было удобно. Аня могла выкроить время для себя, когда мама сидела с детьми. Могла забежать в магазин, не таская за собой коляску. Могла хотя бы изредка выбираться с Димой в кино.
С другой стороны… С другой стороны были постоянные замечания, советы и это невыносимое «А вот я в твоем возрасте…»
Звонок в дверь раздался ровно через восемь минут. Аня поспешила открыть, пока не разбудили Алису.
— Привет, дорогая, — Марина Владимировна чмокнула дочь в щеку и протиснулась в прихожую. От нее пахло свежей выпечкой и привычными духами. — А где мой маленький мужчина?
— У себя в комнате, с конструктором, — Аня забрала у мамы пакет с пирожками. — Спасибо. Но он уже поужинал, так что…
— Ой, да ладно тебе, — мама махнула рукой и направилась к комнате внука. — Один пирожок не повредит. Тем более с капустой, это же почти салат!
Аня вздохнула и пошла на кухню. Она могла бы возразить. Могла бы напомнить, что ребенку на ночь не стоит есть. Или что бабушкины пирожки — это не совсем «салат». Но она устала. Целый день с детьми, Алиса капризничала из-за зубов, стирка, уборка… Какой смысл спорить?
Из комнаты Ильюши послышался радостный возглас. Потом смех бабушки. Потом шуршание пакета.
«Ну конечно, пирожок», — подумала Аня.
Она заварила еще одну чашку — маме. Поставила на стол печенье. Стала ждать.
Марина Владимировна появилась на кухне через пятнадцать минут. Раскрасневшаяся, довольная.
— Ух, какой же у тебя сынок умница! Такой конструктор сложный собирает, я даже не поняла, что это будет. — Космический корабль, — улыбнулась Аня. — Третий день работает. — А что он так тихо у тебя сидит? Ребенку бегать надо, прыгать. — Мам, уже вечер. И он сам выбрал, чем заниматься.
Марина Владимировна отмахнулась и села за стол. Отхлебнула чай.
— Слишком сладкий. — Тебе же всегда так нравилось. — Это раньше. Сейчас я меньше сахара кладу. За здоровьем слежу.
Аня сжала зубы. Вот это. Постоянно это. Мелкие замечания, вечное недовольство. Хотя дело ведь не в чае.
— Я смотрю, Ильюша стал совсем тихий, — продолжила мама. — Раньше такой активный был, а теперь все сидит и сидит. В садике с ним все в порядке? — Да, мам. Все в порядке. Он просто любит конструкторы. — А на улице гуляете достаточно? Детям нужен свежий воздух. — Гуляем. Каждый день.
Марина Владимировна вздохнула и покачала головой:
— Не обижайся, но мне кажется, ты слишком строгая с ними. Особенно с Ильюшей. Мальчику нужна свобода, а ты его все по режиму, по режиму.
Аня промолчала. Сто раз уже это обсуждали. Сто раз она объясняла, что детям нужны рамки, стабильность, режим. Что это не строгость, а забота. Что…
— А Алиса что, уже спит? — удивилась вдруг мама. — Так рано? Ты не перекармливаешь ее? Дети спят плохо, когда переедают. — Мам, ей год. Она в этом возрасте должна спать 14 часов в сутки. — Кто это придумал? — фыркнула Марина Владимировна. — Ты в год уже мало спала. Все время бодрствовала.
Аня отпила чай. Не напоминать же маме, что в год она оставляла ее с бабушкой и выходила на работу. Тогда было некогда следить за режимом.
— Ты слишком много читаешь эти ваши интернеты, — Марина Владимировна покачала головой. — Вот мы вас вырастили без всяких режимов. И ничего, нормальные выросли.
В прихожей хлопнула дверь. Дима вернулся с работы. Аня никогда еще не была так рада его приходу.
— Добрый вечер, — он заглянул на кухню. — О, Марина Владимировна, здравствуйте. — Здравствуй, Дима, — улыбнулась теща. — Как работа? — Нормально. Аня, а где дети? — Алиса спит, Ильюша у себя.
Дима кивнул и ушел в ванную — мыть руки. Всегда по одному и тому же сценарию.
