Николай застыл в дверном проёме, сжимая в руке ключи от машины. Он только что вернулся с работы, уставший, но довольный – сегодня ему доверили важный проект. А теперь стоял, как нашкодивший школьник, перед Любовью Алексеевной, которая возвышалась посреди коридора, скрестив руки на груди.
– Восемь часов тридцать две минуты, – с металлической ноткой в голосе произнесла она, выразительно посмотрев на наручные часы. – Мы ужинаем в восемь. Где ты был?
Николай глубоко вздохнул, досчитал до трёх и ответил:
– Любовь Алексеевна, я задержался на работе. Позвонил Вике, предупредил.
– Мог бы и мне позвонить, – отрезала она. – И вообще, что это за привычка – работать допоздна? Вика переживает. И твой ужин остыл.
Николай стянул ботинки, аккуратно поставил их на полку. Третья пара слева, именно там, где Любовь Алексеевна считала правильным их держать.
– Разуваться надо у порога, – бросила она, наблюдая за его движениями. – Сколько раз повторять? И куртку повесь на плечики, а не на крючок – помнётся.
Он молча подчинился. Спорить было бессмысленно, да и сил не осталось. Всего два месяца они с Викой жили в доме её матери, а казалось – целую вечность.
Идея переехать к тёще появилась весной, когда они с Викой всерьёз задумались о покупке собственного жилья. Ипотека на двадцать лет, грабительский первоначальный взнос, ежемесячные платежи, от которых становилось дурно. Собственных накоплений катастрофически не хватало.
– Коль, а что если мы к маме переедем на время? – предложила тогда Вика, ерошая его волосы. – За съёмное платить не будем – за год-полтора на хороший первый взнос накопим.
– К твоей маме? – Николай напрягся, вспоминая немногочисленные встречи с Любовью Алексеевной. Женщина она была… специфическая. – А у неё есть место для нас?
– Ты что! – Вика рассмеялась. – У мамы огромный дом, помнишь? Три спальни, кабинет, гостиная. Она там одна живёт, пока отец на вахте. Нам и комнату выделит, и места всем хватит.
Николай покачал головой:
– Не знаю, Вик. Как-то неловко к матери под крыло возвращаться. Мы взрослые люди…
– Какое «под крыло»? – возмутилась Вика. – Это временно, чтобы быстрее на своё жильё накопить. Мама сама предложила, между прочим.
– И ничего не попросит взамен? – с сомнением уточнил Николай.
– Ну, может, поможем иногда по хозяйству, – пожала плечами Вика. – Она же не монстр какой-то, Коль. Просто… немного своеобразная.
«Своеобразная» – это был самый мягкий эпитет, который можно было подобрать к железной леди Любови Алексеевне Кравцовой, учительнице математики с тридцатилетним стажем и репутацией, от которой дрожали не только ученики, но и родители, и даже коллеги.
– Не знаю, Вик… – вздохнул Николай, но видя умоляющий взгляд жены, сдался. – Ладно, давай попробуем. Месяц-два поживём, посмотрим.
Вика радостно взвизгнула и повисла у него на шее:
– Спасибо, Коленька! Вот увидишь, всё будет хорошо!
Как же он теперь жалел о своём решении.
Николай прошёл на кухню, где Вика разогревала в микроволновке его ужин, а Любовь Алексеевна восседала во главе стола, листая планшет.
– Опять фастфуд покупал? – не поднимая глаз, спросила она, когда он сел за стол. – От меня не скроешь – за версту чувствую запах этой дряни.
– Нет, Любовь Алексеевна, не покупал.
– Врёшь. От твоей куртки за километр несёт жареным маслом. И пивом, кажется?
Николай стиснул зубы. Да, чёрт возьми, он заехал в кафе и выпил бокал пива с коллегами, отмечая новый проект. Ему тридцать два года, и он, кажется, имеет на это право.
