— Только, пожалуйста, не лезьте к нему. Посидите спокойно, я быстро, — предупредила невестка.
— Он у вас как музейный экспонат? Смотреть можно, трогать — нельзя? — Валентина торопливо снимала обувь.
— Валентина Сергеевна, давайте без сарказма, ладно? Я в аптеку и обратно. У него сегодня тяжёлое утро, он с семи капризничает.
— Тяжёлое утро? Он, прости господи, на завод собирается, что ли?
Ирина выдохнула и поджала губы, но спорить не стала. Свекровь молча прошла в детскую комнату.
Мальчику было уже пять лет, а все вокруг были обязаны подстраиваться под него. Нельзя повышать голос, нельзя трогать игрушки, нельзя даже просто сидеть рядом, если он не в настроении.
Маленький Тимофей явно брал пример с мамы.
Когда-то, сразу после рождения внука, Валентина пыталась помогать. Привозила суп в контейнерах, покупала игрушки. Но однажды не туда положила распашонки, родителям «пришлось искать полчаса». В другой раз — дала ребёнку не ту соску, обычную вместо ортодонтической. Потом всё сошло на нет: бабушку почти перестали пускать к внуку.
Однако свёкры переехали в деревню, и на подхвате никого не осталось. Теперь Ирине приходилось обращаться к Валентине в экстренных ситуациях. Как сегодня. Поначалу свекровь отнеслась к этому даже с энтузиазмом: наконец пообщается с внуком.
Однако с первых минут встречи стало ясно, что радоваться особо нечему.
Тимофей сидел на кровати и сосредоточенно смотрел мультики. Планшет надрывался на максимальной громкости. Какие-то яркие звери носились по экрану, визжа и подпрыгивая. Тимофей скрёб ногтем изголовье, явно нервничая. Один носок был снят, второй болтался почти на пальцах.
— Привет, — осторожно сказала Валентина, присаживаясь на стул в углу комнаты.
— Привет, — буркнул мальчик, не отрываясь от экрана.
— Чего это ты в одном носке? Хочешь простудиться ещё сильнее?
— Мне жарко.
— Так сними второй. Или надень оба. Что за мода — в одном бегать?
Он ничего не ответил, но спустя пару секунд натянул второй носок с видом обиженного короля. Валентина только молча покачала головой.
Она бы и дальше тихонько сидела в углу, но крики, доносящиеся из планшета, заставляли её вздрагивать. А у Валентины и так давление скакало с утра.
— Можешь, пожалуйста, сделать потише? У бабушки голова болит.
— Не могу, — тут же отрезал внук. — Мама разрешила.
Валентина поджала губы, а через минуту — подошла и убавила звук сама. Совсем немного. Но этого хватило. Тимофей среагировал мгновенно, как будто кто-то отнял у него любимую игрушку.
— Не трогай! — закричал он, пытаясь стукнуть бабушку по руке. — Не смей! Тебе мама сказала! Нельзя!
— Я только…
— Ты лезешь! Мама! — громко закричал Тимофей, пытаясь призвать свою защитницу.
Он вдруг заплакал навзрыд и уткнулся лицом в подушку.
Через пару секунд хлопнула входная дверь. Ирина ворвалась в квартиру и сразу побежала в детскую.
— Что здесь происходит?!
— Да ничего! — растерянно ответила Валентина. — Звук убавила. Думала, перепонки лопнут!
— Я же просила! Он не переносит, когда кто-то трогает его вещи. Вы зачем это сделали?!
— Потому что я не привыкла к такой какофонии! Раз вы такие нежные, сидите сами.
Ирина подошла к кровати и обняла сына так, будто закрывала его собой от невидимых врагов. Тот рыдал и прижимался к ней.
— Я и так к вам почти не обращаюсь, а вы всё равно умудряетесь что-то испортить. Неужели было так трудно просто посидеть?
— Я и пыталась посидеть. Или «посидеть» — это замереть и не шевелиться, пока ребёнок на ушах стоит? Дышать хоть можно?
Невестка даже не посмотрела на свекровь.
