Олечка никогда не подслушивала. Принципиально. Считала это недостойным занятием для порядочного человека. Но в тот вечер, возвращаясь из ванной в одном махровом халате, услышала знакомые голоса из кухни и замерла у приоткрытой двери.
— Игорек, ты же понимаешь, что я не вечная, — голос свекрови Людмилы Степановны звучал особенно проникновенно. — А квартира у твоей Оленьки хорошая, в центре. Зачем добру пропадать?
— Мам, ну что ты говоришь… — Игорь явно чувствовал себя неловко.
— Ничего такого не говорю! Просто сдавать надо, пока молодые. Деньги хорошие будут. А она что, против денег? Ты только правильно подойди к вопросу.
Оля прижалась к стене, чувствуя, как холодеет кожа под мягкой тканью халата.
— А где мы жить будем? — голос Игоря был растерянным.
— У меня места хватит. Тем более, скоро внуков ждать будем, — в голосе Людмилы Степановны появились стальные нотки. — Игорек, сынок, пора уже мужчиной становиться. Семейный бюджет — это ответственность. А деньги за квартиру будешь мне передавать, я уж распоряжусь как надо. У меня опыт есть.
— Не знаю, мам…
— Что не знаешь? Я же не прошу ничего плохого. Просто разумно хозяйство вести надо. Оленька поймет, она девочка умная.
Оля медленно отошла от двери, ноги стали ватными. Семь лет замужества, а она до сих пор не знала своего мужа. Тихий, домашний Игорек, который приносил ей цветы по пятницам и умел готовить великолепную яичницу, оказался способен обсуждать ее квартиру за спиной.
Квартиру, которую она получила в наследство от бабушки Марии Ивановны. Небольшую двушку на Покровке, где каждый угол хранил воспоминания детства. Где бабуля учила ее печь пирожки и рассказывала истории о том, как встретила дедушку на танцах в Сокольниках.
На следующее утро Игорь вел себя подчеркнуто нежно. Заварил кофе, подал завтрак на подносе прямо в постель.
— Оленька, у меня к тебе разговор есть, — начал он, не глядя в глаза.
— Слушаю, — Оля отхлебнула кофе, прикрывая глаза. Нужно было выиграть время.
— Понимаешь, мама вчера такую идею подкинула… Может, квартиру твою сдадим? Деньги неплохие получатся. А сами перебоемся пока к ней.
— К твоей маме? — Оля поставила чашку на тумбочку. — А надолго это пока?
— Ну, не знаю… Пока не накопим на что-нибудь свое, большое.
— И деньги за квартиру куда денем?
Игорь замялся, потеребил край одеяла.
— Мама говорит, лучше ей передавать. У нее опыт в финансовых вопросах.
— Понятно, — Оля встала с кровати, надела халат. — Дай подумать.
Подумать ей хотелось не о предложении мужа, а о том, как выкрутиться из ситуации так, чтобы не потерять квартиру и не превратиться в приживалку у свекрови.
Людмила Степановна работала бухгалтером в крупной строительной компании, имела собственную двухкомнатную квартиру в Бирюлево и железную хватку в денежных вопросах. После смерти мужа она полностью сосредоточилась на единственном сыне, опекая его с навязчивостью удава.
— Игорек не приспособлен к самостоятельной жизни, — любила повторять она подругам. — Такой весь домашний, мягкий. Без женской руки пропадет.
Что женская рука уже семь лет направляла Игоря по жизни, Людмила Степановна как-то упускала из виду. Или не хотела замечать.
В понедельник Оля попросила подругу Светку встретиться в кафе рядом с работой.
— Представляешь, какая история, — рассказала она, размешивая сахар в капучино. — Муж предлагает квартиру сдать, а деньги свекрови отдавать.
Светка едва не подавилась пирожным.
— Ты серьезно? А сама где жить будешь?
— У свекрови, видимо.
— Оль, ты что, с ума сошла? — Светка наклонилась через столик. — Это же твоя квартира! Наследство бабушкино!
— Понимаю. Но что делать? Скандал устраивать?
— А что тут скандального? Нормально объясни, что квартира твоя, и никому ее сдавать не собираешься.
