— Вы тоже находите, что в этой картине есть что-то… неуловимое? — голос за спиной Виктора Сергеевича был мягким, с легкой хрипотцой.
Он обернулся и увидел молодую женщину в лёгком бежевом пальто. Она стояла, склонив голову набок, разглядывая полотно Айвазовского, которым он любовался последние минут десять.
— Да, есть, — кивнул Виктор Сергеевич, невольно поправляя очки. — Вода у него всегда… живая.
— А я думала, что одна такая странная, — улыбнулась незнакомка. — Все мои подруги считают, что ходить по музеям — занятие для пенсионеров.
Она протянула руку:
— Ольга.
Это был 2015 год, осень. Виктор Сергеевич Семенов, 52-летний инженер с тридцатилетним стажем, не искал новых знакомств. После смерти жены Надежды пять лет назад он почти не общался с женщинами, если не считать коллег по работе и продавщицу в соседнем магазине. В тот день он просто решил сходить в музей — это было их с Надей любимым воскресным занятием.
Тридцатилетняя Ольга Павловна казалась совершенно неуместной среди чопорных смотрительниц и пожилых ценителей искусства. Яркая, с модной стрижкой и в туфлях на высоких каблуках, она выделялась как экзотический цветок среди осенних листьев.
— Вы так увлеченно смотрели, что мне стало интересно, что же вы там видите, — говорила она, когда они уже сидели в музейном кафе.
Виктор Сергеевич смущенно крутил в руках чашку с остывающим кофе.
— Я в молодости и сам немного рисовал. Любительски, конечно.
— Правда? — Ольга подалась вперед, глаза загорелись. — А у вас сохранились работы? Мне так интересно! Я всегда обожала живопись.
В тот вечер он впервые за долгое время пригласил кого-то к себе домой. Бормотал что-то вроде «беспорядок, давно никого не было», но Ольга лишь отмахивалась и восхищенно разглядывала его скромную двушку на окраине, заставленную книгами и заваленную бумагами.
— О, а это вы рисовали? — она остановилась перед небольшим пейзажем, висевшим в простенке между окнами.
— Да, это… — Виктор Сергеевич замялся. — Это наша дача. Была наша. Продал после смерти жены.
— Очень талантливо, — Ольга смотрела на картину с таким искренним восхищением, что ему стало неловко. — Вы должны продолжать рисовать!
Когда они поженились через три месяца, коллеги по заводу качали головами и перешептывались за спиной. Женщина на двадцать два года моложе! И как только окрутила? Старый дурак — так, наверное, думали многие. Но Виктор Сергеевич был счастлив. Или думал, что счастлив.
Первые звоночки прозвенели почти сразу, но он не хотел их слышать. Ольга никогда не работала — «не могла найти себя», как она говорила. В свои тридцать она уже успела побывать замужем за каким-то бизнесменом, который, по ее словам, «страшно ревновал» и «был настоящим тираном».
— Понимаешь, Витя, я хочу выглядеть достойно рядом с тобой, — говорила она, когда он впервые удивился внушительному счету из салона красоты. — Я же теперь жена уважаемого человека!
Он не возражал. Инженерская зарплата была скромной, но у него были сбережения после продажи дачи, и он привык жить экономно.
К концу первого года совместной жизни Ольга полностью преобразила их квартиру — исчезли старые книжные полки, потертый, но любимый диван, даже картины Виктора Сергеевича перекочевали в кладовку.
— Витенька, ну кто сейчас так живет? — говорила она, расставляя на новеньком стеклянном журнальном столике какие-то декоративные фигурки. — Нужно идти в ногу со временем!
— Ты с ума сошла? — Виктор Сергеевич держал в руках выписку по кредитной карте и не верил своим глазам. — Семьдесят тысяч за месяц?
Ольга сидела перед зеркалом, нанося крем на лицо, и даже не повернулась.
— А что такого? Мне нужно было обновить гардероб. И косметика закончилась.
— Какой гардероб? У тебя шкаф ломится от вещей! А эти… — он пробежал глазами по списку покупок, — духи за пятнадцать тысяч? Ты в своем уме?
— Не кричи на меня! — она резко развернулась, и Виктор Сергеевич увидел ее лицо — злое, с поджатыми губами. — Я что, не имею права выглядеть хорошо? Ты хочешь, чтобы я ходила как старуха?
— При чем тут старуха? Мы не можем себе этого позволить! Я не олигарх, Оля!
— Да, я заметила, — она отвернулась к зеркалу. — Если бы я знала…
Она не договорила, но Виктор Сергеевич прекрасно понимал, что она хотела сказать. Если бы она знала, как скромно им придется жить, она бы не вышла за него замуж.
— А помнишь, как мы с тобой картошку на даче сажали? — Виктор Сергеевич смотрел в окно на моросящий дождь.
Они с Надей купили участок в 1992-м, в самое тяжелое время. Шесть соток, покосившийся домик и надежда прокормиться своими овощами.
— А? — Ольга не отрывалась от телефона, что-то увлеченно листая. — Нет, я никогда картошку не сажала. Фу, грязь эта, колорадские жуки.
— Надя никогда не жаловалась, — вырвалось у него.
— Опять твоя Надя! — Ольга отбросила телефон. — Я уже сто раз слышала, какая она была идеальная! Скромная, работящая, никогда ни на что не жаловалась! Тогда какого черта ты на мне женился? Иди, выкопай свою Надежду!
Виктор Сергеевич застыл. Внутри что-то оборвалось.
— Извини, — Ольга подошла, обняла его за плечи. — Я не хотела. Просто ты постоянно сравниваешь…
Он молча высвободился из ее объятий и вышел из комнаты.
