— Мать, ты сегодня себя не очень хорошо чувствуешь? — Дашенька заботливо поглядела на меня, поправляя мою подушку. — Может, лучше полежишь?
Я удивилась такой нежности от дочери. Обычно она вечно куда-то торопилась, детей собирала, с мужем о чём-то спорила. А тут вдруг села рядом, руку на мою положила.
— Мам, знаешь, мы тут с Олегом думали… — она замялась, словно подбирала слова. — У нас такая ситуация сложилась. Нам очень квартира нужна, своя. А банки, ты же знаешь, какие они стали строгие. Молодым семьям кредиты почти не дают.
— Ну и что? — не поняла я.
— Видишь ли, если бы ты оформила ипотеку на себя, а мы бы потом всё выплачивали… Ты же понимаешь, это формальность. Документы на твоё имя, а живём мы. И платим мы. Тебе никаких хлопот.
От таких слов у меня ноги подкосились. Я-то думала, дочка обо мне заботится, а она, выходит, про деньги думает.
— Дашенька, милая, я же не работаю. Пенсия у меня небольшая. Как банк мне кредит даст?
— Мам, не волнуйся! — она чуть ли не подпрыгивала от радости. — Мы всё продумали. Твоя квартира в залог пойдёт. А мы каждый месяц будем вносить платежи. Тебе же лучше будет — внуки рядом, мы о тебе заботиться станем.
— А если вы не сможете платить?
— Мам, ну что ты такое говоришь! — Дашенька даже обиделась. — Мы же семья! Олег хорошо зарабатывает, я тоже подработку нашла. Всё будет хорошо, вот увидишь.
Не знаю, что на меня нашло. Может, от одиночества помутилась, а может, действительно хотелось, чтобы дети рядом были. Согласилась я. Поставила подпись под всеми этими бумажками, которые Олег принёс. Он такой серьёзный был, объяснял про проценты, про сроки.
— Нина Васильевна, вы не переживайте, — говорил он, галстук поправляя. — Это обычная практика. Многие так делают. Главное, что семья вместе будет.
Прошло полгода. Сначала всё было хорошо. Даша звонила каждый день, внуки приезжали. Я даже подумывала, не продать ли свою двушку и не переехать ли к ним совсем.
И тут звонок среди ночи.
— Мам, у нас проблемы, — голос у Дашеньки дрожал. — Олега на работе сократили. А я пока подработку не нашла новую. Нам нечем платить за ипотеку.
— Как это нечем? — не поняла я. — А что же теперь будет?
— Не знаю, мам. Банк уже звонит. Говорят, если не внесём платёж, то… В общем, могут квартиру забрать.
У меня голова закружилась. Получается, и мою квартиру тоже заберут, раз она в залоге.
— Дашка, может, продадите эту новую квартиру? Хоть что-то останется.
— Мам, ты что! Там же дети прописаны, в школу ходят. Мы не можем их с места на место таскать. Ты же бабушка, ты должна понимать.
Должна, значит. А то, что я всю жизнь работала, чтобы эту квартиру купить, это не важно.
Через месяц пришла повестка в суд. Банк подавал на взыскание. Я сидела в той холодной зале, слушала, как судья зачитывает решение. Моя квартира отходила банку в счёт долга. А новая квартира, которую дочка с зятем купили, оставалась у них.
— Мам, ну не расстраивайся так, — Дашенька пыталась меня утешить после суда. — Мы тебя не бросим. К нам переедешь, с внуками будешь сидеть. Тебе же веселее будет.
— А где я жить буду?
— Ну, у нас диван есть раскладной. В зале спать будешь. Ненадолго же, пока не разберёмся.
Раскладной диван. В зале. В семьдесят лет.
— Даша, а если я не захочу?
— Мам, ну куда ты пойдёшь? — она смотрела на меня, как на больную. — У тебя же больше никого нет. И денег никаких. Не на улице же ночевать.
Правду говорила. Некуда мне было идти. Сестёр-братьев нет, подруги либо померли, либо в таком же состоянии. Остались одни дети. Которые вот так распорядились моей жизнью.
