Сумерки наполнили коридор серой пустотой. Сергей застыл у входной двери, сжимая в руке связку ключей. Тяжелый чемодан, собранный наспех, стоял рядом, упираясь в плинтус. Он не помнил, как собирал вещи – всё происходило как в тумане.
Напротив стояла Ольга. Её лицо казалось спокойным, почти безучастным, только глаза выдавали – серые, холодные, с какой-то пугающей решимостью. Ни слезинки. Ни дрожи в губах. Это было страшнее, чем если бы она кричала.
– Ключи можешь оставить, выход там, – голос жены звучал ровно, без малейшего намека на эмоции.
Ещё вчера они вместе пили чай на кухне. Еще утром она спрашивала, какую рубашку ему погладить. А сейчас… сейчас в её голосе не осталось ничего от той женщины, с которой он прожил двадцать три года. Только пустота.
В этом спокойствии было что-то окончательное, бесповоротное. Оно словно вытягивало из квартиры весь воздух, и Сергей почувствовал, как внутри него что-то оборвалось и упало.
– Оль, ты серьёзно? – он попытался улыбнуться, но лицо не слушалось. – Что случилось?
Она не ответила. Только смотрела на него несколько бесконечных секунд, а потом просто развернулась и ушла вглубь квартиры. Шаги затихли где-то в районе кухни. Хлопнула дверь. Тишина.
Сергей остался один в прихожей, где каждая вещь была до боли знакомой. Зеркало, в котором они столько раз отражались вместе. Старая вешалка, которую они выбирали ещё для первой квартиры. Коврик, потертый в том месте, где он обычно разувался.
Все эти годы он приходил сюда, и это был его дом. Сейчас он стоял здесь чужим.
Рука с ключами дрогнула. Что произошло? Что он такого сделал? У них бывали ссоры, как у всех, но ничего похожего на… это.
Он поставил ключи на тумбочку, где они всегда лежали. Металл звякнул о стекло, нарушив тишину. Сергей хотел позвать её, но горло перехватило. Он взялся за ручку чемодана, но медлил.
Может, стоит пойти за ней? Заставить объясниться, выяснить, что случилось?
Но что-то его остановило. Может, это было выражение её глаз. Или то, как она произнесла эти слова – без злости, без эмоций вообще. Как будто в ней что-то умерло.
Он поднял чемодан и вышел, осторожно прикрыв дверь. В подъезде пахло сыростью и чьим-то ужином. Обычные запахи. Обычный день. Только мир перевернулся.
Стоя у лифта, Сергей вдруг подумал – может, это какая-то ошибка? Просто странный сон? Сейчас он проснётся, и Ольга будет рядом, тёплая, сонная, с растрепанными утренними волосами.
Но лифт приехал, скрипнув дверями, и это был не сон. Это была реальность, в которой его жена только что вышвырнула его из их общей жизни, и он даже не знал почему.
В поисках объяснений
Машина не заводилась. Сергей в третий раз повернул ключ, и двигатель наконец откликнулся протяжным хриплым звуком. Руки дрожали. Он смотрел на подъезд дома, где только что закончилась его семейная жизнь, и не мог сдвинуться с места.
Осенний ветер бросал в лобовое стекло мелкий дождь. Капли стекали вниз, оставляя извилистые дорожки. Сергей наблюдал за ними, чувствуя, как внутри нарастает смесь растерянности и злости.
За что? Чем он это заслужил?
Телефон лежал на соседнем сиденье. Сергей схватил его, набрал номер жены. Долгие гудки отдавались в ушах, но ответа не было. Он попробовал снова. Потом ещё. После пятого звонка захотелось швырнуть телефон в стену.
Вместо этого он отправил сообщение:
«Объясни, что происходит».
Экран погас. Сергей откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Может, всё ещё можно исправить? Вернуться, позвонить в дверь, поговорить спокойно…
Что-то подсказывало ему – нет, нельзя. Он помнил взгляд Ольги. Так смотрят на чужих. На тех, кого вычеркнули из жизни.