– Я заходил в столовую, – соврал он и тут же поймал насмешливый взгляд тёщи. Она знала, что он врёт, и наслаждалась этим.
– Тебе надо следить за питанием, Николай, – назидательно произнесла Любовь Алексеевна. – С твоей наследственностью… Вика говорила, у твоего отца диабет? И сердце пошаливает?
– Мама! – Вика поставила перед ним тарелку с рагу. – Перестань, пожалуйста.
– А что я такого сказала? – удивилась Любовь Алексеевна. – Я же о его здоровье беспокоюсь. Вы живёте в моём доме, я имею право высказывать своё мнение.
Николай принялся за еду, изо всех сил стараясь не показывать раздражения. Любое его недовольство неизбежно приводило к ссоре с Викой. «Она же хорошего желает», «Ты просто не привык к её манере общения», «Это же мама, Коль, ну потерпи».
– Кстати, Николай, – продолжила Любовь Алексеевна, – завтра в девять утра приедет сантехник менять смеситель в ванной. Ты же встанешь пораньше, правда? В выходной-то?
Николай поднял глаза от тарелки:
– Завтра суббота, Любовь Алексеевна. Я планировал выспаться.
– Выспаться? – она изобразила удивление. – В двадцать лет можно спать до обеда, а в твоём возрасте пора уже режим соблюдать. И потом, сантехника вызвала я, но дома меня не будет – у меня педсовет. Вика на своей йоге. Кто-то же должен дверь открыть?
Николай молча кивнул. Спорить было бесполезно.
– И ещё, – добавила Любовь Алексеевна, – я сложила твои рубашки в комоде. Надеюсь, ты не против? Как ты их складывал – это же кошмар какой-то. И носочки твои перебрала, некоторые уже совсем никуда не годятся – выбросила.
Вилка звякнула о тарелку. Николай медленно поднял глаза.
– Вы рылись в моих вещах?
– Я наводила порядок, – отрезала Любовь Алексеевна. – Это мой дом и ты будешь жить тут по моим правилам, – её голос зазвенел сталью. – Если тебя что-то не устраивает – скатертью дорога.
Воцарилась тяжёлая тишина. Вика замерла у раковины, не зная, что сказать.
– Спасибо за ужин, – Николай поднялся из-за стола. – Пойду в душ и спать. Завтра рано вставать.
На следующий день, едва дождавшись ухода сантехника, Николай буквально сбежал из дома – взял машину и поехал куда глаза глядят. Просто чтобы побыть одному, подышать, подумать.
Уже третий месяц он жил как на иголках. Любовь Алексеевна контролировала каждый его шаг – от времени подъёма до содержимого его тарелки. Она решала, какую программу смотреть по телевизору, когда включать стиральную машину, какой стиральный порошок покупать. Она даже умудрялась указывать ему, какую зубную пасту использовать.
«Это мой дом и ты будешь жить тут по моим правилам»… Эта фраза преследовала его. Иногда ему казалось, что он сходит с ума. Единственное, что удерживало его от побега – Вика и мысль о собственной квартире.
Вечером, вернувшись домой, он с удивлением обнаружил у дома знакомый потрёпанный джип.
– Папа приехал! – радостно сообщила Вика, встречая его в прихожей. – С вахты вернулся!
Василий Петрович, отец Вики и по совместительству его тесть, был полной противоположностью своей жены. Невысокий, коренастый, с обветренным лицом и добрыми глазами, он большую часть года проводил на Севере – работал на нефтедобывающей платформе. Дома появлялся наездами, обычно на месяц-полтора между вахтами.
– Коля! – загрохотал его бас из гостиной. – Иди сюда, зятёк!
Василий Петрович сидел в кресле, вытянув ноги, с бутылкой пива в руке. При виде Николая он расплылся в улыбке:
– А вот и мой любимый программист! Как жизнь, как работа?
– Нормально, Василий Петрович, – Николай пожал протянутую руку. – Рад вас видеть.