Но когда я пришла домой и увидела коробки, которые Олег принёс для переезда, что-то во мне сломалось.
— Нет, — сказала я себе. — Хватит.
Я долго сидела на кухне, глядя на эти картонные коробки. Олег расставил их по всей квартире, даже подписал: «Посуда», «Одежда», «Документы». Как будто я уже не человек, а просто вещи, которые надо упаковать и перевезти.
— Нина Васильевна, давайте я вам помогу, — предложил он, заглядывая в комнату. — Тяжёлые вещи сам перенесу.
— Не надо пока, — ответила я. — Я ещё не готова.
— Но нам же нужно до конца недели освободить квартиру. Банк уже предупредил.
До конца недели. Сорок пять лет я в этой квартире прожила. Мужа здесь похоронила, дочку растила. А теперь — до конца недели.
Вечером Дашенька приехала с пакетами из магазина.
— Мам, я тебе всё самое необходимое купила, — она выкладывала на стол тюбики, баночки. — Шампунь, крем, зубную пасту. Чтобы тебе с переездом проще было.
— Спасибо, дочка.
— И ещё, мам… — она помялась. — Ты уж извини, но диван у нас не очень большой. Может, часть вещей в гараже оставишь? Олег говорит, там сухо, ничего не испортится.
В гараже. Мои фотографии, книги, мамины сервизы — в гараже.
— Хорошо, Дашенька.
— Мам, ты не сердишься? — она присела рядом. — Ты же понимаешь, мы не специально. Просто так получилось. Кризис, безработица… Мы сами не ожидали.
Не ожидали. А подпись под документами ставить заставили.
— Понимаю, дочка.
— Знаешь, может, это и к лучшему. Тебе одной-то здесь тоскливо было. А теперь будешь с семьёй, внуки рядом. Сашенька так тебя любит, всё спрашивает: «Когда бабушка к нам переедет?»
Сашенька. Восьмилетний внук, который при встрече уткнулся в телефон и даже не поздоровался. Который на мои подарки морщился: «Опять эти старомодные вещи».
— Да, наверное, будет веселее.
После того как дочка ушла, я открыла старый комод. Там, под стопкой белья, лежали документы. Паспорт, трудовая книжка, свидетельство о рождении… И ещё одна бумажка, которую я совсем забыла.
Свидетельство о праве на наследство. После тёти Клавы, маминой сестры. Она мне домик в деревне оставила, под Тулой. Я тогда подумала: зачем мне деревня? В городе работа, Дашенька маленькая была. Так и не ездила туда ни разу.
Взяла телефон, набрала справочную.
— Девушка, а как мне узнать, есть ли ещё дом в деревне Васильевка Тульской области?
— Обратитесь в местную администрацию. Или к нотариусу съездите.
Нотариус. Интересно, что он скажет про дом, который двадцать лет никто не видел.
На следующий день, пока Дашенька и Олег были на работе, я поехала в Тулу. Автобус старенький, трясучий, но довёз. В администрации сидела женщина лет пятидесяти, вся такая строгая.
— По какому вопросу?
— Да вот, дом мне достался в наследство. Хочу узнать, в каком он состоянии.
Она посмотрела мои документы, что-то проверила в компьютере.
— Дом есть. Записан на вас. Налоги, правда, не платились. Но это поправимо. А состояние… Ну, жить можно. Местные жители иногда присматривают, говорят, крыша целая.
Жить можно. Эти два слова прозвучали как музыка.
— Мам, ты что, с ума сошла? — Дашенька буквально кричала, когда я ей рассказала про поездку в Тулу. — Какая деревня? Тебе семьдесят лет! Ты там с голоду помрёшь!
— Не помру, Дашенька. Люди же живут.
— Какие люди? Там одни алкоголики остались! — Олег встрял в разговор. — Нина Васильевна, вы же разумный человек. Что вы в деревне забыли? Там ни магазинов нормальных, ни больницы.
— А здесь что, больница мне поможет, когда я на диване в зале буду лежать?
— Мам, ну не драматизируй! — Дашенька замахала руками. — Мы же не выгоняем тебя! Просто пока так, временно.