— Ну, я пойду, — сказала Марина Владимировна, поднимаясь. — Завтра загляну. Могу с Алисой посидеть, если тебе надо куда-то. — Спасибо, мам. Но завтра мы собирались в парк всей семьей.
Мама поджала губы:
— Ну, как знаешь. Тогда послезавтра.
Аня проводила ее до двери. Обняла на прощание.
— Пирожки не забудь разогреть, — напомнила Марина Владимировна уже с порога. — И передай Ильюше, что бабушка его любит. — Конечно, мам. И спасибо за пирожки.
Когда дверь закрылась, Аня прислонилась к стене и закрыла глаза. Выдохнула.
Еще один день. Еще один визит. Еще одна порция непрошеных советов.
«Надо что-то менять», — подумала она. Но что — пока не знала.
Суббота началась с дождя. Аня смотрела в окно и вздыхала — парк отменяется. А ведь так хотелось вывести детей, подышать, отвлечься немного.
— Может, в торговый центр? — предложил Дима, наливая себе кофе.
Ильюша, услышав про торговый центр, тут же оживился: — А можно в игровую комнату?
Аня кивнула, продолжая кормить Алису кашей. Дочка капризничала, отворачивалась от ложки. Телефон зазвонил, когда она пыталась уговорить малышку съесть еще ложечку. Девять утра в субботу — и без взгляда на экран было понятно, кто звонит.
Разговор с мамой получился коротким. Марина Владимировна, узнав их планы, предсказуемо предложила альтернативу — борщ и пирожные у неё дома. Аня вежливо отказалась. На другом конце провода повисла обиженная пауза. «Я просто подумала, детям полезнее домашняя еда, чем эти фастфуды», — сказала мама напоследок, прекрасно зная, что Аня никогда не водит детей в рестораны быстрого питания.
Выключив телефон, Аня с силой выдохнула. Алиса за это время успела измазать кашей всё лицо.
Дима молча вытер стол, собрал посуду. Он никогда не комментировал её разговоры с мамой. «Это ваши отношения», — говорил он. — «Вы и разбирайтесь». Иногда Ане хотелось, чтобы он вмешался. Поддержал её. Но чаще она была благодарна за его нейтралитет. По крайней мере, ей не приходилось лавировать между двумя недовольными родными людьми.
В торговом центре оказалось многолюдно — очевидно, не только их семья спасалась от дождя. Они неспешно обошли магазины, купили Ильюше новые кроссовки, Алисе комбинезон на осень. Потом зашли в кафе.
С едой, как обычно, возникли проблемы. Ильюша хотел только пиццу, забыв про их уговор — сначала полезная еда, потом вкусная. После маленького спора сын смирился с порядком и уткнулся в детское меню с раскрасками.
Звонок от мамы застал их на середине обеда. Аня колебалась, брать ли трубку, но в итоге ответила — знала, что иначе Марина Владимировна начнет беспокоиться и названивать еще чаще. Разговор прошел по стандартному сценарию: «Как вы? Не промокли? Что кушаете?» И неизбежное замечание про воспитание: «Надеюсь, Ильюша супчик съел? А то вы с Димой любите ему во всем потакать».
Аня отключила телефон и покачала головой.
— Представляешь, она думает, что мы Ильюше все разрешаем.
Дима отрезал кусок стейка и пожал плечами.
— Ну да, особенно вчера, когда ты разрешила ему играть на планшете лишние полчаса.
— Так это было исключение! — возразила Аня. — У него динозавр из конструктора получился, мы фото искали для сравнения.
Дима улыбнулся, не продолжая спор. Для него эти мелочи были несущественны. Но Аня знала, что мама фиксирует каждое отступление от правил. И помнит их долго.
После обеда они отвели Ильюшу в игровую комнату, а сами сели в кафе напротив, чтобы присматривать за ним и при этом спокойно выпить кофе. Алиса задремала в коляске.
— Наконец-то, — выдохнула Аня. — Минутка покоя.
В эти редкие моменты тишины она особенно остро ощущала, насколько устала. Декрет с двумя детьми оказался сложнее, чем она представляла. И еще два года до выхода на работу. Иногда ей казалось, что она забыла, как говорить о чем-то кроме подгузников, прикорма и развивающих игрушек.
— Как ты сейчас? — спросил Дима, внимательно глядя на жену. — Справляешься?
