— Володя, ты понимаешь, что от тебя ничего не осталось? — Анна стояла у окна, не оборачиваясь.
— Понимаю, — ответил Владимир Степанович, складывая последние вещи в потертую сумку. — Но я не виноват.
— Неважно уже. Важно то, что люди в это верят.
Пять месяцев назад Владимир Морозов был совладельцем процветающей строительной фирмы. Сейчас он собирал пожитки, чтобы уехать в никуда. Обвинение в растрате двух миллионов рублей повисло над ним, как дамоклов меч. Официально дело закрыли за недостатком улик, но грязь прилипла намертво.
Максим Ткачев, его партнер по бизнесу и друг с университетских времен, выразил сочувствие публично. Но Владимир видел в его глазах что-то еще. Что-то, что заставляло вспомнить старые обиды: как Максим завидовал его семейному счастью, как косо смотрел на успехи фирмы, как слишком часто заходил в гости, когда Владимира не было дома.
— Максим предлагает помочь, — продолжила Анна. — Он готов дать денег на первое время.
— Как великодушно, — усмехнулся Владимир. — А ты что думаешь об этом предложении?
Анна обернулась. В ее глазах стояли слезы, но лицо оставалось решительным.
— Я думаю, что наши дети должны спокойно закончить школу. Думаю, что двадцать пять лет брака что-то значат. И думаю, что ты сам знаешь ответ.
Владимир кивнул. Он действительно знал. Анна уже сделала выбор.
В маленьком городке Семеновске, где Владимир остановился через неделю, его никто не знал. Комната в доме у Евдокии Петровны стоила три тысячи в месяц. Работа сторожа на лесопилке давала еще двенадцать. Хватало на жизнь.
Старая хозяйка оказалась разговорчивой. За ужином она рассказывала о соседях, о своих болячках, о том, как дорожает все на свете. Владимир слушал, кивал, иногда помогал по хозяйству. Впервые за много лет он чувствовал себя нужным без всяких расчетов.
— Знаете, Евдокия Петровна, — сказал он однажды, колотя дрова во дворе, — а может, я и правда виноват. Не в том, в чем меня обвиняют, а в том, что слишком доверял.
— Доверие — не грех, — ответила старушка. — Грех — этим доверием пользоваться.
По вечерам Владимир сидел в интернете. Смотрел, как живут те, кто остался в прежней жизни. Максим расширил бизнес, купил новую машину, часто появлялся на фотографиях с Анной. Она выглядела счастливой. Их общие дети — уже девятнадцатилетние близнецы — тоже были на этих снимках.
Почему он не чувствовал злости? Должен был, но не чувствовал. Была лишь тупая боль, которая с каждым месяцем становилась все менее острой.
Через два года Владимир понял: он не хочет возвращаться. Не хочет мстить, доказывать правоту, восстанавливать справедливость. Хочет просто жить. Работать руками, помогать Евдокии Петровне, читать книги, которые никогда не находил времени прочесть.
Но прошлое не отпускало. Однажды утром позвонил незнакомый номер.
— Папа? — голос сына дрожал. — Папа, мне нужно с тобой поговорить.
— Что случилось, Артем?
— Максим… дядя Максим попал в аварию. Он в больнице. Мама просит тебя приехать.
Владимир смотрел в окно на осенний двор, где желтели листья. Евдокия Петровна возилась с цветами на подоконнике.
— Зачем я ей нужен?
— Не знаю. Она плачет и говорит, что все было неправильно. Что ты должен это знать.
В дороге Владимир думал о том, что скажет Анне. Что скажет Максиму, если тот придет в сознание. Что скажет самому себе, когда снова окажется в городе, который когда-то был его домом.
В больничном коридоре Анна выглядела постаревшей. Серые пряди в волосах, морщинки у глаз, усталость в голосе.
— Спасибо, что приехал.
— Как он?
— Врачи говорят, что выживет. Но… Володя, он признался. Перед операцией думал, что умрет, и признался. Это он взял те деньги. Он хотел, чтобы ты ушел из бизнеса. Хотел, чтобы я… чтобы мы…
Владимир слушал, и странное спокойствие наполняло его. Не торжество, не злорадство. Просто спокойствие.
— Что теперь? — спросил он.
— Не знаю. Максим хочет все исправить. Хочет публично извиниться, вернуть деньги, восстановить твою репутацию.
— А ты?
Анна посмотрела на него долгим взглядом.
— Я поняла, что любила не тебя. Любила твой успех, твое положение, твои возможности. А когда они исчезли… Прости меня.
Владимир улыбнулся. Первый раз за три года он улыбнулся искренне.
— Я не злюсь, Аня. Честно. Я благодарен.
— За что?
— За то, что узнал, какая жизнь у меня есть на самом деле. Без всех этих игр, амбиций, доказательств.
Он повернулся к выходу, потом остановился.
— Передай Максиму: пусть живет спокойно. Я не буду ничего требовать.
— Ты не вернешься?
— Зачем? У меня там есть дом. Настоящий дом.
Через два дня Владимир был снова в Семеновске. Евдокия Петровна встретила его на крыльце.
— Ну что, разобрался со своими делами?
— Разобрался.
— И как?
— Оказывается, дела были не мои.
Старушка кивнула, как будто всегда это знала.
— Иди, чай стынет. Расскажешь за ужином.
Владимир зашел в дом, где его ждали тепло, покой и простая человеческая доброта. То, что никому не надо было отбирать, потому что оно принадлежало всем.
