Марина медленно помешивала борщ, стараясь сосредоточиться на монотонном движении ложки. Только бы не расплакаться. Сзади послышалось шарканье – Валентина Николаевна вошла на кухню.
– Что-то борщ у тебя жидковат, – привычно поморщилась свекровь. – В моей семье всегда готовили густой, наваристый. Игорёк с детства любит именно такой.
Марина промолчала. За два месяца, что свекровь жила у них после перелома, она научилась пропускать подобные замечания мимо ушей.
Главное – дождаться, когда нога заживёт, и всё вернётся на круги своя.
– Присаживайтесь, Валентина Николаевна. Игорь скоро придёт, поужинаем вместе.
– Конечно присяду. В своём доме могу сидеть где захочу, – отрезала свекровь.
Марина замерла с половником в руке.
– Что значит «в своём»? Мы с Игорем купили эту квартиру вместе.
– А кто первый взнос внёс? – перебила Валентина Николаевна. – Твои родители? Так вот что я скажу: квартиру перепишешь на меня, и это не обсуждается. Это мой сын, и ты вообще здесь за счёт него живёшь.
В кухне повисла звенящая тишина. Марина почувствовала, как предательски задрожали руки. В этот момент щёлкнул замок входной двери.
– Я дома! – раздался голос Игоря.
– Сынок, как хорошо, что ты пришёл, – мгновенно изменила тон свекровь. – А мы тут как раз о важном поговорить собирались. О квартире.
Игорь устало опустился на стул, ослабляя галстук.
– Мам, может не сейчас? День тяжёлый был.
– А когда? – В голосе Валентины Николаевны появились металлические нотки. – Когда наконец обсудим то, что давно назрело? Ты мой единственный сын, и я должна быть уверена в твоём будущем.
Марина переводила взгляд с мужа на свекровь, не веря своим ушам. Три года они жили здесь, все документы оформлены, половину суммы внесли её родители.
– Игорь, скажи что-нибудь! – не выдержала она.
Муж потёр переносицу:
– Давайте поужинаем спокойно, а потом…
– Нет уж! – Валентина Николаевна стукнула рукой по столу – Сейчас решим. Я не для того тебя растила, чтобы какая-то…
– Не смейте! – Марина с грохотом поставила тарелку на стол. – Не смейте называть меня «какой-то»! Я жена вашего сына, мы три года в браке, и я…
– Три года – это ничто! – отрезала свекровь. – Я тридцать лет его растила, ночей не спала. А ты кто? Пришла на всё готовое!
Игорь сидел, опустив голову. Его молчание било больнее любых слов.
– Сынок, – вкрадчиво продолжала Валентина Николаевна, – ты же понимаешь, что я права? Квартира должна остаться в семье.
– А я что, не семья? – голос Марины дрожал. – Игорь, неужели ты позволишь…
– Я устал, – муж поднялся из-за стола. – Мне завтра на важную встречу, давайте не сегодня.
Он вышел из кухни, оставив их вдвоём. Марина почувствовала, как к горлу подступает ком.
– Вот видишь, – торжествующе улыбнулась свекровь, – даже Игорь понимает, что я права.
Следующие дни превратились в кошмар.
Валентина Николаевна при каждом удобном случае заводила разговор о переоформлении квартиры. То намекала на неблагодарность Марины, то рассказывала истории о коварных невестках, разоривших свекровей.
На работе был аврал – конец квартала, отчёты горели. Марина возвращалась домой измотанная, а там её ждала очередная порция яда. Игорь всё чаще задерживался в офисе, избегая конфликтов.
– Мамочка, я больше не могу, – всхлипывала Марина в телефон поздно вечером, запершись в ванной. – Она меня доведёт!
– Доченька, – впервые в голосе мамы зазвучала сталь, – ты всю жизнь молчишь. А теперь посмотри, куда это тебя привело. Может, хватит быть удобной для всех?
Эти слова эхом отдавались в голове. Ночью Марина почти не спала, ворочаясь рядом с мирно посапывающим мужем. Может, действительно переписать? Будет хоть какой-то покой… Но тут же вспомнились долгие месяцы поиска квартиры, радость от первой собственной жилплощади, гордость родителей, внёсших свою долю.
Утром, собираясь на работу, Марина поймала своё отражение в зеркале. Осунувшееся лицо, потухшие глаза – когда она успела так измениться?
– Опять опаздываешь? – донёсся из кухни голос свекрови. – В мои времена жёны готовили мужьям завтрак. А ты всё о карьере думаешь.
Марина застыла в коридоре. Что-то надломилось внутри – последняя соломинка.