– И я рад, очень рад, – закивал тесть. – А где моя ненаглядная супруга? – он подмигнул.
– Мама к Зинаиде Васильевне пошла, – ответила Вика. – Вернётся поздно, у них там какой-то педсовет чрезвычайный.
– Вот и славно! – обрадовался Василий Петрович. – Значит, можем спокойно посидеть, поговорить. Коля, ты как насчёт шашлычка? Я мясо привёз отличное, и погода – смотри какая, грех не воспользоваться.
Через полчаса они уже сидели на заднем дворе. Василий Петрович колдовал над мангалом, Вика накрывала на стол, а Николай нарезал овощи для салата. Впервые за долгое время он чувствовал себя… нормально.
– Вика, – окликнул дочь Василий Петрович, – сбегай-ка в дом, там в моей сумке термос с брусничной настойкой. И стаканчики захвати.
Когда Вика скрылась в доме, тесть понизил голос:
– Ну что, Коля, давай начистоту. Как вы тут с Любой уживаетесь?
Николай замялся:
– Нормально, Василий Петрович. Всё хорошо.
– Да ладно тебе, – усмехнулся тесть. – По лицу вижу – всё не хорошо. Любка строит тебя, а?
Николай не хотел жаловаться, выглядеть нытиком в глазах тестя. Но тяжесть последних месяцев вдруг навалилась с новой силой.
– Тяжеловато, – признался он. – Но мы справляемся. Вике хорошо с мамой, а я… потерплю.
Василий Петрович покачал головой:
– Эх, Коля… Я же вижу – совсем она тебя замордовала. Вон какой бледный ходишь, дёрганый. Ты это… не бери близко к сердцу. Любка, она такая – любит командовать, порядки свои устанавливать. Думаешь, почему я на вахту-то езжу? – он хмыкнул. – Потому что постоянно я бы её не выдержал.
– А почему не развелись? – вырвалось у Николая, и он тут же пожалел о своём вопросе. – Извините, это не моё дело…
– Да ладно, чего уж там, – махнул рукой Василий Петрович. – Не принято как-то раньше было. Дочка маленькая, работа-дом… А потом привык. Да и не со зла она всё это, характер такой. Властный.
Он перевернул мясо на решётке, помолчал.
– А у вас-то как с квартирой? Копите?
– Копим, – кивнул Николай. – Но медленно. Цены растут быстрее, чем мы откладываем.
Василий Петрович задумчиво посмотрел на него:
– Слушай, зять, а давай-ка я тебе помогу. Дам денег на первоначальный взнос. С учётом ваших накоплений, должно хватить на небольшую квартирку.
– Что? – Николай удивлённо посмотрел на тестя. – Нет, Василий Петрович, я не могу…
– Можешь-можешь, – отмахнулся тот. – Скажешь Вике, что премию дали большую. Или проект какой-то сделал. Не важно. Главное – съехать отсюда, пока Любка вас совсем не заела. Я же вижу – не даст она вам тут жизни. Уж я-то знаю.
– Но это слишком много…
– Не спорь со стариком, – Василий Петрович шутливо погрозил ему лопаткой для мяса. – Считай это инвестицией в ваше будущее. Вернёшь, когда разбогатеешь.
– Спасибо, – только и смог выдавить Николай. – Я… мы очень благодарны.
– Да ладно, – махнул рукой тесть. – Семья всё-таки. И потом, я в тебя верю, Коля. Вы с Викой молодцы, работящие. Обустроитесь, заживёте своим домом.
– Не жалеете? – вдруг спросил Николай. – Ну, что сами всю жизнь так… под каблуком?
Василий Петрович долго смотрел на огонь, потом тяжело вздохнул, махнул рукой и промолчал. И в этом молчании Николай услышал больше, чем в любом ответе.
