– Откажись от наследства, бесстыжая! Ты родную дочерь его и внуков лишаешь законного! – кричала мне, пошедшая красными пятнами Мария.
– Завещание он составлял в памяти и здравом уме, так что ни отчего я отказываться не буду, простите.–я обошла женщину, а в спину мне все летели и летели оскорбления.
Я шла, чувствуя, как расплывается улица райцентра от слез, сжимая в руке последнее письмо Игоря Васильевича.
Это мой сосед, с которым семь лет мы прожили душа в душу – забор в забор. Он переехал сюда, объяснив, что потянула родная земля. Со второй женой тогда расстался, дети остались с супругой, а я тоже без мужа жила тут с сыном. Его папу сдуло в неизвестном направлении много лет назад.
Прекрасно помнила я момент своего знакомства с новым соседом. Приехала машина с вещами, и крепкий, еще красивый мужчина средних лет стоял в лучах заходящего солнца. На дворе стоял жаркий сухой август. Мужчина повернулся ко мне, и глаза его удивленно расширились:
– Лида?
Я улыбнулась – с мамой перепутал, и сказала:
– Я Настя, ее родная дочь.
– Вот как. А отец твой кто? Местный?
– Про отца мало знаю. Игорь его звали. Местный, но потом бросил маму, поверив наветам злых языков, что она не верна была, и махнул в город. Я его не знала и не помню. А мамы уже нет, чтобы могла что-то еще рассказать.
– Так Лиды нету больше на свете? А что случилось?
– Привязалась какая-то хворь. Пока поняли, какая именно, было уже поздно. Сгорела за пару месяцев.
В уголках глаз мужчины блеснули слезы:
– Ну, что же, Настенька. Я сосед твой новый. А этот постреленок твой что ли? – мужчина указал на моего сынишку. – Я Игорь Васильевич. А тебя как величать, богатырь?
– А я Колька.
– Тоже без папки растешь?
– Тоже.
–Во мужики пошли, да, Настасья? И куда только нас все несет от семей-то? – сокрушенно покачал головой сосед.
Так и зажили – мирно, тихо, с пирогами да чаями вечерами. Игорь Васильевич обжился быстро – чувствовалась привычка, хватка деревенская. Был он энергичным, работал с зари до заката, не покладая рук, и мне помогал – то крыльцо скрипучее подладить, то котел газовый отопительный починить, то еще какую надобность.
Я благодарила выпечкой, забегала посидеть у него на веранде. С радостью тянулся к соседу и мой сын. Кольке и десяти лет не было, конечно, в мужском общении и воспитании сын нуждался.
Игорь Васильевич рассказывал про свою вторую семью. Первая тоже у него была, по молодости, но о той и слова было из мужчины не вытянуть. А вот во втором браке у Игоря Васильевича росли две дочери, которые предпочли остаться с матерью. Он им оставил квартиру, дачу. Себе взял старенький авто и махнул в деревню, в родительский дом. Тут все удобства были, деревенское житье мужчину не пугало. Легко ему тут дышалось, работа сельская была привычная, не тяготила.
Он много расспрашивал о моей маме, и часто я замечала, как тепло он улыбается, будто знал ее когда-то.
Мама, брошенная мужем с маленькой мной, замуж больше так и не вышла. Игоря своего любила она, век была ему верна. И когда уходила, все о нем вспоминала. Я на отца злилась – как мог он бросить эту чудесную, самую добрую и светлую на свете женщину!
Дети Игоря Васильевича почти не посещали. Раз только старшая дочь, Мария приехала, и то затем только, чтобы подбить отца дом деревенский продать.
Долго тогда они ругались, мне-то с моего двора и то слышно было. Она кричала, что он им обязан, что у нее трое детей уже. Отец ей отвечал, что, итак, все им с матерью оставил, а в этом углу свой век доживать будет.
Дочь уехала ни с чем, а через полгода, зимой, я нашла Игоря Васильевича на крыльце его дома. Он лежал, и не мог подняться. И рука и правая и нога не слушались, и уголок рта странно искривился вниз, словно кто-то смазал кривую улыбку.
Люди в белых халатах не давали утешительных прогнозов. Началась жизнь у соседа невеселая – еле-еле ходил с палочкой, с трудом говорил, ему требовалась помощь. Но родни тут же и след простыл, и остались у Игоря Васильевича только мы с Колькой, да еще старенькая соседка Дарья Семеновна, которая иногда заглядывала помочь по дому, да поесть сварить. В деревне человека не бросают – тут свои все, почти родные.
***
А теперь вот, когда Игоря Васильевича не стало, я узнала, что единственная наследница его деревенского имущества. Это была его мне благодарность за общение последних лет, благодарность за уход за ним. И правда, не будь нас с Колей, ушел бы старик намного раньше. А так ему хоть какая-то радость – живые люди.
Объявилась родня, и дочь старшая требовала, чтобы я от наследства отказалась. Я сразу заявила, что не сделаю этого. А теперь, когда прочла письмо, написанное Игорем Васильевичем, я тем более ничего не собиралась отдавать его дочкам, и… моим сводным сестрам.
