— Вова, ты снова деньги где-то оставил? — Света перерывала карманы его куртки. — Точно помнишь, что клал в кошелек?
— Света, я не идиот. Вчера было три тысячи, сегодня — две с половиной. Пятьсот рублей испарились!
Они стояли в прихожей маминой квартиры. Три месяца назад переехали сюда — Зоя Николаевна настояла. Мол, зачем молодым тратиться на съем, когда можно пожить с мамой, накопить на свадьбу.
— Может, ты в магазине потратил и забыл?
— Я вчера вообще никуда не выходил! Света, это уже третий раз за месяц!
Света нервно теребила рукав кофты. В глубине души она понимала — Вова не врет. Он всегда точно знал, сколько у него денег. Привычка с детства, когда жил в общаге и приходилось считать каждую копейку.
— Давай не будем паниковать. Может, они где-то выпали?
— Из закрытого кошелька? В закрытой куртке? Которая висела тут, в прихожей?
Из кухни донесся голос Зои Николаевны:
— Детки, ужинать идите! Остынет же!
Вова сжал челюсти. Света видела — он на пределе. Еще немного, и сорвется. Положила руку ему на плечо.
— Давай поужинаем, а потом спокойно поговорим.
За столом царила напряженная тишина. Зоя Николаевна щебетала о пустяках — о соседке с третьего этажа, о новом сериале, о распродаже в магазине. Вова молча ковырял котлету. Света пыталась поддержать разговор, но слова застревали в горле.
— Вовочка, ты чего такой хмурый? — мама наклонила голову, изображая участие. — На работе проблемы?
— Нет, Зоя Николаевна. С работой все хорошо.
— А что тогда? Может, поссорились? Молодые часто ругаются, это нормально.
Вова отложил вилку.
— У меня пропадают деньги.
Повисла пауза. Зоя Николаевна моргнула.
— Как это — пропадают?
— Из кошелька. Уже третий раз. Вчера было три тысячи, сегодня — две с половиной.
— Ну, мало ли. Может, сам потратил и забыл? У меня тоже так бывает — думаю, были деньги, а их нет.
— Я не забыл.
— Вовочка, ты же не думаешь… — мама всплеснула руками. — Ты что, подозреваешь меня?
— Я никого не подозреваю. Просто констатирую факт.
— Да как ты смеешь! В моем доме! Я вас приютила, кормлю, стираю, а ты…
— Мам! — Света не выдержала. — Никто тебя не обвиняет!
— А по-моему, обвиняют! Вон как смотрит твой жених! Будто я воровка какая-то!
Зоя Николаевна встала из-за стола, громко отодвинув стул.
— Знаете что? Не нравится — съезжайте! Никто вас не держит!
Она ушла в свою комнату, хлопнув дверью. Света и Вова остались одни.
— Прости, — прошептала Света. — Она не со зла. Просто обиделась.
— Света, я больше так не могу. Либо мы съезжаем, либо… либо я один съеду.
— Не говори так! Давай подождем немного. Может, действительно совпадение?
Вова посмотрел на нее долгим взглядом.
— Хорошо. Еще неделя. Но если снова пропадут — все, уезжаем.
Три дня прошли спокойно. Зоя Николаевна дулась, но готовила ужины, стирала белье. Вова старался не оставлять кошелек без присмотра — носил с собой даже в душ. Света металась между мамой и женихом, пытаясь сохранить мир.
На четвертую ночь ее разбудила жажда. Встала тихонько, чтобы не разбудить Вову, пошла на кухню. В коридоре горел ночник — мама всегда оставляла, боялась темноты.
И тут Света замерла.
В прихожей стояла мама. В ночной рубашке, босиком. Она держала в руках кошелек Вовы и аккуратно вытаскивала купюры.
— Мам?
Зоя Николаевна вздрогнула, обернулась. На лице — ни тени смущения.
— А, это ты. Чего не спишь?
— Мам, что ты делаешь?
— Да так, мелочь на хлеб беру. У меня закончились.
— Это не мелочь. Это пятисотка.
— Ну и что? Верну, когда пенсию получу.
Света не могла поверить. Мама стояла с чужими деньгами в руках и говорила так, будто это нормально.
— Мам, это воровство!
— Какое воровство? — Зоя Николаевна возмутилась. — Это мой дом! Все, что в нем — мое!
— Кошелек Вовы — тоже твой?
— А что он мне за квартиру не платит? Живет на всем готовом! Пусть хоть на продукты скидывается!
— Мы покупаем продукты! Каждую неделю!
— Мало покупаете! Вы молодые, едите много!
Из спальни вышел Вова. Увидел картину — понял все без слов.
— Так вот оно что.
— Вова, я… — Света не знала, что сказать.
— Все понятно. Зоя Николаевна, верните деньги.
— Не верну! Это плата за проживание!
— Мы же договаривались — живем бесплатно, чтобы на свадьбу копить!
— Передумала я! Моя квартира — мои правила!
Вова подошел, забрал кошелек. Пересчитал купюры.
— Тысячи не хватает. Где остальное?
— Какое остальное? Ничего я не брала!
— Мам! — Света схватила мать за руки. — Ну признайся! Мы же видели!
— Да пошли вы! — Зоя Николаевна вырвалась. — Неблагодарные! Приютила, а вы… Вон из моего дома!
— С удовольствием, — Вова повернулся к Свете. — Собирайся. Уезжаем прямо сейчас.
— Сейчас? Но три часа ночи!
— Мне все равно. Я здесь больше ни минуты не останусь.
