Когда старшего сына не стало, младший начал требовать, чтобы я переписала дом на него с помощью дарственной

– Мам, это будет справедливо, если дом отца достанется мне! – Гена огорошил меня этим заявлением прямо с порога.

– Ты прекрасно знаешь, что там живут Алена и мои внучки. Ты предлагаешь их просто на улицу выставить? – уточнила я у младшего сына.

– Ну, раз Олега больше нет с нами, то что про его жену волноваться? А мы с Катей тебе внука вот-вот подарим, уже семь месяцев он свой срок в животе мотает.

Я только головой покачала. Интересный расклад в голове у моего младшенького – и в кого он только такой уродится?

Мой муж, Станислав Васильевич, уже десять лет как в землице лежит. Тоскую я по нему, а теперь еще и по сыну моему старшему – Олегу. Рано сыночка не стало. Трое детей маленьких, жена любимая, самому только тридцать два года, и такое горе. Поехал в командировку, да там на машине вылетел с моста. Как уж так вышло, не знаю, Олежка всегда хорошо и аккуратно водил. Но что теперь, человека не вернешь.

Я тогда уже перебралась из деревни в город. Моя очень обеспеченная сестрица, как замуж за иностранца выскочила, так свою квартиру на меня переоформила. Теперь я в просторной двушке обосновалась, потому что с годами в деревенском доме стало жить не под силу. Да и дереревенька постепенно пустела – молодежь тянулась к цивилизации, а старики доживали свой век, потому что деваться больше некуда. Дороги туда были неважные, да и переметало их часто.

Накануне того, как не стало моего Олежки, они с женой как раз накопили на первый взнос на свое жилье. Я им помогала, как могла. Но все тянули, потому что трое ребятишек – погодки-девчонки. Сперва жили на съемном, потом со мной, а там Олега не стало, а как сноха-то с мал-мала взносы за квартиру платить банку будет? Никак. Вот и рассудили мы пока, поскольку дочки маленькие, что Алена переберется в деревенский дом.

Его построил мой Стас, когда мы только поженились. Все сам – золотые руки у мужа были. Такой домина и триста лет простоит, ничего ему не будет, хотя Олег и настоял сайдингом сруб для защиты от снега и дождя обшить. Садик в деревушке был, так что до школы сноха вполне бы со своей оравой девчонок перебилась. Плюс свой огород, хозяйство, кур завела. Да и ее родители дочери и внучкам помогали, сватья у меня со сватом толковые да сердобольные родители.

И все, вроде, порешили, и уже три месяца Алена на новом месте осела, и тут завел разговор про дарственную Геннадий. Не великого ума мой младший был, я всегда это знала. А вот жену он себе выбрал толковую, но непорядочную. Ничего святого в его Катьке не было – все бы ей отхапать, все себе подгрести. Желательно, чужими руками. Еще пока только жить начали, тихо было. А как она стала непраздная, да живот полез на нос, тут уж Катерина развернулась, и готова была жену и детей олежкиных со свету сжить. Ей нужнее – так моя вторая сноха рассуждала.

Они были, как день и ночь с Аленкой. Жена Олега мягкая, открытая, порядочная, помочь рада всем и всякому. А от Катерины снега зимой не допросишься – уверена, что все ей должны, и только так и правильно. Вот и Генку настроила – тот теперь ходит, как кот вокруг банки со сметаной вокруг отцова дома. А ведь у самих двушка есть, родители Катерины на свадьбу им подарили. Но трешка еще лучше! Хоть и не больших денег деревенский дом нынче стоил, но если имеющуюся квартиру продать, да объединить эти деньги с продажи дома отцовского – вот тебе на трешку в центре и набежит.

***

Ночью мне позвонила соседка из деревни.

– Тоня, пожар! Там ведь у тебя в доме сноха с детьми!

Я вскочила в одной сорочке, срочно вызывала такси – благо, была поздняя осень, снега, который мог бы перемести дорогу и не дать мне добраться до деревни, не бело. Пока ждала машину, переоделась, наспех пригладила волосы, скрыла их под беретом, натянутом кое-как, без зеркала.

– Пожалуйста, быстрее, с моими родными беда! – умоляюще твердила я, как заведенная, водителю.

Когда я приехала, вся деревня толклась у моего дома. Его успели потушить. Алена встретила меня с расширенными от страха глазами. Не пожелав идти в теплый дом к соседке, к матери жалась ее старшая дочка – Светочка. Аня и Рита сидели в тепле, укутанные до самых носов и с чашками горячего чая. Натерпелись, милые мои!

– Что стряслось, Ален? Отчего загорелось? – допытывалась я у снохи, когда мы все расположились на просторной кухне Ивановны.

– Ох, мама, я и сама не знаю!

Алена звала меня «мамой», и я действительно относилась к снохе, словно к родной доченьке, которой мне бог не дал, наградив двумя мальчишками.

– Ну, хоть что-то вспомни!

– Днем приезжал Гена. С женой. И так себя вели безобразно, мне жаль, что мои девочки это слышали. Говорил, чтобы я собирала вещи, что я никто и звать меня никак, что ты вот-вот дарственную, раз Олега нет, на Геннадия напишешь, а нас на улицу. Это правда, мама? Ты так поступишь?
– Да бог с тобой, Алена! Это мои внучки, и ты мне не чужая. Что же я вас, мои хорошие, без угла оставлю? Сама подумай что говоришь! – сразу пояснила свою позицию я снохе.