Он завел мотор и выехал со двора. Город жил обычной вечерней жизнью: светились окна, люди шли домой, сигналили машины. Никому не было дела до того, что его жизнь только что разбилась вдребезги.
Минут через сорок пришло сообщение. Сергей едва не въехал в бордюр, доставая телефон.
«Я всё знаю. Не ищи меня».
Он резко затормозил у обочины.
Что? Что она знает? О чём речь?
Пальцы судорожно набирали: «Что ты знаешь? Оля, это какое-то недоразумение!»
Ответа не было. Он позвонил снова – гудки, длинные, безнадежные. Потом механический голос: «Абонент временно недоступен».
– Чёрт! – Сергей ударил ладонью по рулю.
Он поехал дальше, почти не видя дороги. Кому позвонить? Кто может знать, что случилось? Кто…
Дочь. Конечно, Катя. Если что-то происходит с Ольгой, она первая, кому та позвонит.
Сергей резко развернулся на перекрестке, вызвав возмущенные сигналы других машин. Ему было всё равно. Он должен узнать, в чём его обвиняют.
Дорога до квартиры дочери заняла вдвое меньше времени, чем обычно. Он нажал на звонок и услышал знакомые шаги. Дверь открылась.
Катя стояла на пороге, и её лицо было точно таким же, как у матери несколько часов назад – застывшим, с потухшими глазами.
– Пап, ну как ты мог? – тихо сказала она.
Сергей замер. В её голосе звучало то же, что и у Ольги – окончательность, разочарование, даже презрение.
– Что происходит? – хрипло спросил он. – Твоя мать выставила меня из дома, не объяснив причины. Теперь и ты?
– Не объяснив? – в голосе дочери появились нотки горечи. – Серьезно, пап?
– Катя, – он попытался взять себя в руки, – я понятия не имею, в чём меня обвиняют. Можно войти?
Она помедлила, потом молча отступила. Квартира дочери, в которой он бывал десятки раз, где знал каждый уголок, вдруг показалась чужой. Так же, как и взгляд Кати.
– Может, объяснишь? – он старался говорить спокойно, но внутри всё клокотало.
– Мама плачет, – просто сказала Катя. – Я никогда не видела её такой… растоптанной.
У Сергея внутри что-то оборвалось. Ольга плачет? Его Оля, которая всегда была сильной, которая держалась, даже когда им было тяжело?
Эта мысль отозвалась болью. Что же могло так глубоко её ранить? Неужели он действительно сделал что-то непоправимое? Но что?
– Катя, – он подошел к дочери, но та отступила, – ради бога, скажи, что случилось?
– Как будто ты не знаешь, – её голос дрожал от едва сдерживаемой злости.
Раскрытие правды
В комнате стало тихо. Только тикали часы на стене – те самые, которые Сергей с Ольгой подарили дочери на новоселье. Каждый удар секундной стрелки отдавался в висках.
Катя смотрела на отца с выражением, которого он никогда раньше не видел. Она была похожа на мать – те же глаза, тот же изгиб бровей. Но никогда прежде она не смотрела на него с таким… разочарованием.
– Сядь, – Катя кивнула на стул.
Сергей опустился, не сводя глаз с дочери. Казалось, пол под ногами превратился в зыбучий песок. У него было ощущение, что он тонет в чем-то, чего не понимает.
– Ты действительно думаешь, что сможешь всё отрицать? – Катя уже не скрывала гнева. – После всего, что мама узнала?
Что-то в её голосе заставило Сергея похолодеть. Неужели… Но нет, это невозможно. Он никогда не изменял Ольге. Да, были моменты слабости, случайные взгляды, мимолетные мысли – у кого их не бывает? Но перейти черту? Никогда.
– Я не знаю, что вы с мамой себе придумали, – начал он, – но…
Катя резко поднялась и вышла из комнаты. Вернулась через минуту с папкой в руках.
– Мама нашла это, – голос дрожал от сдерживаемых эмоций.
Папка легла на стол между ними. Обычная канцелярская папка, бледно-голубая. Сергей медленно открыл её.