— А потом что?
— Потом… Ну, посмотрим. Может, кредит реструктурируем, может, я работу получше найду.
Посмотрим. Значит, может быть. А может, и нет.
— Дашка, а если я всё-таки поеду в деревню?
— Тогда не рассчитывай на нашу помощь! — Олег покраснел. — Мы и так из-за тебя в долгах как в шелках! А ты ещё капризничаешь!
Из-за меня. Это они мою квартиру под залог отдали, а виновата я.
— Олег, полегче, — Дашенька его осадила. — Мам, ты же понимаешь, в деревне тебе будет тяжело. Дрова заготавливать, огород копать…
— А кто сказал, что я огород копать буду?
— Ну а что ты есть будешь? Пенсии твоей на продукты едва хватает.
Правда. Пенсия маленькая, чуть больше десяти тысяч. В городе на это не проживёшь. А в деревне?
На следующий день я снова поехала в Тулу. На этот раз с конкретной целью — посмотреть на дом. Автобус до деревни ходил только два раза в день, утром и вечером. Села на утренний.
Васильевка оказалась крошечной — домов тридцать, не больше. Половина заколочены, половина жилых. Спросила у первого встречного мужика, где дом Климовых.
— А, тётки Клавы? — он почесал затылок. — Да вон там, за огородами. Жёлтенький такой. А вы кто будете?
— Наследница.
— Надо же! А мы думали, совсем заброшенный. Иван Петрович иногда проверяет, крышу подлатывает. Говорит, жалко дом хороший.
Дом действительно оказался симпатичным. Небольшой, но крепкий. Краска местами облупилась, но стены целые. Зашла внутрь — пахло затхлостью, но не сыростью. Две комнаты, кухонька, веранда. Печка русская, но есть и газовая плита от баллона.
— Ну что, понравилось? — голос за спиной меня напугал.
Обернулась — стоит дедок лет восьмидесяти, с палочкой.
— Вы Иван Петрович?
— Он самый. А вы, стало быть, Клавдиина племянница? Она про вас рассказывала. Говорила: «Есть у меня в Москве племянница, но не до деревни ей».
— А теперь вот до деревни.
— Жить собираетесь?
— Думаю.
— Дело хорошее. Дом крепкий, участок неплохой. Только запущенный малость. Да это поправимо.
Мы прошлись по участку. Яблони старые, но живые. Грядки заросли, но земля хорошая.
— А магазин в деревне есть?
— Есть. Зинка торгует, внучка моя. Всё необходимое держит. А раз в неделю машина из района приезжает, привозит что покрупнее.
— А врач?
— Фельдшер в соседней деревне. На машине десять минут. Да и народ помогает, кто чем может.
Помогает. Когда я в последний раз слышала это слово от своих родных?
— Иван Петрович, а сколько стоит дом привести в порядок?
— Да немного. Печку прочистить, кое-где подштукатурить. Тысяч за пятнадцать управимся. У меня внук есть, Серёжа. Руки золотые, недорого берёт.
Пятнадцать тысяч. У меня как раз столько на книжке лежит — последние накопления.
— А если я решусь переехать, поможете?
— Обязательно поможем. Тут народ дружный. Кто дровишек подвезёт, кто картошечки поделится.
Вернулась я в город с твёрдым решением. Дашенька с Олегом ещё пытались меня переубедить, но я уже не слушала. Начала собирать самые необходимые вещи.
— И что ты будешь там делать? — спросила дочка. — Целыми днями в четырёх стенах сидеть?
— Не знаю пока. Посмотрю.
— А если заболеешь?
— А если здесь заболею на твоём диване?
Она замолчала. Потому что ответить было нечего.
— Мам, я тебя в последний раз спрашиваю — ты точно решила? — Дашенька стояла посреди комнаты, окружённая моими коробками. — Потому что назад дороги не будет. Мы свою жизнь устраиваем, на тебя оглядываться не станем.
— Понятно, дочка.
— И денег не проси! Нам самим нечем дышать!
— Не буду просить.
