– Катька! Где тебя носит? – визгливо крикнула с крыльца Ольга, кутаясь в серую пуховую шаль, – пирожки-то горят, зараза ты такая!
Катя, худощавая пятнадцатилетняя девчушка с грустными серыми глазами, в старой потрёпанной куртке, испуганно выскочила из сарая с лопатой в руках:
– Вы же сказали дорожку расчистить.
– Стряпню на кого бросила?
Девчонка пулей влетела в дом, спасать пирожки. Но тётка их уже вынула из духовки и Мишка с Юркой, двоюродные Катины братья, восьми и девяти лет, обнюхивали противень со всех сторон, не решаясь хватать горячее.
– Так я пойду? – посмотрела Катя на тётку, – Почищу снег?
– Ничего доверить нельзя, всё самой делать приходится. – Ольга посмотрела сердито и пошла ставить чайник. – Вот безголовая!
Катя вышла из дома, а тётка всё продолжала ворчать.
Катя с пяти лет, после трагической гибели родителей, жила у тёти Ольги и дяди Виктора. Каждый день она мыла полы, стирала, прибирала, готовила еду и заботилась о младших братьях.
И хоть дом был небольшой, всего-то кухонка и две комнаты, но работа в нём для Кати всегда находилась. А Ольга, властная и мелочная, постоянно была недовольна: «Не так вымыто», «не вовремя подано», «плохо приготовлено». Виктор, молчаливый и угрюмый, лишь изредка бросал в её сторону колючий взгляд, словно подтверждая слова жены.
…
Катя чувствовала себя чужой и лишней в этом доме. Единственным утешением была учеба в школе, где она всегда старалась задерживаться подольше после уроков. В школьной библиотеке она выполняла все домашние задания и только потом неспеша шла домой.
Дом находился в глубине частного сектора, далеко от автобусной остановки. И зимой по темноте идти было страшновато, но дома она чувствовала себя гораздо хуже, чем в безлюдных закоулках.
Иногда, правда, попадались попутчики-соседи, и Катя, стараясь не отставать, держалась поближе к людям.
– Не сильно обижают тебя опекуны, а Катюшка? – спросила однажды соседка Рита, шагая рядом с полной сумкой.
Катя взялась за одну ручку, чтобы облегчить ей ношу.
– Если что, беги к нам, не терпи издевательства. Ольга, вижу, и своих пацанов шпыняет, а уж тебя-то… Обижает? Бьёт? Скажи.
– Нет, не бьёт, кричит только, обзывает. Так она просто привыкла, по-другому не может.
– Вот разъедемся теперь в разные стороны, кто тебя там защитит. Здесь она всё равно меня опасается, я ей так и сказала – не смей сироту обижать, узнаю, сообщу куда надо. А там, неизвестно, кто рядом будет.
– Вы уезжаете, тёть Рит?
– Так ведь и вы тоже. Всех раскидают.
– Куда раскидают?
– Так под снос ведь идём. Место выгодное для строительства, почти центр города. Новостройки к нам подбираются, вот напасть-то.
Разговоры об этом давно ходили, но все надеялись, что не скоро случится.
Кате стало тревожно. Где жить придется, возьмут ли ее родственники с собой в новое жилье?
– Знаешь что, девонька, ты в опеку сходи, поинтересуйся насчёт жилплощади. Тут такие дела, что как бы тётка твоя без угла тебя не оставила. Мутит она с домом. Сколько раз спрашивала её, прямо не говорит, виляет. На ком дом записан?
– На ком?
– Вопрос на миллион. И не на один. Опека должна проконтролировать, думаю.
– Так взрослые знают, наверное, сделают всё, как положено по закону.
– Если бы все по закону жили! Ох, милая…
– Ну и ладно, я после девятого в колледж пойду, там общежитие есть, так что пусть делают, что хотят, мне уже без разницы.
– Глупая. После колледжа жить где будешь?
– Нет, к ним не вернусь, всё равно. Так что меня эти проблемы вообще не волнуют.
– Как не волнуют? Дед твой этот дом строил. Родители достраивали. Для тебя старались. Хоть и небольшой домишко у вас, но ведь свой.
– Для меня? Я думала, это дом тётки. Она всегда говорит, что взяла меня к себе из жалости.
– Змеюка какая!
…
Едва переступив порог, Катя заметила встревоженные лица своих опекунов.
Из сеней она слышала их взволнованные голоса, но при её появлении оба замолчали, как по команде.
– Тёть Рита говорит, что наши дома сносить будут, – с ходу выпалила Катя, внезапно вдруг осмелев, – это правда? Уже известно, куда нас переселят?
Ольга с Виктором переглянулись.
– Мала ещё, не детские это проблемы, – Ольга встала, торопясь уйти от щепетильного разговора.
Катя не стала настаивать. Но на следующий день она отпросилась пораньше из школы, и вернулась домой, пока взрослые были на работе, а дети в школе.
Она отлично знала место, где хранились все важные семейные документы, но раньше они никогда не вызывали у нее интереса.
Сейчас, взяв в руки папку, она вдруг почувствовала сильное волнение и несколько минут не могла решиться заглянуть внутрь. А когда стала разглядывать документы, сердце её забилось быстрее.
Эти бумаги подтверждали право собственности на дом… её право!
…
Катя была потрясена. Всё это время, работая как батрачка, она, оказывается, жила в доме, который по праву принадлежал ей! Слёзы радости и обиды хлынули из глаз.
Прибежавшие из школы братья загремели пустыми кастрюлями.
– Катька, а чё ничего не сварила, что ли?
– Сами варите, я вам не кухарка.