Аня неопределенно пожала плечами. Вроде справляется. А что остается? Дети растут быстро. Ильюша уже скоро в школу. Алиса тоже не всегда будет такой маленькой.
— Знаешь, что меня беспокоит? — она отпила кофе. — То, что мама не соблюдает наши правила. И Ильюша это чувствует. Использует.
Как будто в подтверждение её слов, сын подбежал к их столику: — Мам, там мальчик мою машинку забрал!
— Ильюша, нужно делиться. Игрушки в комнате общие.
— Но это моя! Ты разрешила мне взять из дома.
— Тогда скажи воспитателю. Пусть она разберется.
Ильюша насупился. — А бабушка сказала бы, что я молодец, что защищаю своё.
Аня встретилась глазами с мужем. В его взгляде читалось: «Вот видишь?»
Это был не первый случай. На прошлой неделе Ильюша заявил, что бабушка ему мороженое разрешает в любое время, а мама злая, потому что только после обеда. До этого был спор про планшет — бабушка разрешала играть час, мама настаивала на тридцати минутах. А однажды он пришел от бабушки с новым приложением на планшете — игрой, слишком сложной для его возраста, с элементами стрельбы. «Бабушка установила», — сказал он тогда.
Домой вернулись уже в сумерках. Дети устали, Алиса канючила. Вечер прошел в заботах: купание, ужин, укладывание. Обычный ритуал, который Аня делала уже на автомате. Телефон молчал — Марина Владимировна обиделась, что к ней не заехали.
Уложив детей, Аня все-таки позвонила матери. Разговор не клеился. Мама всем видом показывала, что не обижается, но при этом вскользь упомянула пропадающий борщ и ненужные пельмени, которые собиралась лепить завтра. «Ну ничего, завтра доем. Мне хватит», — сказала она со вздохом.
Аня знала эти манипуляции наизусть. И знала, чем они закончатся — завтра они поедут к бабушке. Ей казалось, что она попала в замкнутый круг: мама то обижается, то вмешивается, то настраивает Ильюшу против неё. А она всё прощает и возвращается.
Утром воскресенья они собрались и поехали к бабушке. Марина Владимировна встретила их в фартуке, с мукой на щеке — действительно лепила пельмени. Ильюша бросился обнимать бабушку. Та расцеловала внука и, не обращая внимания на укоризненный взгляд дочери, достала из кармана фартука шоколадку. Аня только открыла рот, чтобы напомнить о правиле — никаких сладостей перед едой, но мама опередила её. «Ой, да что такого? Одна конфетка не повредит».
Одна конфета. Одно печенье перед сном. Один мультик сверх нормы. Всё по отдельности — ничего страшного. А в сумме — подрыв её авторитета. Дети быстро понимают, где можно получить желаемое в обход запретов.
Пока Дима возился с Алисой, они с мамой занялись пельменями. Лепили вместе, как раньше, в детстве. На короткое время Ане даже показалось, что всё хорошо, что можно просто наслаждаться моментом.
Но идиллия продлилась недолго. Ильюша забежал на кухню, спросил разрешения посмотреть мультики. Аня согласилась, но ограничила время — полчаса. Марина Владимировна тут же вмешалась: «Да пусть смотрит, сколько хочет». И добавила про новые мультики про роботов, которые специально нашла для внука.
Аня напомнила о правиле — не больше получаса мультфильмов за раз. Мама скривилась и привычно назвала это «глупостями».
— Я не понимаю, зачем ты мучаешь ребенка этими запретами? Мы вас с Костей растили без всех этих нелепых правил.
Аня промолчала. Ей захотелось напомнить, что в её детстве не было планшетов, смартфонов и круглосуточных мультиков. Что мама как раз была строгой: проверяла уроки, не разрешала гулять после девяти, не пускала на дискотеки. Но спорить при Ильюше она не хотела. Сын и так уже начал замечать трещину между мамой и бабушкой. И использовать её в своих интересах.
Обед тоже не обошелся без проблем. Ильюша, наевшись конфет, отказывался от пельменей. Марина Владимировна тут же встала на его защиту: «Просто он ребенок. У детей такой аппетит — то ест, то не ест». И добавила то самое «бабуля старалась», которое всегда действовало на Ильюшу.