— Игорь расстроится…
— Пусть расстраивается! Олечка, очнись. Семь лет он у тебя на всем готовом сидит. В твоей квартире, на твоих харчах половину времени, потому что зарплата у него копеечная. А теперь еще и мамочке решил угодить за твой счет.
Светка всегда была прямолинейной. Иногда это раздражало, но сейчас ее слова попали точно в цель.
— И что ты мне советуешь?
— Проверить мужа на вшивость. Посмотреть, насколько он готов идти в этой истории.
— Как проверить?
— Согласись на их предложение. Но с условиями. Скажи, что квартиру сдашь, но договор будет оформлен на тебя, и деньги получать будешь тоже ты.
— А если он согласится?
— Тогда хотя бы деньги останутся у тебя. А там видно будет.
Вечером Оля дождалась, когда Игорь устроится перед телевизором с банкой пива.
— Игорь, я подумала насчет квартиры, — начала она, садясь рядом на диван.
— И? — он не отрывал взгляд от экрана, где гоняли мяч.
— Согласна сдать. Но договор оформлю на себя, и деньги буду получать сама.
Игорь наконец повернулся к ней, на лице появилось недоумение.
— Зачем? Мама же сказала, что лучше ей передавать…
— Игорь, это моя квартира. И если уж сдавать, то я буду этим заниматься.
— Но мама лучше разбирается в таких вопросах…
— В каких таких? В том, как сдавать квартиры? У нее опыт есть?
— Ну… она же бухгалтер.
— И что? Бухгалтерия и сдача жилья — разные вещи.
Игорь помолчал, покрутил банку в руках.
— Мама будет недовольна.
— А мне какое дело до недовольства твоей мамы? — впервые за долгое время в голосе Оли прозвучала жесткость.
— Оленька, ну что ты… Мы же семья.
— Именно. Мы семья. Ты, я. А твоя мама — отдельная единица.
— Она меня родила…
— И что? Она тебя родила, значит, имеет право распоряжаться моей собственностью?
Игорь встал, начал нервно ходить по комнате.
— Не понимаю, что с тобой происходит. Раньше ты была покладистая…
— Покладистая, — повторила Оля. — Интересное слово. Значит, пока я молчала и соглашалась со всем, что вы с мамочкой решали, я была покладистая. А как только захотела сама распоряжаться своим имуществом, стала проблемной?
— Я не это имел в виду…
— А что имел в виду? Объясни.
Игорь остановился у окна, глядя на вечернюю Покровку.
— Мама считает, что если деньги будут у тебя, ты их потратишь не на то.
— На что не на то?
— Ну… на всякие женские штучки. Косметику там, одежду.
— А на что их тратить надо?
— Копить. На будущее.
— Чье будущее? Мое, твое или маминого?
— Наше с тобой, конечно.
— Тогда почему твоя мама должна этими деньгами распоряжаться?
Игорь повернулся к ней, и Оля увидела в его глазах то, чего раньше не замечала. Упрямство. Почти детское, но от этого не менее неприятное.
— Потому что она лучше знает, как с деньгами обращаться.
— Откуда такая уверенность?
— Она меня вырастила одна, квартиру купила, образование дала…
— Игорь, твоя мама получила квартиру по наследству от своих родителей, как и я от бабушки. И образование ты получил бесплатное, в обычном институте. Какие тут особые финансовые таланты?
— Ты не понимаешь…
— Что не понимаю?
— Она для меня все сделала. А ты только претензии предъявляешь.
Вот оно. Оля почувствовала, как что-то окончательно сломалось внутри. Не с треском, а тихо, как перегорает лампочка.
— Хорошо, — сказала она спокойно. — Тогда давай по-честному. Если мама для тебя главная, и ты считаешь, что она должна распоряжаться моими деньгами, то зачем тебе жена?
— При чем тут это?
— При том, что семья — это когда двое принимают решения вместе. А у нас получается, что решения принимаете вы с мамой, а я должна выполнять.
— Ничего подобного…
— Подобного. Игорь, скажи честно: ты обсуждал со мной идею сдачи квартиры до того, как поговорил с мамой?
Молчание было красноречивее любых слов.