В тот вечер он достал из кладовки свои старые картины и долго смотрел на них. Особенно на одну — портрет Нади, написанный на даче летом 1995-го. Она сидела на крыльце, подставив лицо солнцу, с закрытыми глазами и легкой улыбкой. На коленях у нее лежала открытая книга — она всегда любила читать. Простое ситцевое платье, волосы, собранные в хвост, никакой косметики. И такое умиротворение на лице.
— Что это ты делаешь? — Ольга заглянула в кладовку.
— Смотрю на свои работы, — ответил он, не оборачиваясь.
— Это кто? — она кивнула на портрет.
— Надя.
— А-а, — протянула Ольга. — Ну да, симпатичная. Только старомодная какая-то.
Виктор Сергеевич бережно вернул портрет на место и закрыл дверь кладовки.
— Ты на меня все еще обижаешься? — Ольга попыталась заглянуть ему в глаза. — Ну хочешь, поедем куда-нибудь отдохнуть? В Турцию? Я видела хорошие скидки на путевки.
— У нас нет денег на Турцию, Оля.
— Можно в кредит взять! — оживилась она. — Сейчас столько предложений от банков!
— Я не буду подписывать этот кредитный договор, — Виктор Сергеевич положил ручку на стол. — Мне надоело жить в долг.
— Но ты обещал! — Ольга топнула ногой. — Мы уже все обсудили! Я сказала девочкам, что мы едем в Турцию!
— Я ничего не обещал. И я устал от этих бесконечных трат. У меня зарплата инженера, а не олигарха!
— А мне что теперь, всю жизнь в этой дыре сидеть? — она обвела рукой квартиру. — Ни отпуска нормального, ни развлечений!
— У тебя каждый день развлечения! Салоны, шопинг, кафе с подругами! А на что все это? На мою зарплату и кредиты!
— Зарплата! — Ольга скривилась. — Три копейки твоя зарплата! Я думала, у тебя хоть какие-то сбережения есть!
— Были, — тихо сказал Виктор Сергеевич. — Пока ты не потратила их на свои тряпки и цацки.
— Значит, я во всем виновата? — ее голос становился все выше. — А сам-то! Сидишь целыми днями, в потолок плюешь! Художник недоделанный! Вон Игорь, мой первый муж…
— Так вернись к нему! — Виктор Сергеевич почувствовал, как внутри что-то оборвалось. — Раз он такой замечательный!
— Он хотя бы деньги зарабатывал! А не ныл постоянно!
— Я больше не могу так, Оля, — он устало опустился в кресло. — Я думал, у нас любовь. А оказалось…
— Что оказалось? — она стояла над ним, уперев руки в бока.
— Оказалось, тебе просто нужен был спонсор.
Наступила тишина. Ольга медленно опустилась на диван.
— Ты несправедлив, — наконец сказала она тихо. — Я правда… старалась тебя полюбить.
— Полюбить или приспособиться к моему кошельку?
Она не ответила.
Это был конец мая 2017 года. Виктор Сергеевич собрал свои вещи и картины и переехал к дочери. Квартиру он оставил Ольге — не из благородства, а из усталости. Просто хотел поскорее закончить этот эпизод своей жизни.
Ольга не особенно возражала против развода. Возможно, она тоже устала притворяться.
— Ты еще найдешь настоящую любовь, — сказала она на прощание, стоя в дверях квартиры.
— А ты? — спросил он, уже стоя на лестничной клетке с чемоданом и сумкой через плечо.
Она улыбнулась и пожала плечами:
— А я найду человека, который сможет меня обеспечить. В конце концов, мне уже тридцать два, молодость не вечна.
Виктор Сергеевич кивнул и пошел вниз по лестнице.
Через три месяца после развода он случайно увидел Ольгу. Она стояла перед входом в галерею современного искусства, одетая в элегантное платье, с новой стрижкой, и о чем-то оживленно беседовала с седоватым мужчиной в дорогом костюме. Она смеялась, запрокидывая голову, и что-то увлеченно рассказывала. Наверное, о своей любви к живописи.
Виктор Сергеевич не окликнул ее, просто прошел мимо. А вернувшись в квартиру дочери, достал из шкафа картины, холсты, краски. В тот вечер он впервые за долгие годы начал новую работу. Это был портрет Нади — по памяти, такой, какой он ее запомнил. Смеющейся, живой, настоящей.
В углу холста он поставил дату — 2017. И вдруг подумал, что этот год — не только год расставания с Ольгой, но и год возвращения к самому себе. К своим настоящим чувствам, увлечениям, ценностям.
Глядя на портрет Нади, Виктор Сергеевич вдруг отчетливо понял, что по-настоящему жив был только рядом с ней. И, возможно, теперь, когда наваждение прошло, он сможет снова научиться радоваться мелочам — как когда-то давно, когда они с Надей сажали картошку на своих шести сотках, мечтая о будущем и не боясь трудностей.
Поздним вечером Виктор Сергеевич сидел на балконе квартиры дочери и смотрел на звезды. Он думал о том, какими разными бывают люди. Одни — как Надя — скромные, душевные, готовые разделить с тобой и радость, и горе. Другие — как Ольга — яркие, но пустые внутри, думающие только о себе.
— Папа, чай будешь? — дочь выглянула на балкон.
— Буду, Леночка, — он улыбнулся.
Внутри было спокойно. Теперь он знал, что никогда больше не променяет это спокойствие на мишуру и фальшивый блеск. И пусть он один, но рядом дочь, внуки, память о настоящей любви и… холсты, ждущие новых картин.