Аня наблюдала за этой сценой и чувствовала себя чужой. Словно её подменили, а настоящая мама — вот она, бабушка, которая все понимает, все разрешает, никогда не сердится.
После обеда мама предложила оставить у неё Ильюшу. «Перед школой полезно с бабушкой побыть», — сказала она. Аня отказалась, сославшись на то, что им пора домой, скоро Алисе спать. Но Марина Владимировна не успокоилась.
— Так оставьте только Ильюшу! Я его потом сама приведу. Или вы заедете вечером.
Ильюша тут же встрепенулся: — Да, мама! Я хочу с бабушкой остаться! Она обещала мне новую игру показать на компьютере.
Компьютерные игры. Еще один запрет, который мама легко обходила. Аня твердо отказала. Сын расплакался, демонстративно, громко. Марина Владимировна принялась его утешать: — Не плачь, маленький. Мама просто устала. В следующий раз обязательно останешься у бабули.
В этот момент Аня поняла, что так больше продолжаться не может. Они с мамой перестали быть союзниками в воспитании детей. Они стали соперниками. И с каждым днем ситуация только ухудшалась.
Всю дорогу домой она молчала. Ильюша обиженно сопел на заднем сиденье. Дима косился на жену, но ничего не спрашивал. Он видел: Аня на пределе.
Вечером, когда дети уснули, она сидела на кухне и пила чай. Внутри всё кипело. Как объяснить маме, что она подрывает её авторитет? Как сказать ей, что любовь — это не только сладости и игры без ограничений? Как не обидеть, но при этом установить границы?
Дверь на кухню скрипнула. Дима сел рядом, положил ладонь на её руку.
— Тебе нужно поговорить с ней, — сказал он тихо. — Я пыталась. Много раз. — Но не начистоту.
Аня кивнула. Он прав. Она всегда смягчала формулировки, намекала, шутила. Боялась обидеть. Но разве лучше терпеть, пока всё само разрушается?
Решение пришло внезапно. Завтра. Она поедет к маме завтра, одна, без детей. И скажет ей всё, что накопилось. По-взрослому.
Вторник выдался пасмурным. Аня оставила Алису с Димой, который взял отгул, и поехала к маме. Заранее не позвонила — знала, что Марина Владимировна всегда дома в это время.
Всю дорогу в автобусе она прокручивала в голове будущий разговор. Десятки раз начинала мысленный диалог и обрывала его. Боялась, что не хватит решимости. Что опять всё спустит на тормозах.
Дверь открылась после третьего звонка. На пороге стояла Марина Владимировна в домашнем халате, с удивленным лицом.
— Анечка? А где дети? — Дома с Димой. Я к тебе. — Что-то случилось? — в голосе мамы появилась тревога. — Нам нужно поговорить.
Марина Владимировна пропустила дочь в квартиру. Маленькая двушка, где выросли Аня и Костя, казалась теперь тесной. Или это просто Аня отвыкла от неё?
— Чаю? — спросила мама, проходя на кухню. — Давай.
Аня села за стол. Тот самый, за которым она делала уроки. Обедала перед школой. Слушала мамины нотации.
— Так что случилось? — Марина Владимировна поставила чайник и села напротив. — Выглядишь встревоженной. — Я и есть встревоженная, — Аня глубоко вдохнула. — Мам, нам нужно серьезно поговорить. — О чем? — О тебе, обо мне. О детях. Об отношениях.
Мама напряглась. Аня видела, как она выпрямила спину, как сжала губы.
— Что-то я сделала не так? — Не то чтобы не так… — Аня замялась. — Просто… мам, я чувствую, что ты не уважаешь мои решения по воспитанию детей.
Марина Владимировна подняла брови: — Что за глупости? Конечно, уважаю. Я просто помогаю. — Нет, мам. Ты не помогаешь. Ты подрываешь мой авторитет.
Чайник закипел. Мама встала, налила чай, поставила перед дочерью чашку. Молча. Обдумывая ответ.
— Я не понимаю, о чем ты, — сказала она наконец. — Я люблю своих внуков. Хочу, чтобы им было хорошо. — Я знаю, — кивнула Аня. — Но ты постоянно нарушаешь мои правила. Даешь Ильюше сладкое, когда я запрещаю. Разрешаешь планшет дольше, чем положено. Устанавливаешь игры, от которых я специально его оберегаю.