— То-то же, — Оля встала с дивана. — Я пойду спать. А ты подумай, с кем ты хочешь жить — со мной или с мамой. Потому что такой расклад, когда я должна содержать вас обоих и еще быть благодарной за это, меня больше не устраивает.
На следующий день Игорь ушел на работу, не сказав ни слова. Оля тоже молчала. Она понимала, что происходит что-то важное, что-то, что изменит их жизнь навсегда.
Вечером, когда она готовила ужин, раздался звонок в дверь. На пороге стояла Людмила Степановна со своим фирменным выражением лица — одновременно скорбным и решительным.
— Оленька, можно поговорить?
— Проходите, — Оля отступила в сторону.
Людмила Степановна прошла в кухню, осмотрелась, как генерал на смотре войск.
— Игорек расстроился вчера. Говорит, ты против нашего предложения.
— Против того, чтобы вы распоряжались доходами с моей квартиры? Да, против.
— Деточка, — голос свекрови стал особенно елейным, — ты не понимаешь, в чем дело. Игорек не умеет с деньгами обращаться. А уж ты и подавно. Молодые вы еще, неопытные.
— Людмила Степановна, мне тридцать два года. Игорю тридцать четыре. Какие мы молодые?
— По жизни молодые. Вот я в ваши годы уже все понимала, знала, как что устроено.
— И что вы понимали?
— Что семья — это прежде всего порядок. А порядок начинается с денег. Кто деньгами распоряжается, тот и главный.
— Значит, главной в нашей семье должны быть вы?
— А кто же еще? — Людмила Степановна выпрямилась, как солдат. — Игорек к ответственности не готов. А ты… ну что с тебя взять? Работаешь в своем музее за копейки, в жизни не разбираешься.
— В какой жизни не разбираюсь?
— В настоящей. Ты живешь как в сказке. Думаешь, любовь все преодолеет, а счастье само придет. А жизнь — она жестокая. Надо уметь крутиться, вертеться, семью содержать.
— Людмила Степановна, а вы не задумывались, что если Игорь в тридцать четыре года не готов к ответственности, то, может, проблема в том, как его воспитали?
Лицо свекрови потемнело.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что мать, которая до сих пор решает за взрослого сына, как ему жить и тратить деньги, возможно, не дала ему вырасти.
— Как ты смеешь!
— Я не смею, я констатирую факт. Игорь не может принять решение, не посоветовавшись с вами. Он не может потратить деньги, не спросив вашего разрешения. Он даже ужин приготовить себе не может, если меня нет дома.
— Зато он порядочный, не то что эти… современные мужчины.
— Порядочный? Или просто инфантильный?
— Инфантильный! — Людмила Степановна вскочила со стула. — Да он золотой человек! Не пьет, не гуляет, домой приходит вовремя, зарплату отдает!
— Мне зарплату отдает?
— Ну… семье.
— Людмила Степановна, Игорь вам зарплату отдает?
Молчание было красноречивее ответа.
— Понятно, — Оля села напротив свекрови. — Получается, что мой муж содержит вас, а не меня. А теперь вы хотите, чтобы и доходы с моей квартиры шли в ту же копилку.
— Я его мать! У меня право есть!
— Какое право?
— Я его родила, выкормила, поставила на ноги!
— И что? Это значит, что он должен содержать вас до конца жизни?
— А кто же еще? Чужие люди?
— Людмила Степановна, у вас есть работа, зарплата, собственная квартира. Зачем вам деньги сына?
— На старость копить надо. Пенсия какая будет — сами знаете.
— Тогда копите свою зарплату.
— Моей не хватает.
— А нашей хватает?
— У вас квартира есть, можете сдавать.
— Моя квартира.
— Но ты же замужем за Игорьком! Значит, все общее.
— Ничего подобного. Квартира была у меня до брака, она так и осталась моей собственностью.
— Но ты же его любишь! Если любишь, то должна помогать семье!
— Семье или вам?
— Мы — семья!
— Нет, — Оля встала, подошла к окну. — Семья — это Игорь и я. А вы — его мать. Это разные вещи.
— Значит, ты против меня настроена?
