Они были ровесницами и соседками, довольно похожими между собой. Но разница существовала, и связана она была с детьми.
И Клавка (то есть ныне давно уже Клавдия Дмитриевна), и Милка (она же Людмила Федотовна) были по происхождению деревенские, но в юности перешли в категорию городских благодаря полученному образованию. Обе закончили политехнические институты, хоть и разные. Обе трудились на городском заводе, производящем продукцию, отгружаемую под тентами и именуемую по кодам.
Обе еще сумели застать последний расцвет советского благополучия и получить квартиры в доме, построенном «для своих» родным предприятием – на одной площадке. Въехали туда обе из одного общежития, тоже принадлежавшего предприятию. Но дальше как раз и началось различие, обусловленное именно что детьми.
Дело в том, что Клавка вышла замуж, еще даже учебы не закончив – за однокурсника с хорошо подходившим к случаю именем Вася. И со стахановской оперативностью нарожала детей: мальчиков-двойняшек и девочку. И потому въехала со своим колхозом сразу в трехкомнатную квартиру, показавшуюся дворцом после проживания впятером в одной общажной комнате.
А Мила вела себя сдержаннее и разумнее, и в свою квартиру въезжала сама по себе. В однокомнатную.
Конечно, потом и Мила замуж вышла. В тридцать два года, и нечего рассуждать, что таких в СССР поедом съедали и позором клеймили. Рядовое вполне дело было – не спешить с семьей. Муж к ней вселился, ибо она переезжать в другой город ради жизни с его родителями не пожелала. Конечно, ребенка родили – дочка получилась. Одна – куда больше в однокомнатную-то квартиру? Тем более, советское процветание закончилось и начались трудности девяностых.
***
Понятно, что при таком раскладе — жизни двух соседок вскоре стали развиваться по-разному. Клавдия со своими декретами да детьми так и осталась заштатным инженером, а как девяностые прижали – и вовсе уволилась, стала продуктами с дачи (в каковую был превращен со временем родительский деревенский дом с немалым огородом) торговать, шить что-то на заказ, потом на кондитерскую фабрику простой рабочей пошла. К полтиннику лет превратилась она в полноценную тетку-клячу – полную, неухоженную, по уши в закрутках.
Людмила же опускаться категорически не желала. Продвинуться по работе она еще до замужества успела, да и потом не зевала. Поэтому даже в кризисные времена оказалась среди тех, кого на предприятии старались сохранить любой ценой – начальники отделов с большим практическим опытом на дороге не валяются. Так до пенсии и доработала на одном месте.
Богатой она не стала, нет. Муж Коля был лопух непридприимчивый, а одной не вытянуть. Ну да не в этом дело, на жизнь-то хватало. Людмилу больше не материальное благосостояние беспокоило – она не желала становиться рабочей лошадкой, терять квалификацию, кругозор, культурные интересы.
Ей казалось, что новое время интересно и полно возможностей – было бы желание ими пользоваться. Людмила была не из тех, кто шарахается от банкомата или смартфона, ни в коем случае! Она гордилась тем, что первой в семье научилась худо-бедно пользоваться компьютером, и именно по ее настоянию появился этот самый компьютер в их однокомнатной квартире. Она первая среди коллег перевела свою зарплату на банковскую карточку. Когда Интернет появился – тоже сразу освоила.
Людмила заинтересовалась новыми психологическими теориями и практиками личностного роста, правилами здорового питания и даже фэн-шуем. Ей было нелегко (муж Коля и дочь Римма от ее экспериментов с обеденным меню и перестановкой мебели только поеживались), но она не отступалась, полагая, что новизну и лично для себя осваивать стоит.
На пенсию она пошла вовремя – тогда еще в пятьдесят пять женщин отпускали. Перспектив для роста уже не было, а финансовых проблем у их семьи особых уже не было. Можно было отдохнуть и пожить для себя.
***
К тому времени, как Людмила на пенсию вышла, Клавка уж несколько лет как бабушкой была. И тещей. Парни ее оба военными стали и разъехались на службу Родине кто куда. Женились, понятное дело. Но невестка за тридевять земель – она вроде и есть, а вроде и нету. А вот дочка Наташа дома осталась, хоть и замуж вышла, и детей уже родила. Зятя к родителям жить привела.