— Спасибо, что пришли, — сказала Ирина тихим, но холодным голосом. — Можете идти.
— Не за что, — проворчала Валентина и ушла.
Через неделю Ирина попросила присмотреть за внуком снова: сад был закрыт, а оба родителя работали. Возможно, после той перепалки стоило бы отказать, но Валентина решила попытаться ещё раз.
С восьми утра она возилась у плиты: на одной конфорке варилось мясо для супа, на другой — тушились овощи. Хотелось побаловать внука чем-нибудь горячим и полезным. Дома его пичкали готовыми завтраками из ярких мультяшных упаковок.
Тимофей в это время сидел на диване и шуршал фантиком от шоколадного батончика. Мама до отказа набила его рюкзак сладостями. Бабушка заметила эту «контрабанду» слишком поздно.
— Это что такое? — Валентина выразительно посмотрела на фантик на полу.
— Это перед едой, — с набитым ртом ответил внук.
— После.
— А мама разрешает.
— А бабушка — нет. Фантик — в мусор.
Она говорила спокойно, без крика, но не терпящим возражений тоном. Тимофей недовольно надулся, сполз с дивана и неохотно пошёл на кухню. На губах — шоколад, в глазах — злость и раздражение.
Валентина догадалась, в чём проблема, и решила заглянуть в рюкзак. Внутри обнаружились три батончика, пачка печенья, жевательные конфеты и банан. Всё это бабушка убрала на верхнюю полку шкафа. Не выкинула, не съела, просто ограничила доступ.
Сначала Тимофей не заметил пропажи, но через десять минут дом огласили возмущённые крики.
— Где мои вещи?! — голос внука дрожал и грозился сорваться в истерику. — Там была еда! Это моё!
Он начал бешено метаться по комнатам, заглянул под стол, сорвал одеяло с кровати, залез за кресло. Потом, не обнаружив искомое, вернулся к рюкзаку, достал телефон и набрал номер. Валентина попыталась забрать смартфон, но не успела.
— Мама! Мама! Баба Валя забрала мою еду! Всё забрала!
Он кричал в трубку, всхлипывая, но без слёз. Валентина стояла у комода, прикидывая, сколько минут осталось до прибытия «полиции» в лице невестки.
Не прошло и часа, как раздался звонок в дверь. Спереди стоял Артур с мрачным лицом, Ирина маячила позади. Она растолкала всех локтями и сразу же побежала к сыну, не снимая обувь.
— Это что ещё такое? — возмутилась невестка. — Вы у ребёнка конфеты украли? Не стыдно?
— Я ничего не воровала. Он ел шоколад с утра, до завтрака. Я сварила суп, потушила овощи, нарезала салат. Был бы голодным — съел бы.
— Вы в своём уме?! Забирать у ребёнка его вещи — это давление на психику! Ему всего пять лет!
— Пять, — подтвердила свекровь. — И он ещё не способен готовить себе самостоятельно. А от ваших шоколадок у него скоро диабет будет.
Артур стоял в стороне, опустив голову. Казалось, он хочет провалиться сквозь землю. Пару раз он пытался вставить слово, но громогласный голос жены перекрывал всё.
— Я ему разрешила! Это моё дело, не ваше! В рюкзаке — всё его. Зачем вы вообще туда полезли?
Валентина сцепила зубы с такой силой, что у неё заходили желваки. Свекровь подошла к шкафу, достала сладости и всучила Артуру.
— Забирайте ваши шоколадки. Всё в целости. Только вот… не прибегайте потом, когда у внука начнутся проблемы со здоровьем.
Артур отвернулся, старательно делая вид, что он вообще не участвует во всём этом. Ира взяла сына за руку. Тот стал всхлипывать ещё громче и жалобнее.
— Мама, она телефон у меня хотела забрать… — наябедничал он вполголоса.
— Значит так, — Валентина посмотрела на сей раз на сына. — Вы ко мне обратились. Я пошла навстречу: готовила, сидела, следила. Старалась. Не согласны с моими методами — не просите больше. Не надо.