Мальчишки посмотрели удивлённо.
– Нам-то чё, мы себе бутербродов сделаем. Тебе же влетит.
– Не влетит.
Она встретила опекунов вечером с документами в руках.
– Какие интересные факты обнаружила я сегодня. Получается, что это не вы меня приютили, а я вас.
Тётя Оля побледнела, увидев в её руках бумаги, а дядя Виктор побагровел, глаза его зло сверкнули.
– Что ты себе там возомнила? Это Ритка тебе мозги задурила?
– Живёте в моём доме и при этом годами заставляли работать на вас, сделали своей нянькой, служанкой и домработницей! Называли меня нахлебницей и приживалкой, – у Кати задрожал подбородок, она не смогла сдержать слёз, расплакалась, как ребенок.
– Разве мало мы для тебя сделали? В детдоме лучше было бы, думаешь? – начала оправдываться Ольга, – кормили, одевали, ни в чём не нуждалась.
– На моё же пособие, – всхлипнула Катя, – Как-будто бы я не знаю.
– Неблагодарная! Что ты со своим пособием делала бы в пять лет, если бы не мы? Десять лет тебя нянчим, ни разу благодарности не услышали.
Катя вытерла слёзы и решительно заявила:
– Я теперь уже взрослая, сама могу о себе позаботиться, и хочу жить одна. Опекуны мне не нужны больше. Уходите из моего дома.
– Никто несовершеннолетней не позволит одной жить. В детдом пойдёшь! Хочешь? – взвизгнула Ольга.
– Хочу! Лучше в детдоме, чем с вами. Больше не собираюсь быть вашей жертвой. И в свою новую квартиру, которую дадут после сноса дома, я вас не пущу, не надейтесь.
– Точно, Ритка её науськала, – Ольга посмотрела на мужа, – сама не додумалась бы. – Она заглянула в холодильник, – хоть бы картошку в мундире сварила. Что ты в позу встаёшь? Одна мы семья, родня близкая. Я ведь родная сестра твоей матери. Это и мой дом был. Наших родителей. А она, пока я была в отъезде, уговорила мать дом на неё оформить.
– Ничего не знаю, это мой дом. Я хочу жить одна, уходите.
– Куда? У нас только малосемейка в двенадцать квадратов.
– Ничего, поместитесь.
– Мы за тебя в ответе перед законом, – подал голос Виктор, – должны рядом быть. Если уйдём, то только с тобой вместе. В малосемейку.
– Ах, так вы рассчитывали мой дом захапать? Нетушки! Не мечтайте.
– Разоблачительница сопливая. Мы просто жить на земле, в доме с садом все вместе хотели. Он твоим как был, так и остался. А вот если под снос пойдет, дадут тебе студию на двадцатом этаже, вот и радуйся.
…
Согласования о сносе частного сектора и строительстве на этом месте высоток шли как раз до катиного совершеннолетия.
Родственники вернулись в малосемейку и занялись оформлением своей ипотеки.
Катя получила компенсацию в виде небольшой квартиры в новостройке на семнадцатом этаже.
Первое время она радовалась своей свободе и независимости, но постепенно начала тосковать по дому с садом, по грядкам и клумбам, по баньке, и даже по своим грубиянам родственникам. Одиночество совсем ей не нравилось, а вокруг были все незнакомые.
– Привет, соседка, – окликнул её однажды долговязый парень у лифта, – чего грустишь?
– Привет, – она присмотрелась внимательно, – где-то я тебя видела.
– Ещё бы. Я Семён. На одной улице жили, только я в другой стороне. И тебя гулять за забор не пускали.
– Почти родня, – обрадовалась она. – Ты из какой квартиры?
– Не запомнил ещё, номера трёхзначные, непривычно.
– Наверное, двоечник. Я сразу запомнила.
– Сейчас покажу. Пойдём.
Они вышли из лифта, он повел ее к своей двери.
– Триста девяносто седьмая. Заходи, первой гостьей будешь.
– У тебя квартира точно, как моя, только зеркально. Пойдем, сам увидишь. Налево по коридору.
– Ты одна живёшь?
– Одна. От опекунов, наконец, избавилась. А ты?
– Тоже. Предки к родственникам на Волгу перебрались, а у меня здесь работа, мне нравится.
После такого лёгкого знакомства, довольно быстро они стали жить вместе, вскоре поженились и решили поменять две маленькие квартиры на одну большую.
– А знаешь, – мечтательно сказала Катя, – так хочется жить опять в своем доме, утром к завтраку ягодки и огурчики с грядок рвать… Совсем не нравится мне в квартире, никак не могу привыкнуть.
– Я тоже. Может дом поищем? Хотя, у нас не получится, денег не хватит. Ипотеку большую брать надо. Если только пригород рассмотреть, минут пятнадцать на машине от города. Он скоро в черте города будет. Хочешь?
– Давай съездим, на месте сориентируемся.
Они нашли дом пригороде с небольшой доплатой. Переехали, начали обживаться.
И вдруг неожиданно столкнулись на улице с Ольгой.
– А вы что здесь? – удивилась она.
– Живём, дом купили.
– Как? Тоже?
– Что значит – тоже?
– Так и мы, вон тот, с синей крышей, – ипотеку оформили.
– Это что же, мы соседями будем? – воскликнула Катя.
– Всё злишься и обижаешься?
– Нет, давно успокоилась. И вы на меня не обижайтесь, тёть Оль, в гости заглядывайте.
– Тоже приходите, не забывайте. Это ведь даже хорошо, что родня рядом, мало ли что.
– Зайдём обязательно, – пообещали хором Семён и Катя.