Внутри были распечатки банковских переводов. Несколько страниц. Его имя, его счёт. И переводы – регулярные, крупные суммы. Имя получателя: Ирина Николаевна Соколова.
Сергей смотрел на бумаги, и внутри разливался холод.
– Это… – начал он, но слова застряли в горле.
– Ты даже не собираешься отрицать? – Катя сжала кулаки так, что побелели костяшки. – Ты полгода отправлял деньги другой женщине! И это не какие-то копейки, пап. Это суммы, на которые можно жить!
Теперь он понял. Всё встало на свои места – и взгляд Ольги, и её слова, и то, почему она не захотела его слушать.
– Я просто помогал! – слова вырвались сами собой.
– Помогал? – Катя не скрывала сарказма. – Помогал с чем? Оплачивать гостиничные номера?
– Нет! Боже, нет! – Сергей вскочил со стула. – Это вдова Михаила, моего университетского друга. Он умер прошлой зимой, оставил её с долгами. Я просто помогал ей встать на ноги.
Выражение лица Кати чуть изменилось, но в глазах всё ещё читалось недоверие.
– Почему тайно? – спросила она.
Сергей открыл рот… и закрыл. Действительно, почему? Почему он не рассказал Ольге? Они никогда не скрывали друг от друга финансовые вопросы.
Он вспомнил, как Ирина звонила ему с просьбой о помощи. Как плакала. Как он тогда решил – это временно, не стоит беспокоить Ольгу, у неё и так много забот. А потом… потом стало поздно говорить.
– Я… – он не находил слов. – Я не хотел беспокоить твою маму. Думал, это быстро закончится.
– Полгода, пап. Полгода тайных переводов. Крупных переводов.
– Я знаю. Я виноват в том, что не сказал. Но это не то, что вы думаете.
– А что мы должны думать? – Катя смотрела на него с болью. – Мама случайно наткнулась на эти выписки, когда искала документы. Она увидела регулярные переводы незнакомой женщине. Что бы ты подумал на её месте?
Сергей представил себя на месте Ольги. Обнаружить, что твой муж тайно отправляет деньги другой женщине… Неудивительно, что она решила самое худшее.
– Я должен поговорить с ней, – он рванулся к двери. – Она должна знать правду.
– Она не хочет тебя видеть, – твердо сказала Катя. – И знаешь, что самое страшное для неё? Даже не мысль о другой женщине. А то, что ты врал. Месяцами. Скрывал что-то важное. Она говорит, что больше не знает, кто ты.
Эти слова ударили больнее всего. Потому что Катя была права. Он лгал. Не о любовнице – об этом не могло быть и речи. Но он скрывал правду, и теперь заплатит за это сполна.
Последняя попытка
К ночи дождь разошелся не на шутку. Сергей стоял у подъезда, промокший до нитки, и смотрел на окна третьего этажа. Там, за стеклом и шторами, была его жизнь. Двадцать три года, уместившиеся в трехкомнатной квартире.
Он протянул руку из-под козырька – дождь бил по ладони холодными каплями. Впрочем, какая теперь разница. Промокшие плечи пиджака, ботинки, хлюпающие при каждом шаге – это были мелочи по сравнению с ощущением внутренней пустоты.
После разговора с Катей он долго сидел в машине. Мысли путались. Звонил Ольге – без толку. Писал сообщения, стирал, снова писал. Ничего не помогало.
Решение пришло внезапно и просто. Надо смотреть ей в глаза. Заставить ее выслушать.
Он толкнул дверь подъезда. Знакомый запах сырости, старых газет и кошек. Пешком, не дожидаясь лифта – на третий.
Перед дверью застыл, сжимая кулаки. Футболка прилипла к спине. По виску сползла капля – то ли дождевая, то ли пот. Ему вдруг стало страшно. Что, если она не откроет? А если откроет… что говорить?
Он нажал на звонок. Внутри что-то дрогнуло, сжалось в комок. За дверью – тишина. Потом шаги, медленные, будто неохотные.
Замок щелкнул, дверь приоткрылась.
Ольга. Растрепанные волосы, покрасневшие глаза, старая домашняя футболка. Она не стала спрашивать, зачем он пришел. Просто смотрела – так, как смотрят на кого-то, кто внезапно стал чужим.
– Ты хотя бы выслушай меня, – голос выдал его, сорвавшись на хрип.
Она молчала. Запах дома – их общего дома – ударил в ноздри. Запах свежезаваренного чая, старых книг, ее духов.
– Поздно, – сказала она наконец. Голос звучал тускло, безжизненно.
– Оля, черт возьми! Дай мне хотя бы шанс объяснить!
Что-то мелькнуло в ее глазах – злость? Недоверие? Она приоткрыла дверь шире, но не пригласила войти.
– Объяснить что? – спросила она тихо. – Что ты полгода отправлял деньги другой женщине? Что врал мне все это время? Что я, как дура, верила тебе?
– Это не то, что ты думаешь.
Она усмехнулась – горько, без тени веселья.
– А что я должна думать? Шесть месяцев, Сергей. Регулярные переводы. Если бы я не нашла эти выписки, ты бы и дальше молчал, да?
В коридоре было душно, но его знобило. Вода с мокрой одежды капала на коврик в прихожей. Тот самый коврик, который они выбирали вместе, смеясь и споря из-за цвета.
– Это вдова Мишки Соколова, – выпалил он. – Помнишь его? Мы учились вместе.
– И поэтому ты скрывал?
– Да… нет! Черт, я не знаю. Сначала просто не хотел тебя беспокоить. Потом уже было неловко говорить. Думал, это временно.
– Полгода – это временно?
Сергей потер виски. В голове стучало.
– Я был идиотом. Каюсь. Но это всё – правда.
Ольга смотрела на него, и он видел, как в ее глазах борются разные чувства – недоверие, боль, может, даже желание поверить. Но что-то было сильнее.
– Дело не в деньгах, – наконец произнесла она. – Дело в доверии. В том, что ты мог вот так просто врать мне. Каждый день. Смотреть в глаза и делать вид, что всё нормально.
– Оля…
– Нет, – она покачала головой. – Я не знаю, кто ты теперь. Человек, с которым я прожила двадцать три года, не стал бы так поступать.
– Люди ошибаются, – почти прошептал он. – Я ошибся. Но это не перечеркивает всё, что у нас было.
На лестничной клетке тускло горела лампочка. Где-то хлопнула дверь, послышались чьи-то шаги. Обычные звуки обычного дома. Как будто не рушился целый мир.
– Мне нужно время, – сказала Ольга. В голосе появилась решимость. – Много времени. Сейчас я не могу…
Она не закончила. Не нужно было.
– Я люблю тебя, – сказал Сергей. Прозвучало жалко, почти умоляюще.
Ольга смотрела на него, не отводя глаз.
– Это уже не имеет значения, – ответила она и закрыла дверь.
Он стоял в полумраке подъезда, слушая, как поворачивается замок. Раз. Второй. Как удаляются её шаги. Глухо хлопнула дверь на кухню.
Всё. Черта подведена.
Он спускался по лестнице медленно, держась за перила. Ноги вдруг стали ватными. В голове крутилась одна мысль – как просто оказалось разрушить то, что строилось годами. Одна ложь. Одна глупость.
Дождь всё лил. Город за пеленой воды казался размытым, нечетким. Как и вся его жизнь теперь.
Сергей сел в машину. На соседнем сиденье лежал телефон. Он взял его, открыл список контактов. Катя. Может, хоть она…
Но что он скажет дочери? «Прости, что я идиот»? «Помоги мне вернуть твою мать»?
Он положил телефон обратно. Завел мотор. Надо ехать. Куда угодно.
Машина тронулась, но через несколько метров он резко затормозил и обернулся. В окне их спальни всё еще горел свет. Там, за стеклом и шторами, плакала женщина, которая теперь видела в нем чужого человека.
Странно, как жизнь рассыпается на куски. Еще вчера – дом, семья, уверенность в завтрашнем дне. Сегодня – пустота и мокрая дорога впереди.
И никакого чертова навигатора, подсказывающего путь назад.
