— Ты с ума сошла, Лена? Как ты могла привести его в таком виде? — прошипела Мария Ивановна, отведя сватью в сторону. — Все уже видели, как он еле на ногах стоит!
Елена Петровна поправила голубую блузку и отвела взгляд. В скромном кафе, украшенном разноцветными шарами и растяжкой «С юбилеем!», собралась вся семья. Восьмидесятипятилетняя Вера Степановна восседала во главе стола, маленькая, но гордая, как королева. Ее выцветшие глаза цепко следили за происходящим.
— Он обещал не пить, — виновато прошептала Елена. — Сказал, что только символически, за юбилей…
— А этот футляр? — Мария кивнула на потертый чехол, который Сергей Николаевич бережно пристроил у стены. — Не говори, что он притащил сюда свою балалайку!
— Он хотел порадовать маму, честное слово. У него хорошо получается, когда он трезвый.
— Когда он трезвый? А когда это случается? — Мария поджала губы. — Я ничего не имею против твоей личной жизни, но это юбилей моей матери. Неужели ты не могла оставить его дома хотя бы сегодня?
Елена хотела ответить, но Сергей Николаевич уже нетвердой походкой направлялся к ним, улыбаясь во весь рот. За шестьдесят лет его лицо приобрело характерный красноватый оттенок, а глаза, когда-то ясные и голубые, теперь казались выцветшими и водянистыми. И все же в них иногда проскакивали искры таланта и нереализованных желаний.
— Леночка! — он приобнял ее за плечи. — А я уже познакомился с твоей мамой! Прекрасная женщина, настоящая русская красавица!
Мария Ивановна выдавила улыбку, больше напоминающую гримасу. Ее строгое библиотекарское лицо, обрамленное аккуратной прической, выражало плохо скрываемое неодобрение.
— Сергей, может, ты немного поешь? — мягко предложила Елена. — Там салаты такие вкусные…
— Я потом, дорогая. Сначала хочу поздравить именинницу! — он подмигнул. — У меня особый подарок!
Елена побледнела. Вот оно. То, чего она боялась весь вечер.
— Сережа, может, не надо? — она попыталась удержать его за рукав, но он уже направился к футляру.
— Конечно надо! Когда еще выпадет шанс сыграть для такой почтенной дамы?
Анна, тридцатилетняя дочь Марии Ивановны, наблюдала за происходящим с нарастающей тревогой. Она шепнула что-то на ухо своему мужу Алексею, сыну Елены Петровны. Тот кивнул и начал незаметно пробираться ближе к потенциальному очагу конфликта.
Сергей Николаевич с торжественным видом открыл футляр и достал потертую балалайку. Выглядела она старой, но ухоженной — единственная вещь, о которой он действительно заботился.
— Дорогая Вера Степановна! — объявил он громко, пытаясь справиться с заплетающимся языком. — Разрешите подарить вам музыкальное поздравление!
Весь стол затих. Вера Степановна неожиданно улыбнулась.
— Давай, сынок, — сказала она с интересом. — Люблю хорошую музыку.
Мария Ивановна закатила глаза, но промолчала. Елена замерла, сжав руки под столом. Почему, ну почему она не настояла, чтобы он оставил инструмент дома?
Пальцы Сергея неожиданно уверенно пробежались по струнам. Первые звуки были чистыми, мелодичными, и на секунду показалось, что всё обойдется. «Коробейники» полились над праздничным столом, заставив нескольких гостей одобрительно закивать.
Но на середине мелодии Сергей вдруг сбился, громко икнул и начал заново — теперь уже не попадая в ритм. Его пальцы, ещё минуту назад ловкие, теперь неуклюже цеплялись за струны.
— Ничего, бывает, — громко прошептала Елена, обращаясь не столько к Сергею, сколько ко всем присутствующим.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал Сергей, тряхнув головой, словно пытаясь прогнать туман из сознания. — Я лучше другую…
И вдруг, к ужасу Елены, он заиграл «Цыганочку» и начал подпевать хриплым голосом, добавляя непристойные частушки, которые никак не подходили для приличного семейного торжества.
Лицо Марии Ивановны стало каменным. Алексей быстро встал и подошел к Сергею.
— Дядя Сережа, может, на сегодня хватит? — он мягко коснулся его плеча.
— Не мешай искусству, племянник! — Сергей оттолкнул его руку и попытался продолжить, но Алексей уже решительно забирал у него балалайку.
— Ты что делаешь? Отдай! — Сергей вскочил, задев стол. Бокал с вином опрокинулся, красная жидкость растеклась по белой скатерти, как кровь.
— Это мой инструмент! — он повысил голос. — Моя память!
— Сергей Николаевич, не на кладбище же! — не выдержала Мария Ивановна. — Постыдились бы в вашем возрасте!
— А что я такого сделал? — он обвел всех мутным взглядом. — Пришел поздравить хорошего человека, музыку принес, а вы…
Возникла неловкая пауза. Несколько гостей тихо переговаривались, бросая косые взгляды на Елену.
— Может, тебе лучше домой поехать? — тихо предложила она, краснея от стыда.
— Я с места не сдвинусь без своей балалайки! — Сергей снова потянулся к инструменту, но Алексей крепко держал его.