«Милая моя Настенька, дочка. Мать твою Лиду бросил когда-то я, и это правда и мой грех. Я поверил злым словам, что, мол, гуляла она с одноклассником, и оставил ее беременную тобой. Никогда не спрашивал о ней ни у кого, а тебя увидел, и решил, что это моя Лида – молодая, такая, какой я ее запомнил. Если ты это письмо читаешь, значит, теперь нет у тебя ни отца, ни матери, дочка, и Колька деда потерял. Крепись, родная, и от новости, что я твой папа, и что меня не стало теперь. Все, чем владею, завещаю тебе. Ты, не зная, что моя, была со мной в последние годы. Дай бог вам с Колькой мужика хорошего, чтобы отцом да мужем стал. Люблю тебя, прости. Твой папа Игорь».
Я сидела с листком бумаги, и слезы капали на крупные округлые буквы. Так значит, это был мой отец, а я и не знала.
***
Я вернулась с работы, и увидела, что замок на воротах сбит – воры? Бросилась во двор, за мной бежал Колька.
– Мама, смотри! Все огурцы и помидоры повыдергивали, и клетки с кроликами открыты. Все разбежались ушастые! – тараторил сын.
Я и сама видела размер ущерба. Это кто же посмел ко мне вломиться да пакостей наделать? Ответ напрашивался сам собой. Десять лет я в этом доме живу хозяйкой, и никогда ничего подобного не случалось. И даже когда мама живая была – все тут всех знали, свои бы проказничать не стали. Это пришлые кто-то. А кто на меня зуб имеет? Правильно, Мария Игоревна.
Я обратилась к правоохранителям.
– Ну, тут на дельце пока маловато, да и надо за руку ловить.–сказал мне мужчина в форме с пшеничными аккуратными усами.
– А ну как дом мне подожжет? У меня ребенок, мне страшно.
– А вы не бойтесь, я своих ребят отправлю последить, да и сам затаюсь. Поймаем вы ваших недоброжелателей, не переживайте.
Я только головой покачала, но мужчинам поверила. Домой мы с Колей пришли уже совсем затемно, быстро поужинали и легли спать. А ночью загорелось сено. Благо, оно было в самом углу двора, на стайки птичьи, на клетки кроличьи и на сам дом огонь не пошел, я успела вызвать пожарных, и те быстро все потушили. А вот старшая дочка Игоря Васильевича попалась-таки на горячем в буквальном смысле этого слова.
Она пыталась снова оскорблять меня, кричала, что я обманом заставила ее отца написать на меня завещание. Я не стала говорить, что являюсь дочерью Игоря Васильевича от первого брака – к чему? Это ничего бы не изменило. Мария чувствовала свою правоту, но когда ей объяснили перспективы, которые светят ей за ее поступок, противная тетка прикусила язык.
– Если пообещаешь больше нас не трогать, я заявление заберу.–сказала я.
Марии ничего не оставалось, как согласиться, скрипя зубами, и убраться восвояси. Мы снова спокойно зажили с Колей – больше никто нас не тревожил. Еще сильно тосковалось мне по Игорю Васильевичу, и я ловила себя на мысли, что мне все же повезло узнать отца так хорошо. Это был нежданный подарок судьбы. Дом его я продавать не спешила, убрала забор, чтобы два участка объединить, за жильем присматривала – Кольке останется от деда памятка. Подрастет, пусть сам и распорядиться.
А тот правоохранитель, что помогал мне от Марии избавиться, нет-нет, да и заглядывал к нам с Колей. Мол как дела? Как живете-можете? А то и с цветами даже. Сын хитро смотрел на меня, а я фыркала:
– Мы итак хорошо живем, зачем нам чужой дядька?
– А я сестру, может хочу! – огорошил сын, и я даже дар речи потеряла от такого заявления.
Сержант Иван Карпович Денисов добился-таки своего. Я сдалась под натиском букетов. Ваня помогал по хозяйству, ухаживал, был очень деликатен и искренне нравился Кольке. Намерения мужчины сомнений не оставляли, и я махнула рукой – отчего не попытаться? Мне тридцать один год всего, я молодая, привлекательная, сын сестренку хочет. И сестренка получилась через полтора года – Агата. Так назвали мы с Ваней дочку за темные-темные огромные влажные глаза. Жаль, мама с папой мои не дожили до внучки. Но отец хотя бы с внуком познакомился.
Папу я часто вспоминала. В доме моих бабушки и деда по отцовой линии я чувствовала себя своей. Здесь мне было спокойно, уютно.
«Спасибо, папочка!» – шептала я прохладной тишине.
Коля с Ваней стали лучшими друзьями, а Агату вообще обожали все. Она получилась похожей на меня и на бабушку, а вот глаза у нее были от моего второго супруга. Девочка обещала вырасти настоящей красавицей. Пусть в жизни сложится у нее все хорошо! Наши дети – наш смысл, наше продолжение. Помнят нас счастливыми старые дома, в которых жили родители наши и прадеды. Наследство отца принадлежит моим детям, его внукам.
Ваня поддержал мое решение дом отца не продавать, даже крышу там в прошлый год самостоятельно починил. В новом браке я чувствовала себя счастливой, как за каменной стеной по жизни шла. Знала, что не предаст меня Ваня, не бросит, а все потери и горести постепенно затмевала вера в то, что теперь точно-точно все будет хорошо. Ведь иначе просто быть не может, правда? И на мой вопрос сонной улыбкой улыбается только что проснувшаяся любимая дочка.