Марина Владимировна покачала головой: — Ты слишком строгая, Анечка. Дети должны радоваться жизни. А не жить по расписанию. — Но это мои дети, мам. И я решаю, как их воспитывать. — Я тоже была матерью, — мама слегка повысила голос. — И кое-что понимаю в воспитании. Ты, между прочим, выросла нормальным человеком.
Аня сделала глоток чая. Горячий. Сладкий — как любит мама. Не как любит она сама.
— Ты была хорошей матерью, — согласилась Аня. — Но ты была строгой. Намного строже, чем я сейчас. — Глупости, — отмахнулась Марина Владимировна. — Мам, ты не пускала меня гулять после девяти. Проверяла дневник каждый день. Не разрешала ходить на дискотеки, пока мне не исполнилось шестнадцать. Это была не я — строгая мама. Это была ты.
Марина Владимировна нахмурилась: — Другое время было. И ты была другой. — Нет, мам. Просто ты теперь бабушка. Ты можешь позволить себе быть доброй. А я — мама. Мне нужно устанавливать правила.
Мама поджала губы. В глазах появилось что-то похожее на обиду.
— Я просто хочу, чтобы у них было счастливое детство. — У них оно и так счастливое. — Но ты вечно запрещаешь, ограничиваешь… — Потому что это моя работа — направлять, учить, устанавливать границы. Это и есть забота, мам.
Они замолчали. Марина Владимировна смотрела в окно. Аня — на свои руки. Было страшно продолжать, но она понимала — сейчас или никогда.
— Вчера Ильюша расплакался, когда я не оставила его у тебя, — сказала Аня тихо. — Он сказал, что я злая. И я видела, как ты кивнула. — Ничего я не кивала! — мама посмотрела на неё с возмущением. — Кивнула, мам. И сказала, что я просто устала.
Марина Владимировна отвела взгляд.
— Ну, может быть… Ты действительно выглядела уставшей. — Дело не в усталости. Дело в правилах. Он должен понимать, что если мама что-то запрещает, это не обсуждается. Даже с бабушкой. — Но он был так расстроен. Хотел побыть со мной. Поиграть в новую игру. — Именно! — Аня подалась вперед. — Он не просто с тобой хотел побыть. Он хотел поиграть в игру, которую я не разрешаю.
Марина Владимировна промолчала. Потом сказала тихо: — Не понимаю я этих компьютерных страхов. Обычные игры. — Не обычные, мам, — вздохнула Аня. — Ты хоть видела, что там? Стреляют, взрывают… — В наше время мальчишки в войну играли во дворе. Ничего страшного.
Аня откинулась на спинку стула. Этот спор бесконечен. Мама не хочет видеть разницу между живой игрой с друзьями и многочасовым сидением перед экраном.
— Дело не в конкретной игре, мам. Дело в том, что ты постоянно разрешаешь то, что я запрещаю. — Ну и что? — А то, что Ильюша начинает манипулировать. Он знает, у кого можно получить желаемое. Он уже шепчет «бабушка разрешит». И это разрушает наши с ним отношения.
Лицо Марины Владимировны изменилось. Она словно впервые задумалась о последствиях своих действий.
— Я не хотела… — начала она. — Знаю, мам. Ты просто любишь их. Хочешь, чтобы им было хорошо. Но подумай — что будет дальше? Когда они подрастут и поймут, что можно обходить мамины запреты через бабушку?
Марина Владимировна опустила глаза. Пальцы нервно крутили чашку.
— Я правда не думала об этом, — сказала она тихо. — Мне казалось, что я просто балую их немного. Как положено бабушке. — Баловать — это дарить подарки, печь пироги, рассказывать сказки, — улыбнулась Аня. — А не отменять мамины правила.
Они снова замолчали. За окном шел дождь. Тихий, осенний. Низкое небо давило на крыши.