— Я позже привезу, — спокойно сказал он. — Давайте я вызову вам такси.
— Не нужно мне ваше такси! — Сергей дернулся и неожиданно для всех с силой толкнул Алексея.
Молодой человек отшатнулся, не удержал равновесие и упал, выпустив из рук балалайку. Инструмент с треском приземлился на пол. Одна струна лопнула с пронзительным звоном.
Повисла абсолютная тишина. Сергей смотрел на балалайку, как на умирающего друга. Его губы задрожали.
— Вот что ты наделал! — внезапно закричал он на Алексея. — Ты всё испортил!
Он бросился к балалайке, но двое друзей семьи, крепкие мужчины, уже встали между ним и инструментом.
— Думаю, вам лучше уйти, — твердо сказал один из них.
— Пустите меня! — взревел Сергей, пытаясь прорваться. — Это мое!
События развивались стремительно. Елена кричала, чтобы его отпустили, Мария требовала вызвать милицию, Вера Степановна стучала палкой по полу, призывая к порядку. В суматохе Сергея вытолкали из кафе, даже не дав ему забрать футляр от балалайки.
— Я сама отвезу тебе инструмент завтра, — крикнула Елена ему вслед, но он, кажется, уже не слышал.
— Как ты могла связаться с этим… этим человеком? — Мария Ивановна сидела на кухне Елены, сжимая чашку с чаем. — Ты же интеллигентная женщина, педагог!
Прошло три дня после скандала. Сергей не вернулся домой. Елена обзвонила все больницы и морги, но не нашла его. Футляр с починенной балалайкой стоял в углу, как молчаливый укор.
— Ты не понимаешь, — тихо ответила Елена. — Он не всегда такой. Когда он трезвый, он интересный, добрый… И играет божественно.
— Но он редко бывает трезвым, верно? — Мария покачала головой. — Лена, ты заслуживаешь лучшего.
— В шестьдесят лет уже не выбирают, — горько усмехнулась Елена. — После смерти мужа пятнадцать лет одна… А тут он. Говорит красиво, ухаживает. Музыка эта его…
— Откуда он вообще взялся?
— Из Ярославля приехал, комнату снимает. У него там квартира осталась, но говорит, что в Москве легче с подработками… — Елена осеклась. — Мне кажется, что-то с ним случилось. Пять дней уже прошло!
— Небось, пьет где-нибудь, — фыркнула Мария, но в голосе появились нотки сочувствия. — Ты правда его любишь?
Елена долго молчала, глядя в окно на июльское небо.
— Не знаю. Может, просто не хотела быть одна. А может… может, я полюбила не его, а то, каким он мог бы быть. Того Сергея, который играет на балалайке трезвым и рассказывает о звездах.
Телефонный звонок прервал их разговор. Елена бросилась к аппарату, чуть не опрокинув чашку.
— Алло? Сережа, это ты?
Мария видела, как менялось лицо подруги — от надежды к облегчению, затем к недоумению и, наконец, к печали.
— Да, понимаю. Конечно. Балалайка здесь, я могу прислать… Хорошо, — Елена медленно положила трубку.
— Что он сказал? — осторожно спросила Мария.
— Он в Ярославле. — Елена села, словно ноги перестали ее держать. — Говорит, что не вернется. Что ему стыдно и что он… что мы друг другу не подходим.
— И всё? — Мария была удивлена. — А балалайка?
— Просит отправить с проводником поезда. Сказал, что это единственная память о деде, что без нее он не может…
Голос Елены дрогнул, но она сдержалась.
— Знаешь, — сказала она после паузы, — я почему-то чувствую облегчение. Словно тяжесть упала с плеч. Это ужасно, да?
Мария покачала головой:
— Нет, Леночка. Это нормально. Иногда отпустить — самое правильное решение.
Они сидели молча, пока чай остывал. За окном шумела летняя Москва 1996 года — неспокойная, меняющаяся, сложная. Как и их жизни.
— Как думаешь, что с ним будет? — наконец спросила Елена.
— Будет играть на своей балалайке в Ярославле, — пожала плечами Мария. — Может, найдет свое счастье. Может, нет. Но это уже не твоя забота, правда?
Елена кивнула и вдруг улыбнулась — впервые за много дней.
— Знаешь, я ведь всегда хотела научиться играть на фортепиано по-настоящему. Не только чтобы детей учить, а для себя. Может, пора начать?
— В пятьдесят пять? — усмехнулась Мария.
— А почему нет? — Елена встала и подошла к окну. — В конце концов, никогда не поздно начать что-то новое. Особенно когда старое уже не держит.
Через два дня футляр с балалайкой отправился в Ярославль. Сергей не позвонил, чтобы сообщить о получении. Елена не стала выяснять, дошла ли посылка. У каждого началась новая глава — без чужих мелодий и фальшивых нот.
Вера Степановна, когда услышала новость, только кивнула своей мудрой головой:
— Нельзя удержать ветер в ладонях, девочка. Некоторые люди как перелетные птицы — им нужна свобода больше, чем любовь.
А Елена впервые за долгие годы записалась на курсы музыки для взрослых. Ее талант, дремавший под грузом будничных забот, наконец получил шанс раскрыться — без аккомпанемента чужих проблем.