Клавдия с Людмилой никогда особо не дружили. Но все же прожили полжизни на одной лестничной площадке, так что хорошими знакомыми поневоле стали. И не было ничего удивительного в том, что Клавдия иногда жаловалась соседке. На зятя, конечно, на кого ж еще? На мужа уже поздновато было.
Этот экземпляр с обескураживающим именем Гриша имел прискорбную тягу к рыбалке и походам на хоккейные матчи, и совсем не имел призвания к работе на земле семейной дачи. Выглядел Гриша тоже вполне Гришей: рыжие вихры, рот до ушей, тощий, как жердь и нос картошкой. Так что Людмила жалобы соседки вполне понимала и искренне поддерживала. Угораздило Наташу с эдаким связаться!
Однако это Наташа уже двумя спиногрызами обзавестись успела, ибо матери ее Клавдии при рождении дочери двадцать пять лет было. Людмила же свою Риммочку родила, будучи на десять лет старше. Так что к выходу матери на пенсию девочка еще учебу не закончила.
И вот что стряслось: едва успела Людмила войти во вкус жизни пенсионера, как Римма ей сообщила, что намерена вскоре выйти замуж! И теперь уже Людмила жаловалась Клавдии:
– Ну вот надо до такого додуматься! Диплома еще нет, работы нет, жилье – вот эта только квартира крошечная, сама еще ребенок по сути! Но неймется ей – замуж надо! Нашла какого-то чурку нерусского, хорошо хоть не ваххабит с бородищей, но все равно! Начиталась книжек каких-то глупых про любовь-морковь, настоящего понимания психологии и сути мужчин ни на грош, жизненного опыта нет, но замуж хочет!
Клавдия отмахивалась:
– Да, может, еще и ничего будет, чего ты заранее-то беспокоишься? Какая такая твоя Римма ребенок – двадцать первый год девке, моя Наташка в этом возрасте уже своего ребенка ждала. А что нерусский – так они работящие и добытчики, у них принято, чтобы мужик семью содержал. И не пьют так, как наши. Разве плохо? Тем более, ты сама говоришь, что он не религиозный фундаменталист какой, и запирать Римму в гареме не собирается!
Людмила хваталась за голову и жаловалась, что никто не может понять ее тревог. И это была правда. Понять никто не мог, ибо сути беспокойства она никому не выкладывала. Понимала, что это может прозвучать странно.
***
Людмила вообще не хотела, чтобы Римма выходила замуж! Она мечтала, что дочка навсегда останется при ней. Это так хорошо, удобно, уютно – мать и дочь (муж Коля в ее жизненных схемах никогда серьезного места не занимал), одинаковые интересы, здоровые привычки, размеренный образ жизни. Ну и досмотр в старости, чего уж греха таить! Людмила глубоко и искренне завидовала покойнице-свекрови, матери мужа. Жила до последнего дня с незамужней дочерью, Людмилиной золовкой – как у Христа за пазухой!
Ну вот кто придумал, что женщине непременно муж нужен? Современная психология с этим не согласна, она женщину самодостаточной видит! Ребенка, если захочется, тоже можно родить, зарегистрированные отношения для этого не нужны, интимных вполне достаточно. И Римма всегда сможет положиться на мамину поддержку и мудрость…
Но говорить такие вещи вслух было как-то неловко. Людмила подозревала, что их могут истолковать как желание вмешиваться в личную жизнь дочери, и не одобрить. Хотя почему это мать не должна вмешиваться? Она ведь жизнь прожила и знает, что к чему!
А Римма, всегда такая послушная и разумная, как с цепи сорвалась! Все материны объяснения и уговоры были ей, как говорится, до лампады.
– Мама, Арсен неверующий вообще, прикинь, такие среди татар тоже встречаются! И родители у него тоже такие, я с ними по видео разговаривала, и понравилась им! И рабочее место у него уже есть, он у нас магистратуру закончит и поедет преподавать в институт. И что, что в Сибирь? Это тоже Россия, и жить мы не в тайге, а в большом городе будем. И мне не шестнадцать лет, а почти двадцать один год, я достаточно взрослая для того, чтобы семью создать!