— Я не против вас. Я против того, чтобы вы решали, как мне жить и как тратить мои деньги.
— Ну и что же ты предлагаешь?
— Ничего не предлагаю. Просто буду жить, как считаю нужным.
Людмила Степановна встала, натянула пальто.
— Посмотрим, как ты запоешь, когда Игорек от тебя уйдет.
— Если он уйдет из-за того, что я не хочу содержать его маму, значит, он и не мой муж вовсе.
— Дерзишь!
— Людмила Степановна, я говорю то, что думаю. Если вам это кажется дерзостью — ваши проблемы.
После ухода свекрови Оля долго сидела на кухне, глядя в окно. На Покровке зажигались фонари, торопились прохожие. Обычная московская жизнь текла своим чередом, а в ее квартире решалась судьба ее брака.
Игорь пришел поздно, около одиннадцати. Лицо у него было мрачное.
— Мама была у тебя?
— Была.
— И что вы решили?
— Ничего не решили. Я объяснила ей свою позицию.
— Она расстроилась.
— Сочувствую.
— Оля, что с тобой происходит? Ты стала какая-то… чужая.
— Чужая?
— Раньше ты понимала, что семья — это святое. А теперь мама для тебя чужой человек.
— Игорь, твоя мама для меня и была чужим человеком. Я ее уважаю как твою мать, но это не значит, что должна ей подчиняться.
— Никто не говорит о подчинении…
— Говорят. Когда человек требует, чтобы я отдавала ему деньги за мою собственную квартиру, это называется именно подчинение.
— Она не требует, она предлагает помочь…
— Помочь в чем? В том, чтобы потратить мои деньги?
Игорь сел на диван, обхватил голову руками.
— Не знаю, что и думать. Мама говорит одно, ты — другое.
— А ты сам что думаешь?
— Не знаю.
— Игорь, тебе тридцать четыре года. Пора бы иметь собственное мнение.
— Легко сказать.
— А сложно сделать?
— Мама всю жизнь для меня все решала. А теперь ты хочешь, чтобы я вдруг стал самостоятельным.
— Хочу.
— А если не получится?
— Тогда не получится.
— И что тогда?
— Тогда будем жить как жили. Ты будешь советоваться по каждому вопросу с мамой, а я буду делать то, что считаю правильным.
— А если наши мнения не совпадут?
— Тогда не совпадут.
— И что будет с нашим браком?
Оля посмотрела на мужа — растерянного, беспомощного, не умеющего принимать решения без маминых подсказок.
— Не знаю, Игорь. Честно не знаю.
Следующие несколько дней они жили как соседи. Разговаривали только о бытовых вещах, спали в одной кровати, но не касались друг друга. Оля чувствовала, что что-то умирает в их отношениях, но не знала, как это остановить. И хотела ли останавливать.
В пятницу вечером Игорь не пришел домой. Позвонил около десяти, сказал, что останется у мамы.
— Надолго? — спросила Оля.
— Не знаю.
— Понятно.
— Оля…
— Что?
— Может, поговорим еще раз? Спокойно?
— О чем говорить, Игорь? Ты сделал выбор.
— Я не делал никакого выбора…
— Делал. Выбрал маму.
— Я не выбирал маму! Просто не могу с ней ссориться…
— А со мной можешь?
— С тобой по-другому…
— Как по-другому?
— Ты же меня любишь. Поймешь.
— Понять можно многое, Игорь. Но принять — не все.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что говорю. Подумай сам.
Оля положила трубку и впервые за много лет почувствовала облегчение. Как будто с плеч свалился тяжелый груз.
Выходные прошли спокойно. Она читала, смотрела фильмы, которые давно хотела посмотреть, встретилась со Светкой.
— Как дела? — спросила подруга.
— Игорь ушел к маме.
— Совсем?
— Пока не знаю. Сказал, что подумает.
— А ты как?
— Странно, но легче стало.
— Это хороший знак.
— Почему?
— Если после ухода мужа становится легче, значит, с мужем что-то не так было.
В понедельник утром, когда Оля собиралась на работу, раздался звонок. Игорь.
— Можно прийти? Поговорить надо.
— Приходи.
Он появился через час, бледный, с кругами под глазами.
