— Значит, так, сестрёнка. Через неделю я выставляю квартиру на продажу. Твоя доля — треть, как и положено. Остальное — моё, — Сергей щёлкнул зажигалкой и закурил, даже не спросив разрешения.
Анна стояла, вцепившись в кухонный стол. Дочка сидела в комнате перед телевизором — там крутили мультики.
— Какая еще продажа? Мама только… — она запнулась, ком подкатил к горлу, — только два дня как… А ты уже… Нам с Машей жить негде!
— А это, знаешь ли, не мои проблемы, — Сергей стряхнул пепел прямо на блюдце. — Ты взрослая девочка, восемнадцать уже есть. Своя жизнь, свои проблемы.
За окном моросил мелкий дождь. Тот самый, что лил на похоронах двумя днями ранее, когда они хоронили маму. Ледяные капли падали на крышку гроба, на чёрные зонты немногочисленных провожающих, на опустевшее лицо матери. Анна вздрогнула. Сергей, кажется, и там не проронил ни слезинки.
Март 1996-го выдался холодным и промозглым. Как и вся её жизнь в последние месяцы.
Ещё год назад, в апреле 1995-го, семнадцатилетняя Анна светилась от счастья, выходя замуж за Алексея. Свадьбу сыграли скромную — какую могли себе позволить в те годы. Алексей, на семь лет старше невесты, работал на заводе, снимал комнату в общежитии. Мария Ивановна, мать Анны, вздыхала, но не противилась: «Главное, чтоб любил и не пил».
А через полгода, когда Анна была на шестом месяце беременности, Алексей ушёл. Просто собрал вещи, пока она была у врача, и исчез. Соседка по общежитию сообщила, что он съехался с какой-то Светой из бухгалтерии.
Анна плакала три дня, а потом вернулась в квартиру матери, в своё детство. Мария Ивановна встретила молча — только обняла крепко: «Поживём, дочка. И не такое переживали.»
Это был конец октября 1995-го. А в декабре у Марии Ивановны случился инсульт. Врачи говорили — стресс, сердце больное, возраст. Анна не верила, что матери всего 48 — в больнице она выглядела на все 70. Парализованная правая сторона, невнятная речь. Месяц в больнице, и их выписали домой: «Ухаживайте, девушка. Чем можем — помогли.»
— Но мама оставила завещание! — Анна наконец нашла слова. — Она говорила, что квартира будет моей!
— Мама наш разговор не запомнит, — хмыкнул Сергей. — А у меня на руках завещание от 1992 года. Еще до того, как она заболела. Квартиру — продать, деньги — поделить между наследниками. Первой очереди, то есть — нами с тобой.
Анна сжала кулаки. Брат не приезжал к матери четыре года. За это время он превратился из обычного московского студента в какого-то холёного бизнесмена. Дорогие часы, кожаная куртка, самоуверенный прищур. А она последние полгода кормила маму с ложечки, меняла памперсы, боролась с пролежнями — и всё это будучи беременной, а потом — с новорождённой на руках.
— Мама парализованная лежала тут полгода, пока я за ней ухаживала. Где ты был, Серёжа? Ты приехал хотя бы раз её навестить?
Сергей поморщился:
— У меня бизнес. Не мог всё бросить. Присылал же деньги.
— Ты прислал десять тысяч рублей. Один раз. В феврале. Их хватило на две упаковки импортных лекарств.
— Не начинай, — отрезал Сергей. — Я свои дела в Москве не бросал, в отличие от тебя. Что, кстати, с твоей учёбой? Так и не поступила никуда после школы?
Анна задохнулась от обиды и злости. В комнате заплакала дочка — как почувствовала настроение матери.
— Извини, бизнес ждёт, — Сергей встал и направился к двери. — Подумай о моём предложении. Можешь пока поискать квартиру под свою долю — примерно однушка в старом фонде получится, если повезёт. Я позвоню через пару дней.
Дверь захлопнулась. Дочь плакала всё громче.