– Знаете что, Валентина Николаевна? – её голос звучал непривычно твёрдо. – Я еду к нотариусу. Оформлять брачный договор.
Свекровь поперхнулась чаем:
– Что ты несёшь? Какой ещё договор?
– Тот самый. Где будет чётко прописана моя доля в квартире. И ваши притязания станут просто бессмысленными.
– Да как ты смеешь! – Валентина Николаевна вскочила, забыв про больную ногу. – Игорь! Игорь, ты слышишь, что твоя жена вытворяет?
Муж выглянул из спальни с полузавязанным галстуком:
– Что случилось?
– Твоя жена угрожает нам брачным договором! – в голосе свекрови звенели слёзы. – Я же говорила, она только о деньгах думает!
– Марин, ты что? – растерянно пробормотал Игорь. – Зачем нам это?
– Затем, что если ты не способен поставить границы, я сделаю это сама.
Марина схватила сумку и выскочила из квартиры. Сердце колотилось как сумасшедшее, но впервые за долгое время она чувствовала себя… правой.
В офисе первым делом нашла контакты нотариуса. Назначила встречу на обед. Отключила телефон – Игорь звонил несколько раз.
– Ты уверена? – спросил нотариус, просматривая документы. – Брачный договор может осложнить отношения в семье.
– Они уже осложнены дальше некуда, – горько усмехнулась Марина. – Где подписывать?
Вечером она вернулась домой с документами. Руки дрожали, но решимость не покидала. В квартире пахло валерьянкой.
– Вот, – Марина положила папку на стол. – Здесь всё чётко прописано. Моя доля в квартире неприкосновенна.
Валентина Николаевна побелела:
– Ты… ты… – она задыхалась от возмущения. – Игорь! Немедленно разведись с этой…
– Мама! – впервые повысил голос Игорь. – Прекрати.
– Что «прекрати»? – взвилась свекровь. – Я тебя растила, воспитывала, а ты позволяешь какой-то выскочке…
– Я вам не «какая-то»! – Марина говорила спокойно, но каждое слово било как молот. – Я жена вашего сына. У меня есть имя – Марина Александровна. И я больше не позволю вам себя унижать.
– Вещи… – просипела Валентина Николаевна. – Мои вещи… Я уезжаю!
– Мама, ну куда ты на ночь глядя? – всполошился Игорь.
– К Зине поеду! – свекровь судорожно запихивала вещи в сумку. – Она хоть понимает, что значит уважать старших!
Хлопнула входная дверь. В квартире повисла звенящая тишина.
– Зачем ты это сделала? – устало спросил Игорь.
– А зачем ты позволил довести до этого? – парировала Марина. – Почему я должна была защищаться одна?
Муж опустился на диван, обхватив голову руками:
– Ты же знаешь, какая она… Я просто хотел, чтобы всё было мирно…
– Мирно? – Марина горько усмехнулась. – За чей счёт? За счёт моего самоуважения?
Она прошла в спальню и заперла дверь. Впервые за долгое время уснула крепко, без слёз.
Следующие две недели тянулись как в тумане. Игорь метался между домом и матерью, возвращался всё более подавленный. Марина чувствовала его взгляды – растерянные, виноватые.
– Давай поговорим, – однажды вечером он присел рядом с ней на диван.
– О чём? – Марина не отрывалась от книги. – О том, как ты позволил своей матери унижать меня месяцами?
– Прости меня, – эти слова дались ему нелегко. – Я… я струсил. Думал, само рассосётся.
Марина наконец подняла глаза:
– Ничего в жизни «само» не рассасывается, Игорь. Особенно такие вещи.
– Мама звонила сегодня, – он нервно теребил рукав. – Сказала, что никогда не простит.
– А ты? Ты простишь меня за то, что я наконец постояла за себя?
В его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение:
– Знаешь… я, наверное, впервые понял, какая ты сильная.
– Я не сильная, – покачала головой Марина. – Я просто очень долго была слабой. Слишком долго.
На следующий день она записала их к семейному психологу. Игорь не возражал – кажется, он сам понимал, что им нужна помощь.
Психолог, немолодая женщина с внимательными глазами, выслушала их историю.
– Скажите, Марина, – спросила она, – что вы чувствовали, когда впервые дали отпор?
– Страх, – честно ответила Марина. – А потом… свободу. Будто цепи сбросила.
– А вы, Игорь? Что чувствовали, глядя на изменения в жене?
– Растерянность, – признался он после паузы. – И… восхищение, наверное. Я никогда не видел её такой.