— Я всю ночь думал, — начал он, не снимая куртки.
— И что надумал?
— Мама права. Квартиру сдавать надо. Деньги — ей. А жить будем у нее.
— Понятно.
— Ты согласна?
— Нет.
— Тогда что делать будем?
— Не знаю, что будешь делать ты. А я буду жить в своей квартире и распоряжаться своими деньгами по собственному усмотрению.
— А если я не вернусь?
— Не вернешься — значит, не вернешься.
— И все?
— А что еще, Игорь? Ты хочешь, чтобы я на коленях просила тебя остаться?
— Не хочу… но…
— Но что?
— Мы же семь лет вместе…
— И что? Это повод терпеть то, что мне не нравится?
— Но ведь любишь же…
— Любила.
— Любила? — Игорь впервые за все время их разговора выглядел по-настоящему испуганным.
— Любила того Игоря, который был самостоятельным мужчиной. А не маменькиного сыночка, который в тридцать четыре года не может принять решение без маминого разрешения.
— Я не маменькин сыночек!
— Докажи.
— Как?
— Останься. Без условий. Просто останься и живи со мной как муж с женой, а не как представитель интересов Людмилы Степановны.
Игорь молчал долго, глядя в пол.
— Не могу, — сказал он наконец.
— Почему?
— Мама будет против.
— Вот видишь. Не можешь.
— Но я же тебя люблю…
— Игорь, любовь — это не слова. Это поступки. А твои поступки говорят о том, что мама для тебя важнее жены.
— Это не так…
— Так. И ты это знаешь.
Он ушел, не сказав больше ни слова. Оля смотрела из окна, как он идет по Покровке, сутулясь, с опущенной головой. И поняла, что видит его в последний раз.
Неделю спустя Светка заглянула в гости с бутылкой вина и пакетом шоколада.
— Как ты? — спросила она, разливая вино по бокалам.
— Нормально.
— Не скучаешь?
— Странно, но нет.
— Жалеешь?
Оля подумала.
— О семи годах жалею. О том, что потратила их на человека, которого, оказывается, не знала.
— А о том, что он ушел?
— Нет. Если человек не может сделать выбор между женой и мамой, значит, он еще не готов быть мужем.
— А если вернется?
— Не вернется. Людмила Степановна этого не допустит.
— А если все-таки?
— Тогда посмотрим. Но условия те же самые: либо он взрослый мужчина, либо мне с ним не по пути.
— Жестко.
— Реально.
Через месяц Игорь прислал официальные документы на развод. Никаких требований, никаких претензий. Просто развод по взаимному согласию.
Оля подписала бумаги без колебаний. Семь лет брака закончились тихо, без скандалов и взаимных упреков. Просто закончились.
Людмила Степановна больше не появлялась. Игорь тоже. Как будто их вообще не было в ее жизни.
Квартиру Оля сдавать не стала. Во-первых, не хотелось пускать чужих людей в бабушкин дом. Во-вторых, зарплаты музейного работника ей хватало на скромную, но независимую жизнь.
А независимость оказалась дороже любых денег.
Через полгода Светка рассказала, что видела Игоря в магазине.
— Как он выглядел? — спросила Оля из чистого любопытства.
— Обычно. Но какой-то… потухший. С мамой был, она ему все время что-то втолковывала.
— Ну и пусть втолковывает.
— Не жалко?
— Его? Нет. Себя прежнюю жалко — ту, которая семь лет жила с иллюзиями.
— А сейчас как?
— Сейчас живу с открытыми глазами.
Год спустя Оля узнала, что Игорь женился снова. На девушке, которая работала в той же компании, что и Людмила Степановна. Двадцать пять лет, тихая, послушная.
— Людмила Степановна сама ее выбрала, — рассказывала общая знакомая. — Говорит, теперь-то уж точно будет порядок в семье.
Оля усмехнулась. Порядок по Людмиле Степановне — это когда все делают то, что она говорит.
— А живут где?
— У свекрови, конечно. Людмила Степановна говорит, молодым рано отдельно жить, опыта нет.
— Конечно, — согласилась Оля. — Опыта нет.