Анна сидела на кухне у Елены Петровны и беззвучно плакала. Старая учительница, бывшая соседка и лучшая подруга её матери, заваривала ромашковый чай.
— Ну как же так, Лена… Куда нам с Машей деваться? Я даже на работу выйти не могу — она ещё совсем маленькая, а детсады… Вы же знаете, какие очереди.
Елена Петровна поставила перед Анной чашку:
— Пей, родная. Еще горячий. А с Сергеем… Твоя мама кое-что предчувствовала.
Она достала из серванта конверт:
— Вот, Маша мне отдала за месяц до… до того, как ушла. Новое завещание, январское. Нотариально заверенное. Всё тебе оставляет, и квартиру, и сбережения, какие были. И приписка — чтобы тебе и внучке было где жить.
Анна уставилась на конверт:
— Почему она вам его отдала?
Елена Петровна присела рядом:
— Боялась, что Сергей найдёт и уничтожит. Они сильно поругались в его последний приезд, перед Новым годом. Он требовал денег на какой-то бизнес, а Маша не дала. Сказала — всё дочери отойдёт.
Анна покачала головой:
— Не помню даже, чтобы он приезжал. Я тогда сама не своя была — Алексей только ушёл, беременность тяжёлая…
— Он не хотел с тобой пересекаться. Прокрался как вор — утром приехал, вечером уехал. Ты на приёме у врача была.
Елена Петровна помолчала, потом добавила другим, более жёстким тоном:
— Я Серёжку знаю с пелёнок. Всегда был себе на уме. А последние годы… Чем он там, в Москве, занимается?
— Какой-то бизнес. Не вдавался в подробности.
— Угу. Бизнес, — Елена Петровна поджала губы. — Знаешь, Анечка, бывают такие дети — волчата. Моя подруга, психолог, говорит — это как диагноз. Здоровые внешне, но внутри… Холодные. Без сочувствия. Мария и раньше жаловалась, что Сергей жестокий. Мышей в детстве мучил, с ребятами постоянно дрался.
— Вы про него что-то знаете, да? — Анна пристально посмотрела на пожилую женщину. — Что-то, о чём он боится, чтобы стало известно?
Елена Петровна отвела взгляд:
— Не мои тайны, Анечка. Но… У матери твоей были причины опасаться, что Сергей может квартиру отобрать. Потому и завещание новое составила.
— Нет никакого нового завещания, — прошипел Сергей.
Они снова сидели на кухне. В этот раз он не курил — нервно барабанил пальцами по столу.
— Есть, — спокойно ответила Анна, хотя сердце колотилось как бешеное. — У Елены Петровны. Она хранила его по просьбе мамы. И она знает о тебе кое-что интересное, братец.
Сергей побледнел:
— Что за чушь ты несёшь?
— Она не вдавалась в подробности. Но сказала, что если ты будешь настаивать на продаже квартиры, она готова рассказать… о том, что случилось перед твоим отъездом в Москву.
С лица Сергея отхлынули последние краски.
— Эта старая карга врёт. Она ничего не знает.
— Да? — Анна сама удивлялась своему спокойствию. — А может, проверим? Она обещала зайти через полчаса. Что у тебя там случилось, Серёжа? Почему ты так спешно уехал тогда? И почему мама тебя так боялась в последнее время?
Сергей резко встал, опрокинув стул.
— Ладно. Живи в этой халупе. Но учти — я не собираюсь помогать тебе и твоему ублюдку.
— Маша — твоя племянница. И у неё есть отец, пусть и бывший.
— Да, кстати, — Сергей усмехнулся, — я тут слышал, что твой муженёк алименты платить не собирается. Говорит, что ребёнок не его. Может, и правда?
Анна покраснела от гнева:
— Вон. Убирайся отсюда. И больше не появляйся.
Сергей ухмыльнулся:
— С удовольствием. Только учти, сестрёнка, — я так просто не сдаюсь. И старая карга долго не проживёт.
И снова дверь захлопнулась.