— А помнишь, как ты злилась на свою свекровь? — вдруг спросила Аня. — На Тамару Петровну? — мама удивленно подняла брови. — При чем тут она? — Она тоже нарушала твои правила. Помнишь, как напоила меня газировкой, когда у меня болел живот? Или как купила мне туфли на каблуке в третьем классе? — Это другое, — отрезала Марина Владимировна. — Почему другое? Тогда ты говорила точно то же, что я сейчас. Что это твои дети, и ты лучше знаешь, что им нужно.
Мама замерла с чашкой в руке. На её лице отразилась работа мысли — она вспоминала, сравнивала.
— Не думала, что всё так сложно, — сказала она наконец. — Когда вы с Костей были маленькими, всё казалось проще. — Потому что ты была мамой. А теперь ты бабушка. — И что, мне нельзя иметь своего мнения о воспитании? — Можно, — кивнула Аня. — Но нельзя подрывать мой авторитет. Можешь говорить со мной, спорить, советовать. Но не с Ильюшей. Не при нем.
Марина Владимировна допила чай. Встала, налила себе еще.
— Сложно перестроиться, — сказала она, садясь за стол. — Я привыкла, что я мама. Что я главная. — Знаю, — Аня протянула руку и сжала мамину ладонь. — Но ты должна понять — теперь мама я. А ты — бабушка. У каждого своя роль. — И что, я должна всегда следовать твоим правилам? — Да. Даже если ты с ними не согласна.
Они сидели молча. Чай остывал. За окном усилился дождь. Наконец Марина Владимировна вздохнула: — Не уверена, что смогу сразу перестроиться. Но я постараюсь. — Это всё, о чем я прошу, — улыбнулась Аня.
Она допила чай и поднялась. Сказала, что ей пора — Дима с Алисой ждут. Мама кивнула. Проводила её до двери.
Уже в прихожей Марина Владимировна спросила тихо: — А что с Ильюшей? Он теперь совсем не будет у меня оставаться? — Будет, конечно, — сказала Аня. — Просто давай мы с тобой сначала договоримся обо всем. Какие у нас правила, что можно, что нельзя. И ты будешь их соблюдать. Даже если тебе кажется, что я слишком строгая.
Мама вздохнула, но кивнула.
— Хорошо. Я постараюсь.
Они обнялись. Коротко, неловко. Аня почувствовала, как мама напряжена. Понятно — ей нужно было время, чтобы осмыслить их разговор.
На улице Аня достала телефон. Зонта не было, волосы намокли. Но на душе стало легче. Она набрала номер Димы.
— Как ты? Как поговорили? — в его голосе слышалось беспокойство. — Нормально, кажется. По крайней мере, она услышала.
Повесив трубку, Аня зашагала к остановке. Она знала, что это еще не конец. Что будут срывы, обиды, новые споры. Но начало положено.
Она вспомнила, как сама конфликтовала с матерью в подростковом возрасте. Как злилась на её строгость, на вечные «нельзя» и «нужно». И как потом, повзрослев, поняла, что именно эта строгость сделала её тем человеком, которым она стала. Теперь ей хотелось того же для своих детей — чтобы они выросли с пониманием границ и правил. С уважением к другим людям. К их пространству, их ценностям.
И для этого ей нужно было самой стать сильнее. Научиться защищать свои правила не только от детских капризов, но и от маминых вторжений. Даже если эти вторжения продиктованы любовью.
Вечером того же дня Марина Владимировна позвонила. Голос звучал не так уверенно, как обычно.
— Анечка, я подумала… — начала она. — Может, ты мне запишешь на бумажке, что можно, а что нельзя? Чтобы я не путалась. Я правда не со зла всё это. — Конечно, мам, — Аня почувствовала, как к горлу подкатил комок. — Я запишу. Ничего сложного там нет. — И еще… я вот думала про компьютерные игры. Может, ты мне поможешь выбрать какие-нибудь… ну, правильные? Чтобы он мог поиграть, когда у меня. Но без этих… стрелялок. — Конечно, — Аня улыбнулась. — Я тебе покажу, у нас целая подборка есть.
После разговора она сидела на кухне с чашкой травяного чая. Дима мыл посуду. Дети уже спали.
— Хороший знак, — сказал он, вытирая руки полотенцем. — Что она сама позвонила. — Да, — кивнула Аня. — Но это только начало. — Главное — ты нашла в себе силы поговорить. А дальше постепенно наладится.