– Потому что я всегда старалась быть удобной, – тихо сказала Марина. – Для тебя, для твоей мамы, для всех. А теперь… теперь я учусь быть собой.
После сеансов что-то менялось – медленно, почти незаметно. Игорь стал чаще звонить матери сам, но уже не позволял ей диктовать условия. Валентина Николаевна пыталась манипулировать – то давлением, то слезами, но натыкалась на вежливую твёрдость.
– Мама, я люблю тебя, – говорил он в трубку. – Но Марина – моя жена, и я не позволю её обижать.
Однажды вечером они сидели на балконе. Весенний ветер трепал занавески, где-то вдалеке мигали огни города.
– Ты изменилась, – заметил Игорь, разглядывая профиль жены.
– Я просто перестала быть удобной, – улыбнулась она. – И знаешь что? Это оказалось… правильно.
– А я? Я изменился?
Марина повернулась к нему:
– Да. Ты наконец-то начал быть мужем, а не только сыном.
В тот момент она поняла – они справятся. Не потому, что всё стало идеально, а потому что оба наконец научились уважать себя и друг друга.
Телефон на подоконнике завибрировал – звонила свекровь. Раньше от этого звонка у Марины холодело внутри. Сейчас она спокойно взяла трубку:
– Добрый вечер, Валентина Николаевна.
– Марина… – голос свекрови звучал непривычно тихо. – Я хотела спросить… можно мне прийти в воскресенье? На обед?
Марина переглянулась с мужем:
– Конечно. Только давайте договоримся сразу: никаких разговоров о квартире.
– Я… я поняла, – в трубке послышался вздох. – Знаешь, Зина мне всё это время говорила… что я неправа.
– И что вы ей ответили?
– Что она предательница, – горько усмехнулась Валентина Николаевна. – А потом думала-думала и поняла: может, я действительно… перегнула палку.
Это было не извинение – до него свекрови ещё предстояло дорасти. Но это был первый шаг.
– Приходите, – мягко сказала Марина. – Я приготовлю тот самый густой борщ, как вы любите.
После разговора они с Игорем ещё долго сидели на балконе. Ночной город раскинулся перед ними, мерцая огнями.
– Знаешь, – задумчиво произнёс муж, – а ведь мама никогда раньше не признавала своих ошибок. Никогда.
– Людям свойственно меняться, – Марина положила голову ему на плечо. – Особенно когда им показывают границы с любовью.
– С любовью? – удивился он. – По-моему, там было больше злости.
– Нет, – покачала головой Марина. – Злость – это когда ты разрушаешь. А я строила – новые отношения, новую себя. И, кажется, даже твоя мама это почувствовала.
В воскресенье Валентина Николаевна пришла ровно к обеду. На пороге замешкалась, протянула коробку с тортом:
– Вот… твой любимый, Игорёк. И Марине, наверное, понравится.
За столом первые минуты царила неловкость. Но густой наваристый борщ растопил лёд – свекровь не удержалась от одобрительного кивка.
– Вкусно, – признала она. – Научилась всё-таки.
– У хорошего учителя, – спокойно ответила Марина. – Помните, как вы меня учили в первый год?
Валентина Николаевна смутилась:
– Помню… Я тогда много чего говорила.
– И сейчас говорите, – Марина разлила чай. – Просто теперь мы все научились слышать друг друга.
После обеда Игорь ушёл в магазин, оставив их наедине. Раньше от такого Марина впала бы в панику, но сейчас чувствовала себя уверенно.
– Знаешь, – неожиданно сказала свекровь, – я ведь всегда мечтала о дочери. А когда Игорь женился… я почему-то начала видеть в тебе соперницу.
– А я просто хотела быть вам дочерью, – тихо ответила Марина. – Но не ценой собственного достоинства.
Валентина Николаевна долго молчала, размешивая сахар в остывшем чае.
– Ты это… прости меня, – выдавила она наконец. – За квартиру, за всё… Я старая дура.
– Вы не дура, – улыбнулась Марина. – Вы любящая мать. Просто любовь бывает разной – удушающей или дающей свободу.
Когда вернулся Игорь, они всё ещё сидели за столом. Две женщины, любящие одного мужчину, но научившиеся делить эту любовь, не раня друг друга.
– Всё хорошо? – осторожно спросил он.
– Да, сынок, – кивнула Валентина Николаевна. – Теперь, кажется, всё будет хорошо.
А Марина подумала: иногда нужно пройти через конфликт, чтобы построить настоящую близость. Главное – не забывать, что любовь и уважение должны идти рука об руку. И начинать нужно с уважения к себе.