— Милочка, вы слышали? Суд обязал бывшего мужа Анны платить алименты! Представляете — он требовал экспертизу, а судья ему говорит: «Если ребёнок родился в браке, он ваш по закону, что бы вы ни думали!» — соседка Валентина Дмитриевна захлёбывалась от восторга, рассказывая новости Елене Петровне.
— Давно пора, — кивнула Елена Петровна. — Аннушка еле концы с концами сводит. Мать год как похоронила, одна с ребёнком, подработки случайные…
— А брат-то её, говорят, больше не появлялся? Шикарный такой, на иномарке…
— Не появлялся, слава богу, — Елена Петровна понизила голос. — Там тёмное дело, Валя. Я вам по секрету скажу — он в 90-м году, перед отъездом в Москву, такого натворил…
— Да что вы?
— Я вам потом расскажу, не здесь. Но Марии он в последний приезд угрожал… А когда она новое завещание на дочь оформила, он в ярость пришёл. Это после его визита у неё инсульт и случился.
— Мать честная! — Валентина Дмитриевна перекрестилась. — А на вид приличный такой молодой человек…
— Волк в овечьей шкуре, — отрезала Елена Петровна. — Но вы эти разговоры держите при себе, Валя. Не дай бог он узнает, что о нём судачат.
Машенька делала первые шаги, держась за мамину руку. Анна светилась от счастья, несмотря на усталость. После вечерних подработок кружилась голова, но дочка росла здоровой и весёлой, и это было главным.
Алименты от Алексея приходили нерегулярно, но всё же приходили. Он несколько раз пытался увидеть дочь, но Анна отказывала — не хотела травмировать ребёнка встречами с человеком, который их бросил.
О Сергее не было ни слуху, ни духу уже почти год. Иногда Анна просыпалась по ночам от странного чувства тревоги — казалось, что брат караулит где-то рядом, выжидает. Но дни шли, а он не появлялся.
Анна почти не думала о тайне, которой владела Елена Петровна. Что бы ни совершил Сергей в прошлом — сейчас это не имело значения. Главное, что у них с дочкой была крыша над головой, и будущее больше не казалось таким мрачным.
— Слушай, а куда делась та тетрадь с записями мамы? — как-то спросила Анна у Елены Петровны. Они пили чай на кухне, пока Машенька спала в комнате.
Елена Петровна напряглась:
— Какая тетрадь, деточка?
— Ну, знаете, такая синяя. Мама всегда в неё что-то записывала. Особенно в последние месяцы, когда уже плохо говорила. Я думала, может, там что-то важное…
— А, эта… — Елена Петровна помедлила. — Я её забрала, когда Сергей приезжал. Боялась, что он найдёт и прочитает.
— А что там такого?
Елена Петровна отвела взгляд:
— Маша там много писала о своих страхах. О том, что Сергей натворил. И… и о его угрозах. Лучше тебе этого не знать, Анечка.
Анна помолчала, потом решительно сказала:
— Нет, Лена. Я хочу знать. Я должна понимать, чего мне опасаться и от кого защищать дочь.
Старая учительница вздохнула:
— Хорошо. Но не сейчас. Дай мне время… собраться с мыслями. Это очень тяжелая история.
Звонок в дверь раздался поздним вечером, когда Машенька уже спала. Анна вздрогнула — было уже почти одиннадцать.
В глазок она никого не увидела. Странно. Может, соседи?
— Кто там? — спросила она, не снимая цепочку.
В ответ — тишина.
Анна на цыпочках отошла от двери. Постояла в прихожей, прислушиваясь. Тишина.
Внезапно в дверь снова позвонили — настойчиво, длинно.
— Кто там? — повторила она громче.
— Открой, сестрёнка. Нам надо поговорить, — голос Сергея звучал странно. Глухо, будто он был навеселе.
— Уходи. Уже поздно.
— Открой, я сказал. У меня для тебя новости.
— Какие ещё новости? Уходи, или я вызову милицию.
Сергей хмыкнул:
— О старой карге. О твоей защитнице. Елена Петровна, кажется? Той, что так много знает обо мне.
Сердце Анны сжалось:
— Что ты с ней сделал?
— Пока ничего. Но могу и навестить, если будешь ерепениться. Открывай давай.
Анна решила не рисковать. Если Сергей пьян, лучше не злить его.
— Подожди, я сейчас оденусь и выйду к тебе. Спать дочку.
— Пять минут, — отрезал Сергей.
Анна быстро надела халат, проверила спящую Машу и выглянула в подъезд. Сергей стоял, прислонившись к стене — и действительно выглядел нетрезвым.
— Что тебе нужно?
— Разговор есть, — он шагнул к ней. — Что старуха тебе наплела обо мне?
— Ничего, — Анна инстинктивно отступила.
— Врёшь. Вы тут целый год обе ходите, перешёптываетесь. Про какие-то тетради мамины говорите…
Анна похолодела:
— Ты следил за нами?
— Присматривал, — Сергей ухмыльнулся. — Это же мой дом тоже, сестрёнка. Я имею право знать, что здесь происходит.
— Уходи, — твёрдо сказала Анна. — Ты пьян, и нам не о чем говорить.
— Нет, есть о чём, — Сергей схватил её за руку. — Что именно старуха тебе рассказала? Про деньги? Про тот случай на заводе? Про то, что я у кого-то что-то украл? Или… или про то, что случилось в общежитии?
Анна попыталась высвободиться:
— Пусти! Я понятия не имею, о чём ты!
— Не знаешь? — Сергей прищурился. — Тогда почему старуха всем соседям растрепала, что я уголовник? Что я маму шантажировал? Что из-за меня у неё инсульт?
— Что? — Анна опешила. — Елена Петровна такого не говорила.
— Да конечно, — скривился Сергей. — Может, поэтому Валька с третьего этажа шарахается от меня? А участковый так настойчиво интересовался, где я работаю в Москве?
— Отпусти меня, — Анна дёрнула рукой. — Я не знаю, о чём ты. И Елена Петровна ничего мне не рассказывала.
— Не верю, — Сергей сильнее сжал её запястье. — Она и мамины тетради тебе отдала, да? Где они? В квартире?
На лестнице послышались шаги — кто-то поднимался.
— Мы продолжим разговор, — прошипел Сергей, отпуская руку Анны. — И постарайся в следующий раз быть более… понимающей.
Он быстро спустился по лестнице, едва не столкнувшись с поднимающимся соседом.
Телефонный звонок разбудил Анну в шесть утра.
— Алло? — сонно пробормотала она.
— Анна? Это Валентина Дмитриевна. Я только что от Елены Петровны. Она… она в больнице. Похоже, инсульт.
— Да, соседка вызвала скорую, — медсестра перелистывала карту. — Состояние тяжёлое, но стабильное. Вы родственница?
— Близкая подруга. Её семьи нет больше, — Анна сглотнула. — Я могу её увидеть?
— Не сейчас. Она без сознания. Приходите после обеда, может, врач что-то скажет.
В коридоре больницы было холодно и пахло хлоркой — точно так же, как год назад, когда здесь лежала мама. Анна прислонилась к стене, глубоко дыша. Неужели виноват Сергей? Но как? Когда он успел добраться до Елены Петровны?
— Анна Николаевна? — окликнул её мужской голос. Она обернулась — перед ней стоял участковый, Игорь Сергеевич, который приходил после смерти мамы.
— Да?
— Я к вам на квартиру заходил, соседка сказала, что вы здесь. У меня несколько вопросов к вам.
— Что случилось?
— Дело в том, что вчера вечером в квартиру Елены Петровны кто-то вломился. Судя по всему, что-то искали. Беспорядок жуткий. А потом у хозяйки случился инсульт.
Анна ахнула:
— Боже мой… Она жива?
— Да, но состояние тяжёлое. Соседка говорит, что вы знаете некоего Сергея, брата? Он в городе появлялся недавно?
— Вчера вечером, — тихо сказала Анна. — Он приходил ко мне. Был пьян. Спрашивал о каких-то маминых тетрадях…
— Где он сейчас?
— Не знаю. У него съёмная квартира где-то в центре, он никогда адрес не говорил.
Участковый что-то записал:
— Если появится или позвонит — сразу сообщите мне. Есть подозрения, что он может быть причастен к случившемуся.
Сергей позвонил через три дня.
— Как здоровье старой карги? — спросил он вместо приветствия.
— Ты знаешь, что у неё квартиру обыскивали? — Анна старалась говорить спокойно. — Что у неё инсульт?
— Да ты что? — в голосе Сергея звучало деланное удивление. — Жаль старушку. А когда это случилось?
— После того, как ты от меня ушёл.
— И что, думаешь, это я? — Сергей хмыкнул. — Я в Москву уехал в ту же ночь. Дела, знаешь ли.
— Участковый тебя ищет.
— Пусть ищет. У меня алиби — я с друзьями в ресторане сидел. Потом сразу на машине в Москву.
Он помолчал, потом добавил уже другим тоном:
— Слушай, Анька… Я тебе предложение хочу сделать. Нормальное. По-родственному.
— Я не продам квартиру, — твёрдо сказала Анна.
— А я и не об этом. Ну её, эту квартиру. Есть кое-что другое. Синяя тетрадь мамина.
Анна напряглась:
— Что с ней?
— Она у меня. Я нашел её в тот вечер, когда был у тебя, — Сергей говорил быстро. — Она в серванте лежала, под скатертями. И там много… много неприятных вещей написано. Бред, на самом деле. Но если попадёт не в те руки…
— И что ты хочешь?
— Обменять её на кое-что. На новое мамино завещание. То, что у старухи было.
Анна сжала трубку:
— А если я откажусь?
— Тогда я с этой тетрадью пойду в милицию. И расскажу, что там правда — про то, как ты с матерью обращалась перед её смертью. Как кричала на неё, довела до инсульта. Как из-за тебя она страдала.
— Что за бред?! — воскликнула Анна. — Там ничего такого нет!
— Не думаю, что милиция будет разбираться в почерках и записях. Особенно если я правильно объясню… и приложу пару купюр.
Анна молчала.
— Ну так что? — продолжил Сергей. — Менять будем?
— У меня нет завещания, — медленно сказала Анна. — Оно… оно у Елены Петровны. А она без сознания.
— Врёшь, — Сергей выдохнул в трубку. — Она бы отдала его тебе сразу, как я уехал.
— Нет. Потому что я не знала, где оно. А теперь… после обыска… Надо спросить у Елены Петровны, когда она очнётся.
— Если очнётся, — мрачно сказал Сергей.
— Не смей угрожать! — Анна почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— Я просто констатирую факт. Но ладно, допустим, я тебе верю. Как только старуха очнётся — звони мне. У тебя есть неделя. Если за это время ты не найдёшь завещание, я еду в милицию с маминой тетрадью. Или… — он помедлил, — или, может, мне стоит просто завещание аннулировать?
— Как?
— Есть способы, сестрёнка. Например, доказать, что мама была недееспособна, когда его писала. После инсульта у неё ведь и речь, и координация нарушились? И память?
— Сергей, это подло, — Анна с трудом сдерживала слёзы.
— Это жизнь, — отрезал брат. — Думай быстрее.
И повесил трубку.
Анна осторожно вошла в палату. Елена Петровна лежала неподвижно, маленькая и хрупкая, опутанная трубками и проводами. Её лицо осунулось, кожа стала восковой, одна половина лица безжизненно обвисла. Совсем как у мамы год назад.
— Леночка, — тихо позвала Анна, присаживаясь на край кровати. — Вы меня слышите?
Веки Елены Петровны дрогнули. Губы шевельнулись, пытаясь что-то сказать.
— Тише, не надо говорить, — Анна взяла её за руку. — Врач сказал, вам нужен покой. Я просто хотела сказать… мы с Машей справимся. Вы не волнуйтесь.
Елена Петровна с видимым усилием посмотрела на Анну. В её глазах стояли слёзы.
— Т… те… — едва слышно прошептала она. — Тетрадь…
— Знаю, — кивнула Анна. — Тетрадь мамина. Сергей её нашел.
Глаза старой учительницы расширились от ужаса.
— З… зав… — Елена Петровна пыталась говорить, но слова давались ей с огромным трудом.
— Завещание? — догадалась Анна. — Я не могу его найти. Вы сказали, что оно у вас, но… в квартире всё перевернуто, да?
Еле заметный кивок.
— Где оно может быть, Леночка? — Анна наклонилась ближе. — Сергей угрожает. Говорит, что докажет, что мама была недееспособна, когда писала новое завещание. Или… или напишет на меня заявление, что это я довела маму до инсульта.
По щеке Елены Петровны скатилась слеза. Здоровой рукой она слабо сжала ладонь Анны и попыталась что-то показать — сначала на себя, потом куда-то вниз.
— Не понимаю, — Анна покачала головой. — Может, напишете?
Она достала блокнот и ручку, вложила в слабые пальцы. Елена Петровна с трудом вывела несколько корявых букв:
«КН».
— Книга? — предположила Анна. — Какая книга?
Учительница снова попыталась писать. Получилось что-то вроде «ШК».
— Шкаф? — Анна вглядывалась в неровные буквы. — Книга в шкафу?
Кивок.
— У вас дома? В книжном шкафу?
Снова кивок.
— Я посмотрю, — пообещала Анна. — Только… там же всё перевернуто. Можете сказать, какая именно книга?
«ТОЛ.»
— Толстой? — догадалась Анна. — «Война и мир»?
Едва заметная улыбка тронула губы Елены Петровны.
Возвращаться в квартиру Елены Петровны было жутко. Следы обыска не убрали — книги валялись на полу, содержимое ящиков вывернуто, вещи разбросаны.
Анна огляделась. Книжный шкаф занимал целую стену — бывшая учительница любила литературу. Где же тут Толстой?
«Война и мир» нашлась почти сразу — четыре потрёпанных тома советского издания. Анна осторожно взяла первый том и принялась перелистывать — ничего. Во втором тоже. В третьем между страниц лежала старая фотография — молодая Елена Петровна и Мария Ивановна, улыбающиеся, на фоне какого-то озера. А в четвертом…
Конверт выпал на пол, когда она начала листать книгу. Обычный белый конверт с надписью «Завещание».
Анна подняла его дрожащими руками. Внутри был сложенный лист бумаги с печатью нотариуса. Всё, как и говорила Елена Петровна — мама оставляла квартиру дочери.
А ещё в конверте лежала записка, написанная маминым почерком:
«Анечка, прости, что не сказала тебе всё при жизни. Я так боялась Сергея… Он угрожал отобрать у нас квартиру, если я не дам ему денег на его тёмные дела. Но хуже всего — я боюсь, что он может причинить вред тебе и Машеньке. Берегись его. Он очень опасен. Люблю тебя. Мама.»
— Алло, Сергей? Это Анна. Я нашла завещание.
— Где? — голос брата звучал напряжённо.
— У Елены Петровны. Как ты и думал. А теперь верни мне мамину тетрадь.
— Не так быстро, — Сергей усмехнулся. — Сначала покажи мне завещание. Я должен убедиться, что оно настоящее.
— Хорошо. Когда и где?
— Сегодня в семь вечера. На набережной, у кафе «Волна».
— Приду. Но без тетради можешь не появляться.
К набережной Анна пришла не одна — с ней был участковый, Игорь Сергеевич. После её звонка он сразу согласился помочь.
— Так вы думаете, что это ваш брат вломился в квартиру Елены Петровны? — спросил он, когда они шли к месту встречи.
— Не могу утверждать, — осторожно ответила Анна. — Но он очень хотел найти это завещание. И он угрожал…
— Будьте осторожны, — предупредил участковый. — Я буду неподалёку. Как только он даст тетрадь — подам знак.
Сергей уже ждал у кафе. Нервно курил, поглядывая по сторонам.
— Принесла? — спросил он вместо приветствия.
— Да, — Анна достала конверт. — А тетрадь?
Сергей вытащил из внутреннего кармана потрёпанную синюю тетрадь:
— Давай меняться. Только сначала покажи, что там.
Анна раскрыла конверт. Сергей бегло просмотрел бумагу, скривился:
— Чёрт, похоже, настоящее.
— А теперь тетрадь, — твёрдо сказала Анна.
Сергей медленно протянул ей тетрадь:
— Знаешь, я ведь могу просто оспорить это завещание. Доказать, что мама была недееспособна.
— Можешь попробовать, — спокойно ответила Анна. — Но тогда тебе придётся объясниться с милицией — по поводу Елены Петровны и того, как у тебя оказалась мамина тетрадь.
Сергей прищурился:
— Ты мне угрожаешь?
— Констатирую факт, — Анна забрала тетрадь. — В тот вечер, когда ты был у меня, ты не мог найти эту тетрадь. Она была у Елены Петровны. Значит, ты был у неё и искал завещание. А потом у неё случился инсульт.
— Ничего не докажешь, — процедил Сергей.
— Возможно, — Анна пожала плечами. — Но есть свидетели, что ты расспрашивал меня о тетради. И есть запись в маминой тетради о твоих угрозах.
Сергей побледнел:
— Врёшь. Я всё прочитал — там ничего такого нет.
— Правда? — Анна подняла бровь. — Полистай, может, пропустил что-то.
Сергей растерянно уставился на тетрадь в руках сестры. В этот момент к ним подошёл Игорь Сергеевич:
— Здравствуйте. Участковый уполномоченный капитан Соколов. Ваши документы, пожалуйста.
Елена Петровна шла на поправку. Врачи говорили — чудо, что она выкарабкалась. Паралич левой стороны тела сохранялся, речь восстанавливалась медленно, но главное — она была жива.
— А Сергей? — спросила она, когда Анна пришла навестить её через две недели. Говорить ей всё ещё было трудно, но уже понятно.
— Уехал в Москву, — Анна поправила одеяло. — После разговора с участковым. Пригрозил, что еще вернётся, но… я думаю, он блефует.
— Опасный, — покачала головой Елена Петровна. — Очень.
— Я знаю, — Анна вздохнула. — Я всё прочитала — и мамину тетрадь, и записку. Но что он сделал? Что случилось перед его отъездом в Москву?
Елена Петровна отвела взгляд:
— Не моя тайна. Маша знала. И… носила этот груз.
— Я её дочь. Я должна знать, чего мне опасаться.
Елена Петровна долго молчала. Потом тихо сказала:
— В тетради. Последние страницы.
Анна нахмурилась:
— Там нет последних страниц. Они вырваны.
Елена Петровна кивнула:
— Вот именно. Сергей.
Прошёл год. Машеньке исполнилось два, она уже бегала и говорила — правда, пока коротко и не всегда понятно. Елена Петровна переехала к ним — после больницы она не могла жить одна, а Анна не могла оставаться с ней. Так и стали жить втроём.
Алексей иногда звонил, спрашивал о дочери. Пару раз приходил — смотрел издалека, не решаясь подойти. Алименты платил исправно. Анна нашла работу в библиотеке — негромкую, но надёжную. Елена Петровна сидела с девочкой, пока Анна была на работе.
О брате не было известий. Иногда от этого становилось тревожно — словно затишье перед бурей. Но жизнь продолжалась, и постепенно страх отступал.
— Мам, а у меня есть дядя? — спросила как-то Маша, когда ей было уже семь. Они убирали в шкафу, и девочка нашла старую фотографию — Сергей в школьной форме.
Анна застыла:
— Почему ты спрашиваешь?
— У Кати есть дядя, он ей подарки дарит. А у меня есть?
Анна присела рядом с дочерью:
— Технически — да. Мой брат Сергей. Но мы с ним… не общаемся.
— Почему? — глаза у Маши были серьёзные, внимательные.
— Он плохой человек, — просто сказала Анна.
Маша задумчиво посмотрела на фотографию:
— Он не похож на плохого. Обычный мальчик.
— Да. Тогда он был обычным мальчиком, — Анна забрала фотографию. — Но люди меняются, Машенька. Иногда — не в лучшую сторону.
Елена Петровна умерла, когда Маше исполнилось десять. Тихо, во сне — сердце остановилось. Для Анны это была тяжёлая потеря — старая учительница стала ей почти второй матерью.
На похороны пришло много людей — бывшие ученики, соседи, коллеги. Анна стояла с Машей, держа её за руку, и вдруг замерла — на другой стороне кладбища, у дальнего дерева, стоял Сергей. Их взгляды встретились — он слегка кивнул и ушёл.
После этого он не появлялся ещё много лет. Ни разу не позвонил, не написал. Словно исчез из их жизни.
— Мама, я хочу знать правду, — сказала Маша. Ей было уже шестнадцать — стройная, серьёзная девушка, похожая на Анну в молодости. — Что случилось с твоим братом? Почему о нём никто не говорит?
Анна вздохнула:
— Я и сама не знаю всей правды, Маша. Только осколки. Он что-то сделал перед отъездом в Москву — что-то настолько серьёзное, что мама очень боялась его. Но что именно — эта тайна ушла вместе с бабушкой и Еленой Петровной.
Маша задумчиво смотрела в окно:
— А те вырванные страницы из тетради?
— Исчезли вместе с Сергеем, — покачала головой Анна. — Да и зачем ворошить прошлое? Прошло столько лет. Мы справились, у нас всё хорошо.
Маша молчала. Потом тихо сказала:
— Я нашла его страницу в интернете. У него строительный бизнес в Москве. Жена, двое детей.
Анна вздрогнула:
— Что?
— Я не писала ему, — поспешно добавила Маша. — Просто… интересно было. Понять, кто он такой.
Анна подошла и обняла дочь:
— Он обычный человек. Со своими ошибками, страхами и слабостями. Когда-то он сделал что-то очень плохое — и не нашёл в себе сил исправить это или хотя бы признать. А потом один плохой поступок повлёк за собой другие — и так он оказался в ловушке.
— Как думаешь, он изменился? Может, стал лучше?
Анна задумалась:
— Не знаю. Хочется верить. Но… это его путь, его выбор. А у нас своя жизнь.
Звонок раздался поздним вечером, когда Анна уже собиралась ложиться спать. Маша уехала учиться в университет в соседний город — приезжала теперь только на выходные.
— Алло?
— Анна? Это Сергей, — голос был знакомым и одновременно чужим. — Как ты?
Она помолчала, собираясь с мыслями:
— Что тебе нужно?
— Поговорить. Мне скоро пятьдесят. Начинаешь задумываться о разном. О жизни. О том, что сделал неправильно.
— И что ты хочешь? Прощения?
Сергей вздохнул:
— Не знаю. Может быть, просто… замкнуть круг? Я с женой приезжаю в город на следующей неделе. Хотел бы увидеться. Если ты, конечно, не против.
Анна закрыла глаза:
— Я подумаю.
— Хорошо, — в его голосе слышалось облегчение. — Позвони, если решишься. Ты ведь нашла меня в интернете, да?
— Нет. Маша нашла.
— Маша? — в голосе Сергея промелькнуло удивление. — Моя племянница?
— Да.
Он помолчал, потом тихо сказал:
— Я никогда её не видел. Она… она похожа на тебя?
— Да. И на маму.
— Передавай ей привет, — неловко сказал Сергей. — И… прости за всё, Анька. Я был… я был не прав.
Анна слушала короткие гудки в трубке и думала, как странно устроена жизнь. Двадцать лет ненависти и страха — и вот теперь этот звонок. Стоит ли встречаться? Стоит ли ворошить прошлое? И сможет ли она когда-нибудь простить?
Она не знала ответов. Но впервые за долгое время подумала, что, может быть, пришло время закрыть эту дверь — и открыть новую.