Людмила ей про необходимость карьеры, финансовой независимости – Римма отмахивается. Мать ей объясняет, что всякое возможно, возникнут проблемы с мужем, так лучше, если мама рядом – Римма заявляет, что замуж идет не для того, чтобы разводиться. Людмила указывает, что холодные отношения Арсена со многими родственниками (это вроде из-за его неверия так) суть нехороший признак – Римма напоминает, что сама Людмила брату и сестре звонит два раза в год и все, а она, Римма, дядю с теткой вообще никогда не видела, и никто покамест не умер от этого. Вот что делать?
– Слушай, Клавдия, а чего ты свою Наташку с Гришкой этим не разведешь? Почему допускаешь, чтобы она с этим сомнительным мужиком дальше жила? – в отчаянии поинтересовалась Людмила у соседки. Неужели это так трудно – отвадить зятя?
А Клавка вытаращилась, как на чудо-юдо заморское:
– Да в уме ли ты? Это ж я только тебе на него ворчу, а дома ни-ни! Наташка-то с ним душа в душу живет, и дети папку любят. И, строго говоря, не такой он и плохой, Гришка. Зарабатывает нормально, с Васей хорошо ладит, мне не грубит, детьми занимается, с Наташей ласков. Ремонт вон в квартире сделал хороший – своими руками! От добра добра не ищут! Я что, рехнулась – собственную дочь и внуков себе врагами делать? Лучше уж Гришку терпеть, не так это и трудно!
– Так небось Наташа потом получше кого могла бы найти…
– Могла бы получше, а могла бы и похуже, или вовсе никого! Нет уж, пусть будет, как есть! Так куда спокойней.
Вот вся Клавка в этом – нарожала детей, прокормила до совершеннолетия, а дальше хоть трава не расти! Что значит не вмешиваться? А если ты видишь, что девочка родная не то что-то делает?
Она, Людмила, допустить такого не может! Не может позволить, чтобы дочь родная из-под маминого крылышка не пойми куда не пойми с кем подалась! Что угодно ведь так случиться может, например, мама может остаться без стакана воды на старости лет!
***
В общем, Людмила решила из кожи вон вылезти, но замужества Риммы не допустить, тем более с Арсеном этим. Вот раньше, в самом деле, правильно было все устроено: шли девушки за тех, кого им мама выберет – со знанием жизни, пониманием ее принципов. И не разводились никогда, кстати! А теперь приходится хитрить и изворачиваться, чтобы собственному ребенку лучше сделать!
Для начала Людмила вспомнила прочитанный некогда рассказ. Там герой для того, чтобы не допустить связи девушки с неподходящим кавалером, под видом похвалы рассказывал о нем всякие гадости: какой он скупой, хитрый, нечистоплотный. Попробовала сама – намекнула, что такие букеты, как Арсен Римме подарил, за углом по скидке недорого совсем продают. Но оказалось, что Римма не зря много читала – ей этот рассказ тоже был знаком, и она сразу просекла сюжет.
Тогда она твердо сказала дочери, что не станет прописывать ее мужа в их квартире, где и у самой Риммы-то есть только уголок, отгороженный стеллажом. Римма сделала круглые глаза и сказала, что сама вскоре выпишется из квартиры, так как они с Арсеном в другом городе жить будут.
Дело дошло до того, что Людмила попросила дочь одной своей приятельницы позвонить Римме (вроде розыгрыш такой), назваться невестой Арсена и потребовать убраться с дороги. Но Римма оказалась той еще мисс Марпл – задала звонившей пару вопросов и быстро определила, что Арсена та в глаза не видела.
Нашла Людмила даже и парня, который за денежку согласился позвонить Арсену (номер у Риммы в телефоне был найден потихоньку) и пригрозить, требуя оставить Римму. Но в ответ «агент» получил уверенное: «Что ж, хочешь разговаривать – меня найдешь. А моя невеста – не твое дело». И все!
Когда все разумные средства были исчерпаны без результата, Людмила все же решилась прибегнуть к средству нетривиальному – пошла к колдунье-знахарке. В местной газетке такие запросто объявления помещали, там и нашла исполнительницу.