На руках у меня, укачанная, спала годовалая Анечка, стиснув в кулачке мой нательный крестик – словно у бога во мне о чем-то просила.

– Прости, мама. Но так себя Катерина с Геннадием поставили, я уж и не знала чего думать.

– Просто сказать про дарственную явились?

– Не просто. Гена все твердил, что тут старая проводка и газовый котел менять надо – мол, погорим, и буду виновата я. А у меня денег нету сейчас это все сменить, Аня еще не в садике, декретные три копейки.

– А я вам так скажу.–вдруг вступила в разговор молчавшая до сих пор Ивановна. – Поджигателя долго не ищи, он сам уже о себе заявил. Жили и жали и с проводкой и с котлом, а как твой младшенький с женушкой объявился, так и гляди-ка, красный петух в Алене влетел. Ну, не совпадение ли?

Я задумалась – ну, не мог такую подлость Гена сделать. Или мог? Это ведь не шутки все же. Алена и девочки могли в том огне и остаться. Но раз дом продавать хотели, так зачем же поджигать его было? Голова кругом шла, внутри все от страшных мыслей и догадок холодело.

– А кто пожарных вызывал? – вдруг спросила Алена.

– Кто-то из соседей, наверное.

Долго мы еще сидели, все никак успокоиться не могли.

***

Выяснилось потом все. Такое не утаишь. Гену отправили в места не столь отдаленные за поджог. Он обвинял во всем свою жену, что подговорила его совершить такой дикий поступок. Она-то муженька и настраивала, но перед правоохранителями как-то сумела вывернуться, и никакой ответственности не понесла. А может, просто пожалели, ведь только-только родила, да еще близнецов. За все ответил только мой младший сын. Я от него отреклась – такого поступка ни понять, ни простить не смогла я.

Алена с дочками осталась жить в доме, который помнил мою молодость и счастье с мужем и с детьми. Я часто приезжала к снохе – зима, по счастью, не снежная выдалась. Жаль мне было ее – такая молодая, и потеряла мужа. Сынок мой очень Алену любил, и девочек тоже. Дарственную я на сноху написала сразу, как узнала что натворил Гена. Это было правильным по всем законам – и людским, и божьим. С Катериной не общалась. Вторая сноха обвинила меня в том, на что решился пойти ради этого дома Гена.

Но я-то понимала, что шея сыну попалась гнилая – вот она его не слишком умную голову и повернула куда не следовало. Сидели бы в своей двушке, хватило бы им и с близнецами. Так нет ведь, жадность обуяла, на такой грех толкнула! Сожалела я о многом, но точно не о том, что дарственную на Алену сделала. По праву этот дом ее, пусть владеет. Решит продать – пусть так и будет. Жаль мне домишко. Тут ведь мы со Стасом сорок лет душа в душу прожили, детей наших вырастили. Помнит этот дом все-все, что было в прошлом моем – и плохое, и хорошее, и горькое, и счастливое, светлое.

Алена меня заверила, что дом продавать не будет.

– Пусть он останется памятью нам всем. Да и я так тут уже привыкла – и к людям, и к воздуху, да и все удобства есть. Летом огород размахну – пусть девочки свежие ягоды и овощи едят.–рассуждала сноха.

– Тут река рядом совсем, за забором. Возьми бройлерных гусей и утей. Все с мясом будешь. И кур и кроликов заведи – плодятся и растут быстро, тебе подспорье.

– Да и в садик уже Анечку зовут. Старшие ходят, им очень нравится здесь. Они уже тоже в город не хотят.

Я обняла Алену, погладила по волосам:

– Молодец ты, доченька. Рук не опускаешь и без Олега. Он смотрит на тебя «оттуда», да гордится наверняка. Другая бы сырость разводила, а ты и детей тянешь, и о хозяйстве думаешь.

Сноха горько улыбалась. А через пару лет сошлась с местным мужиком. У него у самого жена в землю легла пять лет назад, с сынком он один остался. Фермер местный – крепкий «кулак». И техника у него, и бычки на откорм, и поля под арендой засеянные. Внучкам моим он стал отцом, полюбил их. Алена совсем деревенской сделалась, в город ее и в гости не зазовешь.

А Гена вернулся в город, но ко мне носа не показывал. Знала я от общих знакомых, что Катерина его тоже даром времени не теряла. Окрутила какого-то богача, выскочила замуж за него, а бывшего в шею погнала. Теперь у Генки моего ни кола, ни двора. Он махнул на севера вахтой работать, куда-то под Норильск. Я ему звонить не спешила – так и не простила за тот пожар. Пусть живет да думает чего и кому совершить хотел.

С Аленой же у меня так и остались теплые отношения. Теперь у меня, раз сноха мне, как дочь, словно бы и зять был. Нравился мне Егор – с таким не пропадешь. И пацан у него хороший, настоящий рыцарь для моих внучек. Старшая уже на будущий год в первый класс пойдет – в соседнем селе открыли новую школу, на автобусе туда детвору возить будут. И дом мой, в котором я счастлива была, хоть и не мой по документам больше, но звучат в нем детские голоса, живут в них счастливые супруги, а значит, все я сделала правильно.

Источник

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: