Сероватый ноябрьский свет едва пробивался сквозь тонкие занавески однокомнатной квартиры в спальном районе. Двойняшки Витя и Вика, только вернувшись с занятий в университете, устало сидели на диване, уткнувшись в конспекты. В маленькой квартире шаг вправо, шаг влево — и ты уже натыкаешься на кого-то или что-то, но за двадцать лет они привыкли к этой тесноте.
— Блин, я в этой органической химии как свинья в апельсинах, — пожаловался Витя, взлохмачивая и без того растрепанные волосы.
Вика фыркнула, не отрываясь от конспекта:
— Ага, и поэтому у тебя на контрольной было девяносто шесть из ста. А мне на архитектуре завтра проект сдавать, так что заткнись и не мешай.
Брат с сестрой внешне были удивительно похожи — те же острые скулы, те же большие серые глаза, те же каштановые волосы, только у Вики длинные, собранные в небрежный пучок, а у Вити — короткий ежик. И характеры — упрямые, с юмором, иногда вспыльчивые.
Звук поворачивающегося в замке ключа заставил их обоих поднять головы. Мать, Ольга Павловна, вернулась из двухнедельного отпуска в Турции. Её выжженные осветлителем волосы казались белыми в тусклом свете прихожей.
— Привет, ма! Как отдохнула? — Витя отложил конспект и пошел к матери, чтобы забрать тяжелый чемодан.
Ольга отмахнулась от его помощи и, что-то бормоча под нос, принялась снимать сапоги. Её лицо выглядело непривычно молодым, свежим, даже немного игривым. «Загорела», — подумала Вика, подходя к матери с другой стороны.
— Ну что, мам, расскажешь, как море, как отель? — спросила она, опираясь на стену.
Вместо ответа Ольга выпрямилась, посмотрела на детей каким-то новым, решительным взглядом и сказала то, что перевернуло их жизнь:
— Квартиру освободите до четверга, мы теперь тут будем с Олежкой жить.
Тишина навалилась на комнату, как тяжелый бетонный блок. Витя и Вика переглянулись, не понимая, что происходит.
— С каким Олежкой? — наконец выдавил Витя.
— С моим мужчиной, — Ольга улыбнулась какой-то странной, почти девичьей улыбкой. — Познакомились в Алании, он такой чудесный, заботливый, сильный. Приедет через два дня, уже уволился там с работы, будет тут искать что-то.
— Мам, ты что, шутишь? — Вика нервно рассмеялась. — Мы же тут живем. И учимся в универе. Куда нам съезжать-то?
Ольга прошла мимо дочери, бросив чемодан у двери, и плюхнулась в кресло, вытянув ноги.
— Вы взрослые люди, двадцать лет уже. Пора вам самостоятельную жизнь начинать, — она взяла с журнального столика журнал и небрежно перелистнула страницу. — Я всю жизнь на вас положила, вырастила, выучила, а теперь мне что, в пятьдесят сдохнуть без личной жизни? Олежке сорок два, он меня любит, уважает, хочет со мной жить. А мы тут и втроем-то еле помещаемся, какой тут четвертый?
Дети стояли, ошарашенные, как будто увидели перед собой не мать, а какого-то инопланетянина, вселившегося в её тело.
— Ты серьезно нас выгоняешь из дома ради какого-то мужика, которого две недели знаешь? — Витя почувствовал, как к горлу подкатывает ком.
— Не выгоняю, а прошу освободить жилплощадь, — Ольга поджала губы. — И не «какого-то», а Олега Константиновича. Он, между прочим, специалист по логистике, на складе работал начальником смены.
— В Турции? — скептически уточнила Вика.
— Он там подрабатывал временно, туристический сезон же, — отмахнулась Ольга. — А так у него свой бизнес в России. Да какая разница? Квартира моя, хочу — на голове тут стою. Я всё решила. До четверга чтоб съехали.
Вика почувствовала, как её заливает горячая волна гнева и обиды:
— Мам, ты вообще понимаешь, что говоришь? Куда нам деваться? У нас сессия на носу!
— К отцу своему идите, раз такое дело, — Ольга пожала плечами, не глядя на детей. — Я Петру позвоню, объясню ситуацию. У него трёшка с Анжелой своей, не обеднеют.
Она потянулась к телефону и начала набирать номер, как ни в чем не бывало. Вика выбежала из комнаты, хлопнув дверью так, что со стены посыпалась штукатурка. Витя остался, глядя на мать с каким-то новым, холодным чувством.
— Ты всегда нас учила, что семья — это главное, — тихо сказал он. — А теперь ради первого встречного…
— Ой, только не надо мне тут морали читать, — перебила его Ольга, прижимая телефон к уху. — Всё, Вить? Петь, привет, это я…
Вика сидела на кухне съемной квартиры и задумчиво грела руки о чашку с чаем. Прошло почти три месяца с того дня, когда мать выставила их за дверь. Отец, Петр Николаевич, выслушав ситуацию, молча забрал их к себе, а через неделю снял им эту небольшую, но уютную двушку недалеко от университета.
— Не хочу, чтобы вы чувствовали себя лишними, — сказал он тогда. — У нас с Анжелой вам всегда рады, но свой угол есть свой угол.
Анжела, его вторая жена, оказалась неожиданно понимающей. Полная, с добрыми глазами и тихим голосом, она тут же взяла на себя роль заботливой тети: помогла с переездом, отдала часть своей посуды и белья, поддерживала, не задавая лишних вопросов.
— Мать есть мать, — только и сказала она. — Одумается ещё.
Но Ольга не одумывалась. Она почти не звонила детям, а если и звонила, то разговор всегда был коротким, поверхностным, будто с дальними знакомыми. Всё её внимание теперь занимал загадочный Олежка, о котором она говорила с придыханием, как подросток о первой любви.
— Ты в своей комнате? — голос Вити вырвал Вику из размышлений.
— Да, заходи, — отозвалась она, отпивая чай.
Брат плюхнулся напротив, потирая красные от недосыпа глаза:
— У меня такое чувство, что я скоро превращусь в учебник по биохимии. Спал с ним, ел с ним, почти в душ с собой брал.
— Жених и невеста, — усмехнулась Вика.
— Ага, в браке навеки, — Витя потянулся к её чашке и отхлебнул. — А у тебя как проект?
— Сдала вчера. Преподша сказала, что «концептуально интересно, но технически сыровато». В переводе — четверка.
— Лучше, чем ничего, — Витя взъерошил волосы. — Слушай, отец звонил. Говорит, мать на связь вышла.
Вика напряглась:
— И что она хочет?
— Квартиру продавать собирается. Наши подписи нужны, мы же там прописаны.
— Что? — Вика чуть не выронила чашку. — Она совсем с ума сошла? А нас спросить не хочет?
Витя пожал плечами:
— Говорит, Олежка ей хочет подарок сделать — купить новую квартиру в центре. А для этого надо старую продать.
— И ты веришь в эту чушь? — Вика почувствовала, как внутри закипает злость. — Какой-то хмырь с турецкого склада внезапно покупает квартиру в центре? Да это же развод чистой воды!
— Я так и сказал отцу, — кивнул Витя. — Он тоже не верит. Говорит, поедет сегодня с ней поговорить.
В этот момент зазвонил телефон Вики. На экране высветилось «Мама».
Петр Николаевич сидел напротив бывшей жены в той самой однушке, где когда-то они вместе растили близнецов. Теперь комната выглядела по-другому: новые шторы с безвкусным узором, мужская одежда на спинке стула, запах дешевого одеколона в воздухе.
— Ольга, ты хоть понимаешь, что происходит? — терпеливо спрашивал он, пока она нервно перебирала бумаги на столе.
— Прекрасно понимаю, — огрызнулась она. — Я встретила мужчину, который меня ценит. Который хочет сделать меня счастливой.
— Подарив тебе квартиру в центре? За какие шиши, Оль? — Петр покачал головой. — Ты хоть знаешь, чем он занимается? Откуда у него деньги?
— Не твое дело! — вспыхнула Ольга. — У него бизнес! Успешный!
— Какой бизнес, Оль? — устало спросил Петр. — Ты проверяла хоть что-нибудь? Или веришь на слово человеку, которого знаешь три месяца?
Ольга отвернулась, её плечи напряглись:
— Ты просто завидуешь. Всегда завидовал, когда у меня что-то хорошее случалось.
Петр горько усмехнулся:
— Да мне завидовать нечему, Оль. У меня хорошая работа, любящая жена, прекрасные дети. А у тебя что? Мужик, который хочет, чтобы ты продала единственное жилье?
— Он любит меня! — голос Ольги сорвался. — Он говорит, что я самая красивая женщина, которую он встречал! Что я заслуживаю лучшего!
— И поэтому ты выгнала собственных детей на улицу?
Ольга замолчала, нервно накручивая на палец прядь волос:
— Они уже взрослые. Им пора самостоятельную жизнь начинать.
— В двадцать лет? Во время учебы? — Петр покачал головой. — Ты же сама их растила, вкладывала душу. Что с тобой случилось, Оль?
На секунду в глазах Ольги мелькнуло что-то похожее на сомнение, но она тут же отогнала его:
— Хватит читать мне нотации. Ты свой выбор сделал, когда ушел к своей Анжелке. Теперь я делаю свой. Олег — хороший человек.
— Хороший человек не предложит женщине продать квартиру, где живут её дети, — тихо сказал Петр. — Подумай, Оль. Остановись, пока не поздно.
— Вот вы все такие! — вскочила Ольга. — Никто меня не понимает! Все против моего счастья! А Олежка единственный, кто…
В этот момент входная дверь открылась, и на пороге появился мужчина лет сорока пяти — плотный, с залысинами и настороженным взглядом маленьких глаз.
— О, у нас гости? — спросил он с наигранной приветливостью, оценивающе глядя на Петра.
— Это Пётр, отец моих детей, — представила Ольга. — Петя, это Олег.
Мужчины обменялись рукопожатием, изучая друг друга.
— Насчет квартиры говорите? — сразу перешел к делу Олег. — Ольга, золотце, ты объяснила, какая нас ждет перспектива?
— Объясняю, но Петр не верит в твои намерения, — Ольга встала рядом с Олегом, демонстративно взяв его под руку.
— Ну почему же, почему не верит? — Олег улыбнулся, но улыбка не коснулась глаз. — Я серьезный человек, с серьезными планами. У меня доля в бизнесе, инвестиции. Хочу для Олечки лучшего. Она заслуживает жить в центре, а не в этой… — он обвел рукой комнату, — …коробке.
— И для этого нужно продать «коробку»? — уточнил Петр.
— Ну а как же! — Олег развел руками. — Я добавлю своих, конечно, но первый взнос нужен солидный. Банки сейчас такие проценты дерут — грабеж средь бела дня!
Что-то в интонациях Олега, в том, как он переступал с ноги на ногу, не глядя собеседнику в глаза, насторожило Петра окончательно.
— Ольга, можно тебя на минуту? — попросил он.
— Что еще? — недовольно буркнула она, но все же вышла с ним на кухню.
— Послушай меня внимательно, — тихо сказал Петр, когда они остались одни. — Я знаю, что ты взрослый человек и сама принимаешь решения. Но этот парень — афе/рист. Я таких за километр чую, по работе насмотрелся.
— Да что ты можешь знать! — зашипела Ольга. — Всю жизнь в своем НИИ просидел, простой инженер, а Олег — бизнесмен!
— Бизнесмен, который работал на складе в турецком отеле? — Петр покачал головой. — Оль, я тебя прошу, не продавай квартиру. Хотя бы проверь его сначала. Узнай, что за бизнес, кто его партнеры, есть ли у него вообще деньги на новую квартиру.
Ольга отвернулась, скрестив руки на груди:
— Я ему верю. И всё.
— Тогда хотя бы не подписывай ничего сразу. Дай мне время проверить его. Ради детей, Оль.
Она молчала почти минуту, а потом неохотно кивнула:
— Ладно. Неделю. Даю тебе неделю.
Телефонный звонок разбудил Вику посреди ночи. Она нащупала телефон на тумбочке, сонно моргая:
— Алло?
— Вика, это мама, — голос Ольги звучал странно — надломленный, с хрипотцой. — Ты можешь приехать? Пожалуйста.
Вика мгновенно проснулась:
— Что случилось?
— Просто приезжай, — Ольга всхлипнула и отключилась.
Через полчаса Вика и разбуженный ею Витя уже стояли у двери родной квартиры. Открыла мать — непричесанная, с опухшими от слез глазами, в старом халате.
— Заходите, — пробормотала она, отступая в сторону.
Квартира выглядела перевернутой вверх дном — выдвинуты ящики, распахнуты шкафы, разбросаны вещи.
— Мам, что произошло? — осторожно спросил Витя, оглядываясь.
Ольга опустилась на диван, обхватив голову руками:
— Он ушел. Забрал все деньги, все украшения. Даже обручальное кольцо вашего отца, что я хранила… Всё забрал и исчез.
— Олег? — уточнила Вика, хотя ответ был очевиден.
Ольга кивнула, не поднимая головы:
— Мы вчера поссорились. Из-за квартиры. Я сказала, что отец убедил меня не продавать. Что мне нужны гарантии… — её голос сорвался. — А он так разозлился… Кричал, что я ему не доверяю, что я как все бабы — только о деньгах думаю… А потом ушел, хлопнул дверью. Я думала, остынет и вернется…
Она подняла на детей заплаканное лицо:
— А сегодня утром смотрю — сейфа нету. Маленький такой, в шкафу стоял. Там мои сбережения были, золото, документы… Всё забрал. И телефон выключен.
Вика и Витя переглянулись. Никто из них не произнес «Мы тебя предупреждали», хотя эта мысль, наверное, мелькнула у обоих.
— Ты в полицию заявила? — спросил Витя, присаживаясь рядом с матерью.
Ольга покачала головой:
— Я… я не могу. Мне так стыдно. Перед вами, перед соседями, перед всеми… — она заплакала, уткнувшись в ладони.
Вика, все еще стоявшая у двери, почувствовала, как внутри неё борются обида и жалость. Обида победила:
— Ты нас выгнала ради него. Из нашего дома. Ради жулика, которого знала две недели.
— Вика! — одернул её Витя.
— А что Вика? — горько усмехнулась она. — Это правда. Мам, ты хоть понимаешь, что сделала? Ты предала нас. Собственных детей.
Ольга подняла голову, и в её глазах плескалась такая боль, что Вика невольно отступила:
— Думаешь, я не понимаю? Думаешь, я не казню себя каждую минуту? — её голос дрожал. — Я просто… просто хотела, чтобы меня хоть кто-то любил. Чтобы я была кому-то нужна не как мать, не как работник, а как женщина…
— И ради этого ты пожертвовала нами? — тихо спросила Вика.
— Я думала, вы справитесь. Вы же взрослые, умные… — Ольга снова всхлипнула. — А теперь всё пропало. Он даже документы на квартиру забрал, сво/лочь…
Витя обнял мать за плечи:
— Всё будет хорошо, мам. Документы восстановим, заявление в полицию напишем. Может, его поймают.
— Не поймают, — покачала головой Ольга. — Он говорил, что в Турцию вернется, если что. У него там связи…
Вика наконец подошла и села с другой стороны от матери:
— Мам, зачем ты нас позвала?
Ольга молчала несколько секунд, а потом тихо произнесла:
— Я не знаю. Я просто… одна. Совсем одна.
В комнате повисла тяжелая тишина. Три человека сидели на диване, каждый со своей болью, со своей обидой, со своей виной.
— Мы поможем тебе с полицией и документами, — наконец сказал Витя. — Но жить мы к тебе не вернемся.
— Я понимаю, — прошептала Ольга. — Я не заслуживаю…
— Дело не в том, заслуживаешь ты или нет, — перебила её Вика. — Просто… ты разбила что-то между нами, мам. Что-то важное. И это не склеить за один день.
Ольга кивнула, глотая слезы.
— Но мы не бросим тебя, — добавил Витя. — Ты все-таки наша мать.
Он встал и пошел на кухню ставить чайник — привычным, знакомым с детства жестом. Вика осталась сидеть рядом с матерью, не обнимая её, но и не отстраняясь — просто рядом.
За окном начинало светать. Новый день вступал в свои права, обещая тяжелые разговоры, походы в полицию, бумажную волокиту. Но что-то подсказывало Вике, что самое страшное уже позади. Да, их отношения с матерью никогда не будут прежними. Слишком глубока рана предательства. Но, может быть, со временем возникнет что-то новое — не такое безоблачное и доверчивое, но честное.
В конце концов, думала Вика, глядя на сгорбленные плечи матери, жизнь не сказка, где всё заканчивается идеально. Иногда разбитую чашку не склеить, но из осколков можно сделать мозаику. Иную, не такую целостную, но по-своему красивую.
На кухне засвистел чайник, и Витя крикнул:
— Кому с сахаром, кому без?
— Мне без, — автоматически ответила Вика.
— Мне тоже, — тихо добавила Ольга и впервые за утро посмотрела дочери в глаза. — Спасибо, что приехали.
Вика не ответила. Пока не могла. Но кивнула — и этого было достаточно для начала.