Света стояла между мамой и женихом. Разрываясь. С одной стороны — родная мать, которая растила ее одна. С другой — любимый человек, которого обокрали.
— Я… я с тобой, — прошептала она.
— Предательница! — взвизгнула мама. — Родную мать бросаешь!
— Ты сама нас выгнала!
Собирались молча. Вещей было немного — в основном одежда. Вова вызвал такси. Зоя Николаевна заперлась в своей комнате, оттуда доносились громкие всхлипывания.
Когда выходили, Света обернулась. Хотела постучать к маме, попрощаться. Но Вова взял ее за руку.
— Не надо. Потом. Когда остынет.
Остановились в гостинице. Дешевой, у вокзала. Номер маленький, пахло сыростью. Света села на кровать и разрыдалась.
— Прости. Прости меня.
— За что? — Вова сел рядом, обнял. — Ты не виновата.
— Я должна была догадаться! Она всегда такая была! В детстве у меня из копилки мелочь таскала!
— Почему не сказала?
— Думала, изменилась. Думала, это было давно. Она же моя мама!
Вова гладил ее по голове, пока она плакала. Потом сказал:
— Знаешь, может, оно и к лучшему. Теперь мы точно знаем — надо жить отдельно.
— Но как? У нас денег только на месяц гостиницы!
— Найдем квартиру. Недорогую, на окраине. Я подработку возьму. Справимся.
— А свадьба?
— Будет свадьба. Попозже. Главное — мы вместе. И никто не лезет в наши кошельки.
Света улыбнулась сквозь слезы. Да, главное — вместе. Без токсичных родственников. Без краж и скандалов.
Квартиру нашли через два дня. Однушка в старом доме, далеко от центра. Зато своя. Пусть съемная, но своя.
Переезжали налегке. Купили только самое необходимое — постельное белье, полотенца, посуду. На мебель денег не было, спали на матрасе на полу. Но были счастливы.
Мама звонила на третий день. Света долго смотрела на экран, потом ответила.
— Алло.
— Доченька! Ты где? Я вся извелась!
— Мам, мы сняли квартиру.
— Зачем? У вас же есть дом!
— Это твой дом. Где ты воруешь у нас деньги.
— Я не воровала! Я брала на хозяйство!
— Мам, давай не будем. Ты брала без спроса. Это воровство.
— Да как ты смеешь! Я тебя растила, ночей не спала!
— И это дает тебе право красть?
Молчание. Потом мама заплакала.
— Светочка, вернись! Я больше не буду! Обещаю!
— Мам, мы будем жить отдельно. Это окончательно.
— Но как же я? Одна?
— Ты сама нас выгнала.
— Я погорячилась! Вернитесь!
— Нет, мам. Прости.
Света отключилась. Руки дрожали. Вова обнял ее.
— Правильно сделала.
— Знаю. Но почему так больно?
— Потому что она твоя мама. Но это не значит, что надо терпеть воровство.
Прошел месяц. Жизнь наладилась. Вова правда взял подработку — ремонтировал компьютеры по вечерам. Света экономила на всем, готовила простую еду. Но они были счастливы.
Мама звонила каждый день первую неделю. Потом через день. Потом раз в неделю. Света не брала трубку. Писала короткие сообщения — жива, здорова, все хорошо.
На день рождения Светы мама пришла к ним домой. Стояла под дверью с тортом.
— Доченька! С днем рождения!
Света растерялась. Не ожидала. Вова встал за ее спиной — на всякий случай.
— Спасибо, мам.
— Можно войти? Посмотреть, как вы тут?
Переглянулись. Вова кивнул — твое решение.
— Ладно. Но ненадолго.
Мама зашла, осмотрелась. В глазах — жалость.
— Ой, как же вы тут… Бедненькие! Матрас на полу!
— Нам нормально.
— Да какое нормально! Дома у вас кровать стоит, диван!
— Мам, это не наш дом.
— Конечно ваш! Вы же прописаны!
— Прописка не делает его нашим.
Сели пить чай. Неловко, натянуто. Мама рассказывала новости района, жаловалась на здоровье. Света слушала вполуха.
Когда мама собралась уходить, полезла в сумку.
— Вот, возьмите. — Протянула конверт.
— Что это?
— Деньги. Те, что я… взяла.
Света не взяла конверт.
— Мам, дело не в деньгах.
— А в чем?
— В доверии. Ты его разрушила.
— Но я же исправлюсь! Больше никогда!
— Может быть. Но мы все равно будем жить отдельно.
Мама заплакала. Тихо, беззвучно. Света хотела обнять, утешить. Но вспомнила ту ночь. Как мама стояла с чужим кошельком. Как врала, глядя в глаза.
— Иди, мам. Спасибо за торт.
С тех пор прошло полгода. Мама приходила раз в месяц — на час, попить чаю. Света ходила к ней — тоже ненадолго. Отношения остались, но стали другими. Осторожными. С дистанцией.
Кошельки Света теперь не оставляла без присмотра. Даже дома у мамы. Особенно дома у мамы. Вова не ходил совсем — не простил.
Как-то мама спросила:
— Доченька, ты меня простила?
Света подумала.
— Простила. Но доверять — нет.
— Это навсегда?
— Не знаю, мам. Время покажет.
Они допили чай. Поговорили о погоде. Света ушла, крепко сжимая сумку.
Дома Вова встретил ее объятиями.
— Как она?
— Нормально. Старается.
— Может, со временем…
— Может быть. Но не сейчас.
Они сели ужинать. В своей квартире. Где никто не лезет в кошельки. Где можно спать спокойно. Где доверие не разменивается на пятисотки.
И это было правильно. Больно, но правильно.