Ухоженная пожилая дама в стиле Джуны (если кто помнит, кто она такая) внимательно выслушала и сказала, что видит только один вариант: воздействовать на Римму. Ибо Арсен в гости к Людмиле не ходит, а тут проще всего заговоренный настой трав применять. Настой этот экстрасенс Людмиле предоставила, велела незаметно подлить дочери в какую-нибудь еду или напиток с сильным вкусом, например, в кофе. С соответствующими случаю словами. Должно было волшебное средство за несколько дней начисто вытравить у девочки все романтические бредни.
Ох что было! Хорошо, «скорая» приехала быстро, а то Римма чуть не задохнулась, такая аллергия у нее случилась! Людмила подивилась силе настоя, в аллергии новое чистящее обвинила и стала ждать результата.
***
Дождалась! Через три дня явилась Римма домой такая радостная, сияет вся:
– Папа, мама, мы с Арсеном заявление в ЗАГС подали! Гулянки не будет, мы решили, что нам деньги на обзаведение нужны очень, не стоит их на застолье тратить. Но на регистрации мы очень хотим вас видеть, и его папа с мамой тоже приедут, и братья.
И вот тут Людмила сорвалась. С нею это периодически случалось – даже из-за ерунды какой могла так разъяриться, что разбега́йся кто куда! Бывало такое редко, и Людмила не спешила с этим бороться. Говорят же психологи, что периодические разрядки напряжения организму необходимы! У приступов ярости была и полезная практическая сторона – Коля с Риммой в таких случаях оба лихорадочно искали со страху пятый угол и потом довольно долго были тише воды, ниже травы.
– Да что ты говоришь! Нашла праздник! Я тебе сколько раз говорила, что не желаю тебя рядом с этим Арсеном видеть? Материны слова тебе – как об стенку горох? Не много ли ты о себе возомнила, девочка? Молоко на губах у тебя не обсохло такие решения принимать! Я тут надрываюсь, пытаясь тебя вразумить, деньги плачу, людей помочь уговариваю – а тебе хоть бы что? Я тебе запрещаю, слышишь! Запрещаю, я, мать твоя! Не будет никакой регистрации, не будет никакого замужества! Если поймешь когда, что к чему в жизни – тогда посмотрим, а до того изволь при матери быть и ее слушать!
Сразу что-то не так пошло, да не сразу разошедшаяся Людмила это заметила. Только когда остановилась дыхание перевести, поняла: Римма не вжимает голову в плечи (как ей положено делать, когда она боится), а стоит, вытянувшись в струнку. Вся белая, а в глазах плещется что-то, опасно близкое к ненависти.
– Так это ты! – свистящим шепотом выговорила она, когда мать замолчала. И такой это был шепот, что у Людмилы с переведением дыхания проблемы возникли.
– Тебе мало было всей той дичи, которую ты мне в уши вливала! Это ты устроила тот звонок от какой-то дурочки, якобы с Арсеном связанной! И другой, Арсену, с угрозами! И меня отравила тоже ты!
– Никто тебя не травил! Успокаивающее средство от экстрасенса, чтобы дурь из тебя повывести! Кто ж знал, что у тебя аллергия на него окажется! – огрызнулась Людмила, но менее уверенно, чем следовало бы.
– Ты себя слышишь, современная ты наша, продвинутая? Пошла к какой-то полоумной, не пойми какой гадостью собственную дочь напоила, лишь бы по-твоему все было! Мать-героиня!
Римма развернулась, пошла в свой закуток, выкинула из-под кровати спортивную сумку. В нее кое-как засунула свои книжки со стеллажа и нижнее белье из ящика комода:
– Остальное не беру, чтобы ты потом не кричала, что я тебя обобрала! На эти мелочи той стипендии, что ты всегда у меня забирала, с лихвой хватит! А дальше проживу как-нибудь!
– Ты куда это надумала? – опомнилась Людмила.
– Куда угодно, лишь бы тебя никогда больше не видеть! – отрезала Римма, поворачиваясь к двери. Но тут в ситуацию вмешалась третья сила, о которой основные участники событий напрочь забыли.
***
Отец и муж Коля, Николай Сергеевич, присутствовал при разыгравшейся сцене в роли элемента меблировки – бессловесного и бесправного. И вдруг ожил!
– Подожди-ка, дочь, – сказал он, стаскивая с высот шкафа давно пылившийся там старый чемодан. – Там в нем должен быть рюкзак – возьми себе. Чемодан я возьму. И складывай всю свою одежку, все вещи. В конце концов, я сколько лет в этот дом всю свою зарплату до последней копейки носил? Так что вполне могу считать, что это все за мой счет куплено, и никаких претензий к тебе у меня за это нет.
Вот тут Людмиле реально нехорошо сделалось. Чего-чего, а демарша Коли она не ожидала! Это все равно, что столкнуться с восстанием придверного коврика для ног!
Ошарашено хлопая глазами, она наблюдала, как муж и дочь споро запихивают в рюкзак и чемодан свои немногочисленные пожитки. Коля даже в ванную за зубными щетками сходить не забыл!
Чемодан, рюкзак и две спортивные сумки заполнились быстро. Коля снял с вешалки в прихожей свою штормовку, надел, похлопал по карманам, достал связку ключей, осторожно отцепил какие-то свои, рабочие, а те, что от квартиры, аккуратно положил на полочку под зеркалом. Римма свои туда же просто швырнула. И повернула ручку дверного замка.
– И куда же вы пойдете, независимые вы мои? – поинтересовалась Людмила. Она сама понимала, что должной иронии в ее голосе нет.
– Пока к одному моему коллеге, у него все отдыхать уехали, он дома один, переночевать точно пустит. Потом я к сестре поеду для начала. На развод сама подавай, что мне надо, я взял, остальное все твое. А у Риммы Арсен есть, пусть она потом с ним договаривается. Снять комнату не так и трудно. Римма, чего ты застыла, выходи! – Николай Сергеевич подтолкнул дочь, и оба вышли, не сказав «до свидания».
Собственно, свиданий более и не было. Ни он, ни она так и не вернулись.
***
С тех пор минуло уж десять лет. Клавдия Дмитриевна за это время сделалась похожей на бабушку в том классическом варианте, какой принят для иллюстраций в детских книжках. С зятем Гришкой она в конце концов примирилась и поладила. У них нашлась точка соприкосновения, и теперь каждую осень они слаженной парой обшаривали окрестные леса, возвращаясь с немалой грибной добычей.
Добытое Клавдия Дмитриевна сушила, солила, мариновала и даже жареным в банки раскладывала. А потом отделяла часть и отправляла почтой сыновьям, чьи жены сложным навыком грибной кухни не владели. Сыновья благодарили и спорили, кто из них первый бабушку на свадьбу внучки позовет. С дедушкой, конечно, ибо Вася вышел на пенсию и восторженно околачивался на даче – ему там очень нравилось.
С Людмилой Федотовной Клавдия Дмитриевна более не болтала. С Людмилой в доме вообще больше никто особо не болтал, ибо скандал с мужем и дочерью благодаря силе звучания половина соседей слышала. И встала на сторону бунтовщиков, нимало Людмилу этим не удивив. Но она не считала, что это повод отступаться от своих принципов.
Зятя Людмила так до сих пор и не видела. Как и двух внуков. О том, что они родились, узнала лишь из звонков бывшего мужа – тот решил, что хотя бы проинформировать ее стоит. Сам, кстати, отнюдь не плохо устроился – сперва у сестры жил, а затем и к вдовушке какой-то подженился, на лавочке вместе досиживать.
Римма не звонила. Вообще. Ни разу. И Людмила ей не звонила, хотя номерок Николай Сергеевич все же скинул.
Такое предательство прощать нельзя! Променять мать на мужика! Посметь перечить, когда родительские желания высказаны четко и определенно!
Конечно, себя Людмила тоже винила. То, что случилось, было бы невозможным, воспитай она дочь как следует. Надо было следить за ней строже, никаких задержек «по учебе», никаких книжек, мамой не одобренных, никаких подружек не пойми откуда и тем более друзей. Сама ведь пошла на поводу у бытовавших тогда веяний – «самостоятельность», «свободный выбор»! Вот теперь имеешь – дочь живет не пойми как, а тебе и стакан воды в старости подать некому…