— Мам, ну ты же знала, какой он. Ну зачем трогать-то было? — Артур говорил тихо, с мольбой в голосе.
— Потому что хоть кто-то в семье должен думать о последствиях. Удачи вам с вашим гастрономическим анархистом. На меня больше не рассчитывайте.
Все ушли, дверь с грохотом захлопнулась. На плите остывал суп. Есть было некому.
Прошла неделя. За это время Ирина даже не писала. Валентина не то чтобы ждала, просто по привычке посматривала на экран, когда телефон вибрировал, но каждый раз видела лишь системные уведомления.
В какой-то момент Артур будто бы невзначай обмолвился, что Ира нашла няню. «С образованием и опытом», как он выразился. Валентина ничего не ответила: пусть пробуют. У каждого свои грабли, свои шишки. Только в сердце поселилась тревога. Не за себя, за ребёнка.
Няня действительно была из «хороших». Пришла с россыпью рекомендаций и аккуратной причёской. Общалась с Ирой так, как разговаривают с клиентами на приёме в банке: чётко, уверенно, немного отстранённо. За плечами няни — более 20 лет работы в детском саду.
Вот только Тимофей устроил ей бунт уже на второй день: закрылся в комнате, демонстративно швырнул машинку в дверь и отказался выходить гулять.
На третий день во дворе произошёл инцидент. Тимофей ударил девочку. Если верить очевидцам, лопаткой по руке. Та разревелась, подключились её родители. Няня, по словам соседей, сидела с телефоном и не вмешивалась. Мол, «дети сами разберутся».
Не разобрались. Тимофей вернулся домой в истерике, потом обо всём рассказал маме.
Ещё через неделю, когда стало очевидно, что выбора особо нет, Артур снова позвонил Валентине.
— Мам… — он говорил с заминками, как робкий школьник на сцене. — Слушай. Ты не могла бы посидеть с внуком завтра? Всего пару часов. Ира тоже просит. С Тимкой мы… провели воспитательную беседу.
В трубке повисло молчание. Валентина не торопилась с ответом. Она не знала, стоит ли соглашаться. Женщина тяжело вздохнула, сдаваясь.
— Он будет есть то, что я приготовлю, и слушаться меня. Конфеты — только после еды.
— Договорились, — с облегчением ответил Артур.
На следующий день Тимофея привезли к бабушке. Он застыл на пороге, не желая идти дальше. Немного хмурый, всё с тем же рюкзаком, едва не расколовшим семью. Внук демонстративно молчал. Валентина помогла ему снять куртку и поставила рюкзак на комод.
Он обиженно надул губы и уставился в пол.
С кухни доносился аромат домашней еды. Для Тимофея это было в новинку: мать обычно не заморачивалась с готовкой.
Обед уже был готов. Картофельное пюре с котлетами, салат с крабовыми палочками. На десерт — шарлотка. Не такая сладкая, как магазинные торты, но тоже вкусная.
— Сначала мыть руки, — спокойно сказала Валентина. — Потом обедать будем.
Тимофей молча направился в ванную. Вскоре он уже сидел за столом. Ел медленно, но ел. В конце даже попросил добавки.
После еды они немного посидели на кухне. Валентина достала старые шахматы: деревянные, с обшарпанными фигурками. Тимофей сначала недовольно фыркнул, но потом втянулся. Валентина терпеливо объясняла ему правила, а он внимательно слушал.
— А ты научишь меня такой салат делать? — вдруг спросил он.
— А мама не умеет? — удивилась Валентина.
— Не знаю. Обычно мы пельмени варим. Мама говорит, что ей некогда.
— Конечно, научу, — пообещала бабушка.
Валентина наблюдала за тем, как внук переставляет фигурки и сосредоточенно хмурит брови. Артур так же считал монетки в детстве, когда на что-то копил: весь в себе, серьёзный, с поджатыми губами.
В доме наконец было тихо. Никаких рюкзаков с тайниками, мультиков на максимальной громкости, криков. Бабушка надеялась, что это временное перемирие станет постоянным.