Через неделю Николай сообщил Вике о «неожиданной премии». Ещё через месяц они въехали в свою квартиру – маленькую, но свою. Любовь Алексеевна поджимала губы, но открыто противиться не стала. К тому же, Василий Петрович твёрдо встал на сторону молодых:
– Им своим домом пора жить, Люба. Взрослые люди, семья. Нечего под нашей крышей ютиться.
В новой квартире Николай наконец-то вздохнул свободно. Он мог спать до обеда в выходные. Мог есть пиццу, сидя перед телевизором. Мог разбрасывать носки и не складывать рубашки по линеечке. А главное – чувствовал себя хозяином в собственном доме.
Отношения с тёщей постепенно наладились – на расстоянии Любовь Алексеевна стала гораздо терпимее. Теперь они виделись раз в неделю, на воскресных обедах, и этого было вполне достаточно.
Прошёл год. Однажды Николай позвонил тестю:
– Василий Петрович, нам нужно встретиться. Только без Вики, если можно.
Они встретились в небольшом кафе недалеко от работы Николая. Василий Петрович, загорелый после очередной вахты, выглядел помолодевшим.
– Ну, давай, зять, выкладывай, – улыбнулся он, когда им принесли пиво. – Что стряслось?
– Ничего плохого, – заверил его Николай и достал из внутреннего кармана пиджака конверт. – Вот, хотел вернуть долг.
Василий Петрович удивлённо поднял брови:
– Какой ещё долг?
– Деньги, которые вы дали нам на первоначальный взнос. Я всё вернул, до копейки, – Николай положил конверт на стол. – Спасибо вам огромное. Вы нас тогда буквально спасли.
– Да ты что! – изумился тесть. – Уже накопил? Как?
Николай смущённо улыбнулся:
– За этот год я устроился на другую работу, с более высокой зарплатой. Плюс подрабатывал в выходные и вечерами – курьером, в такси. Вика тоже старалась, частных учеников взяла. Мы очень хотели рассчитаться с долгом.
– Молодец! – Василий Петрович с уважением посмотрел на зятя. – Настоящий мужик! Уважаю такой подход. Не ожидал, честно говоря.
– Спасибо, что поверили в нас, – серьёзно сказал Николай. – Это был важный урок. Теперь я понимаю, что мы сами можем решать свои проблемы. И отвечать за свои решения.
Василий Петрович откинулся на спинку стула, разглядывая зятя с нескрываемой гордостью. Потом решительно подвинул конверт обратно:
– Нет, Коля, не возьму. Достойный поступок, я оценил! Но деньги не возьму. Вам с Викой пригодятся.
– Но…
– Никаких «но», – отрезал тесть. – Считай это моим вкладом в ваше будущее. Может, на детскую комнату пойдёт, а? – он хитро подмигнул.
Николай смущённо улыбнулся:
– Вообще-то… Вика на четвёртом месяце. Мы хотели всем сказать на следующей неделе, на дне рождения Любови Алексеевны.
– Вот это новость! – Василий Петрович расплылся в улыбке и крепко пожал руку зятя. – Дед, значит, буду? Ну, теперь точно забирай свои деньги – внуку или внучке пригодятся! И это… – он понизил голос, – Любке пока не говори, ладно? Пусть сюрприз будет. А то начнёт командовать, как Вике питаться, что носить… – он подмигнул.
Они рассмеялись, и Николай поймал себя на мысли, что впервые чувствует настоящую, крепкую связь с этим человеком. Быть может, Василий Петрович не сумел построить свою жизнь так, как хотел, но он помог им с Викой избежать той же ошибки. И это было важнее всех денег мира.
– За внука или внучку! – Василий Петрович поднял кружку.
– За семью, – добавил Николай. – За то, чтобы каждый был хозяином в своём доме.
И они выпили, зная, что это правильный тост. Потому что дом – это не просто стены и крыша. Это место, где ты можешь быть собой. Где твоё слово имеет вес. Где правила создаёшь ты сам.
Это место, которое по-настоящему твоё.