Аня надеялась, что он прав. Что их отношения с мамой действительно изменятся. Не сразу, не за один разговор. Но постепенно, шаг за шагом.
Она была хорошей матерью, её мама. Но теперь Аня тоже была матерью. И ей пришлось напомнить об этом.
Прошел месяц. Аня стояла у окна и смотрела, как Марина Владимировна ведет Ильюшу из садика. Они о чем-то увлеченно разговаривали. Бабушка слушала внука внимательно, иногда кивала. Снег падал крупными хлопьями, оседая на их шапках.
После того разговора многое изменилось. Не сразу, конечно. Были срывы — как-то Марина Владимировна все-таки дала Ильюше мороженое перед обедом. Но сразу же позвонила Ане и призналась. «Он так просил, я не удержалась. Но больше не буду, обещаю».
Список правил, который Аня составила для мамы, висел на холодильнике в квартире Марины Владимировны. Ничего сложного — режим питания, ограничения по сладкому, время для мультиков, список разрешенных игр. Мама старалась следовать этим правилам. Иногда спрашивала, можно ли сделать исключение. Они обсуждали. Иногда соглашались, иногда — нет.
Главное — Ильюша перестал противопоставлять маму и бабушку. Больше не было этого «а бабушка разрешит». Они с Мариной Владимировной стали союзниками, а не соперниками.
Входная дверь хлопнула. Ильюша влетел в квартиру, на ходу стягивая шапку.
— Мама! Мы с бабушкой динозавра из пластилина слепили! Смотри!
Он протянул ей нечто отдаленно напоминающее тираннозавра. Аня восхищенно охнула:
— Какой замечательный! Давай поставим его на полку?
Марина Владимировна вошла следом, отряхивая снег с пальто.
— Ильюша, разувайся сначала. Потом показывай свои сокровища.
Аня улыбнулась. Раньше мама бы промолчала или даже возразила: «Да ладно, потом разуется, дай ребенку похвастаться».
— Как погуляли? — спросила Аня, помогая маме снять пальто.
— Отлично, — Марина Владимировна понизила голос. — Даже без мультиков обошлись. Весь вечер лепили, читали. Он такой смышленый, твой мальчик.
Гордость в ее голосе была неподдельной. Но теперь это была гордость бабушки, а не мамы, пытающейся доказать, что знает лучше.
На кухне Марина Владимировна достала из сумки контейнер:
— Я пирожки испекла. С капустой. После ужина можно дать ему парочку, я предупредила.
— Спасибо, мам, — Аня обняла её. — Ты сегодня остаешься? Дима обещал пораньше прийти.
— Если не помешаю.
— Что за глупости? Ты никогда не мешаешь.
И это была правда. Теперь мамины визиты приносили радость, а не напряжение. Она по-прежнему любила внуков всем сердцем. Баловала их — но в рамках, установленных дочерью. По-прежнему имела свое мнение, но высказывала его Ане наедине, а не при детях.
Из спальни донесся плач — проснулась Алиса.
— Я схожу, — Марина Владимировна направилась к двери.
— Не забудь поменять подгузник, — сказала Аня.
Мама обернулась, в глазах промелькнула тень былой обиды. Но тут же сменилась пониманием и легкой улыбкой:
— Конечно. Я помню правила.
Аня смотрела ей вслед и думала, как много на самом деле изменилось за этот месяц. Конечно, не всё было идеально. Иногда Марина Владимировна забывалась, иногда Аня слишком остро реагировала на мелочи. Но главное — они обе старались. Обе понимали, как важно это новое равновесие.
Вечером, когда дети уже спали, а Дима и Марина Владимировна увлеченно обсуждали новости, Аня сидела на кухне и думала, что любить — это не значит всегда соглашаться. Иногда любить — значит уметь сказать «стоп». Даже самым родным людям. Особенно им.
Она шесть лет не могла решиться поговорить с мамой. Шесть лет терпела и злилась. А оказалось, что откровенный разговор не разрушил их отношения, а сделал их лучше. Крепче. Честнее.
Мама осталась мамой. Любящей, заботливой. Но научилась быть еще и бабушкой — с новой ролью, новыми правилами. А Аня наконец почувствовала себя настоящей матерью. Единственной — для своих детей.
