— Раз тебе есть, кому оставить ребёнка, собирайся на дачу копать грядки, — деловито произнесла свекровь, даже не спрашивая, какие у меня на сегодня планы.
Я стояла в прихожей, крепко держа в руке сумку — уже почти наготове к первому за долгое время нормальному выходному. Всего несколько часов себе: пройтись по магазинам, забежать к Оксане на кофе, просто посидеть одна в тишине и не слушать: “Мааам, а где мои носки?”
Ребёночка забрала бабушка с моей стороны — огромная удача и редкость.
Душа цвела. Я уже расписала эти несколько часов по минутам: посмотреть сериал в наушниках, полистать книжку в кафе, забыться среди городских шумов, где никто не дергает за плечо.
И вот — звонок: “Привет, Лена. Ты освободилась, значит? Ну и слава богу. Дача у нас не ждёт — земля прямо зовёт!”
Свекровь никогда не спрашивала, просто ставила перед фактом. Для неё чужое “свободное время” — это некий резерв семейных сил, который автоматически перераспределяется на огород, саженцы, картошку и многочасовой караул на грядках.
Я уже почти ничего не чувствовала — слишком устала. Было ощущение, что я снова вернулась в круговорот, где только и слышишь: “ты должна”, “ты обязана”, “а кто ещё, кроме тебя?”
— Тамара Петровна, у меня…
— Ни у кого нет своих дел, когда у нас страда огородная! Все женщины в семье всегда помогали.
Я сжала губы. Как хочется хотя бы раз не оправдываться, не объяснять, не быть “виноватой за себя”.
Удивительно… Как только у женщины появляется лишний час, он сразу по умолчанию становится чьим‑то. Только задумалась выдохнуть — тут же тебе уже планы расписали.
Я стояла перед зеркалом в прихожей: вроде взрослая, а внутри всё равно дрожит что‑то — обида? Безысходность? Или эта вечная злость на себя, что не умею сказать “нет”?
Тамара Петровна уже привычно перешла на тон “старшей по званию”:
— Лена, у меня самой давление скачет, я уже летняя женщина, а у вас — молодёжь, глаза горят! Не уезжать же мне одной на дачу пахать, ты у нас крепкая…
В этот момент мне вдруг просто надоело.
Я закрылась в ванной, положила ладонь на грудь — сердце билось тревожно, но тихо: “Лена, ну когда же ты наконец пожалеешь себя, а не всех вокруг…”
Павел с утра зыркал в телефон и сглатывал вопросы:
— Ты маму поняла? Она уже картошку купила, ждет, говорит, что без тебя никак. Лена, не усложняй…
— То есть, — перебила я спокойно, но твёрдо, — у меня единственный полдня за месяц, когда мне можно отдохнуть, и я должна ехать копать, потому что мама решила?
Он откинулся на спинку дивана, почесал макушку:
— Лен, ну так принято… Мама ж нервничать будет!
— А я, Паша? Я вообще у себя когда-нибудь спрошу, чего хочу?
Вдруг стало страшно — и вдруг легко. Я говорила это впервые за много лет — так, чтобы вслух. Чтобы понятно было не только ему, но и мне самой.
Павел промолчал, видно, не ожидал такой резкости. Глаза отвёл:
— Может, тебе и правда лучше… ну, заняться собой сегодня?
Удивительно, но впервые в голосе прозвучало разрешение. Или даже робкое сочувствие.
Я аккуратно набрала свекровью номер:
— Тамара Петровна, сегодня не смогу. Мне тоже нужно отдыхать, я не железная. Спасибо, что зовёте, но планы — важные, для себя.
В трубке повисла громкая пауза — обида читалась даже через шипение статического шума:
— Ну ладно… живите, как знаете. Я БЕЗ МОЛОДЫХ ОБРАЗУЮСЬ.
Короткие гудки. Сердце стучит. Но и — ура! — не сорвалась, не оправдывалась, не подчинилась.
Я впервые почувствовала себя взрослой — даже не матерью, женой, не “молодой помощницей”, а просто женщиной, человек для самой себя.
На следующее утро мне позвонила мама. Голос был будничный, но я сразу почувствовала — знает уже.
— Лена, ты что это, с Тамарой Петровной не поехала?
Я глубоко вдохнула, представляя, как сейчас скрипнет мамин стул на кухне— она всегда слушает меня, перемешивая чай.
— Мам, я устала. Просто устала всегда быть для всех. Хоть раз захотела быть для себя.
С той стороны молчание. Потом — вздох, знакомый с детства.
— Ну что, Ленусь… Молодец. Пора бы.
Я вдруг испытала что-то новое. Не горечь, не вину, а такое… внутреннее тепло. Как будто нашлись слова прощения самой себе.
В доме поутихло. Муж не докучал. Вайбер молчал — даже свекровь не писала уже пятый час. Я слушала, как тикают часы на стене и шуршит за окном весенний ветер. Вместо «раз тебе есть, кому оставить ребенка», — в голове прозвучало: «раз тебе есть, чего пожелать самой себе, выбирай».
Вечером Павел осторожно обнял меня за плечи:
— Давай завтра просто сходим всей семьёй в парк. Без грядок…
В его словах не было ни боязни, ни вины — есть только жизнь, пусть и по-новому.
Я поняла вдруг: чтобы быть хорошей женой, дочерью, матерью — надо хоть немного побывать просто собой.