Через два года она встретила Игоря случайно, в метро. Он постарел, появились морщины, седина на висках. Увидев ее, смутился, хотел пройти мимо, но Оля окликнула:
— Игорь!
Он остановился, обернулся.
— Привет, — сказал неуверенно.
— Как дела?
— Нормально. А у тебя?
— Тоже нормально.
Неловкое молчание. Вокруг шумела толпа, объявляли станции, а они стояли посреди потока людей и не знали, о чем говорить.
— Слышала, ты женился, — сказала наконец Оля.
— Да. — Он покраснел. — А ты?
— Нет. Пока не встретила подходящего человека.
— Понятно.
— Счастлив?
Игорь помолчал, глядя на рельсы.
— Мама довольна, — ответил он.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Знаю.
— И?
— И ничего. Живу, как получается.
— Понятно, — Оля посмотрела на него внимательно. — Игорь, можно один вопрос?
— Можно.
— Ты когда-нибудь жалел о том, что мы расстались?
Он долго молчал. Поезд подошел, двери открылись, закрылись, состав ушел. Подошел следующий.
— Каждый день, — сказал он тихо. — Но ничего изменить не могу.
— Почему?
— Потому что мама права. Семья должна быть вместе.
— Какая семья, Игорь? Твоя семья — это жена. А мама — это родственник.
— Для меня мама — это святое.
— Понятно. — Оля вошла в подошедший поезд. — Удачи тебе.
Двери закрылись, и она больше его не видела.
Еще через год Людмила Степановна умерла от инфаркта. Внезапно, на работе. Игорь остался с молодой женой и грудным ребенком.
Оля узнала об этом от Светки и почувствовала что-то вроде сожаления. Не о Людмиле Степановне — о том, что человек всю жизнь прожил в страхе. Игорь боялся мамы, мама боялась одиночества, молодая жена боялась свекрови. Все боялись, и никто не был счастлив.
— Думаешь, теперь он изменится? — спросила Светка.
— Сомневаюсь. В сорок лет характер не меняется. Он просто найдет себе другого человека, который будет за него решения принимать.
Оля оказалась права. Через полгода после смерти матери Игорь развелся и женился в третий раз. На разведенной женщине с двумя детьми, которая умела командовать и не стеснялась этого.
— Видишь, как получается, — философски заметила Светка. — Всю жизнь искал маму, а нашел еще одну.
— Каждый находит то, что ищет, — ответила Оля.
А сама она через четыре года после развода встретила мужчину, который умел принимать решения и не боялся ответственности. Археолог, работал в экспедициях, жил один и никого не боялся.
— У тебя есть мама? — спросила Оля на третьем свидании.
— Есть. А что?
— Она вмешивается в твою жизнь?
— Пыталась. Я объяснил, что это бесполезно.
— И как?
— Поняла. Умная женщина.
— А если бы не поняла?
— То же самое. Моя жизнь — мое дело.
Они поженились через год. Тихо, без пышности, расписались в загсе и поехали в свадебное путешествие в Грецию.
Квартиру на Покровке не продавали. Жили там зимой, а летом уезжали в экспедиции. У мужа была своя квартира, у Оли — своя, и никто ни у кого ничего не требовал.
Бабушка Мария Ивановна, наверное, была бы довольна.
Иногда, проходя мимо дома в Бирюлево, где жила Людмила Степановна, Оля думала о том, как странно складывается жизнь. Женщина всю жизнь боролась за то, чтобы сын был рядом, и в итоге осталась одна. А Оля, которая не боролась ни за что, обрела то, что искала.
Может, в этом и есть разница между любовью и собственностью. Любовь отпускает, собственность держит. Людмила Степановна хотела владеть сыном, а получила пустоту. Оля отпустила мужа и обрела счастье.
Простая арифметика жизни: чем крепче сжимаешь кулак, тем меньше остается в руках.
А Игорь так и не понял этой простой истины. Продолжал искать маму в каждой женщине и удивлялся, что счастье проходит мимо.
Но это уже была не Олина история. Ее история началась с того дня, когда она сказала «нет» и не испугалась остаться одна.
Оказалось, одиночество лучше плохой компании.
А хорошая компания рано или поздно находится сама.