Олег возился в прихожей, собирая инструменты, которые забыл после переноса вещей в гараж.
— Нина Васильевна, вы как хотите, но это чистое безумие, — буркнул он, не глядя на меня. — В вашем возрасте такие эксперименты… Да там же волки по ночам ходят!
— Олег, не пугай маму, — одёрнула его Дашенька. — Хотя он прав, мам. Ты подумай хорошенько. Зима скоро, дрова нужны, огород весной копать…
— Дашка, мне же не сто лет. Пока руки-ноги действуют.
— А если перестанут действовать? Кто тебе поможет?
Этот вопрос она задавала уже в десятый раз. И каждый раз я думала: а кто мне здесь поможет? Дочка, которая мою квартиру в залог отдала? Зять, который говорит, что из-за меня они в долгах?
— Соседи помогут, — ответила я.
— Какие соседи? Ты их не знаешь!
— Зато они не будут считать, что я им должна всю жизнь отдать за тарелку борща.
Дашенька покраснела, как будто я её ударила.
— Мам, это нечестно! Мы же не специально!
— Не специально? А подпись под документами я как ставила — случайно?
— Мам, ну хватит! — она заплакала. — Ты же знаешь, как нам тяжело было! Детей кормить, квартплату платить! Мы думали, всё получится!
— А теперь не получилось. И что мне с этого?
— Ничего! — она утёрла слёзы. — Значит, уезжай в свою деревню! Живи одна! Может, тогда поймёшь, каково это — когда некому помочь!
— Дашенька, я всю жизнь одна была. После папиной смерти ты хоть раз спросила, как мне тяжело? Как я справляюсь?
— Ты же сильная! Ты всегда всё умела!
— А теперь, значит, состарилась и стала обузой?
Олег хлопнул дверью и вышел курить. Дашенька села на диван и закрыла лицо руками.
— Мам, я не хотела так… Просто мы думали, вместе легче будет. Семьёй.
— Семьёй, — повторила я. — А когда решение принимали про ипотеку, семьёй советовались?
— Советовались! Ты же согласилась!
— Потому что мне сказали: всё будет хорошо. Мы рядом будем. Заботиться станем.
— Будем заботиться! Только не в деревне же!
— А где? На диване в зале?
Она замолчала. Мы обе знали, что диван — это надолго. Может быть, навсегда.
Утром приехала машина — Серёжа, внук Ивана Петровича, привёз газель. Парень молодой, крепкий. Помог погрузить мои коробки и мешки.
— Далеко ехать, бабушка? — спросил он.
— В Васильевку.
— О, знаю это место! Дедушка мой там дом присматривает. Значит, к нам переезжаете?
К нам. Как просто и тепло это прозвучало.
Дашенька вышла проводить, стояла у подъезда с заплаканными глазами.
— Мам, ты хоть звони иногда…
— Буду звонить.
— И если что — мы не бросим. Правда.
— Знаю, дочка.
Она обняла меня — в первый раз за последние месяцы по-настоящему, крепко.
— Прости меня, мам. Мы не хотели так.
— Я знаю, Дашенька. Жизнь иногда не спрашивает, хотим мы или нет.
— А вдруг в деревне тебе понравится?
— А вдруг понравится.
Серёжа завёл машину. Я помахала дочке из окна и откинулась на сиденье. Странно, но страха не было. Была какая-то лёгкость, словно с плеч упал тяжёлый мешок.
— Не переживайте, бабушка, — сказал Серёжа, глядя в зеркало заднего вида. — Там хорошо. Тихо. Люди простые. Поначалу непривычно будет, а потом втянетесь.
— А ты откуда знаешь?
— Да я сам из деревни. В город работать ездию, а жить — только там. В городе воздуха нормального нет, народ злой. А в деревне земля настоящая, небо открытое.
Земля настоящая. Небо открытое. Когда я в последний раз видела открытое небо?
Ехали мы три часа. Я смотрела в окно на поля, на лес, на маленькие деревеньки. И с каждой минутой становилось легче дышать.
— Вот и приехали, — объявил Серёжа, останавливая машину у жёлтого домика.
Мой домик. Мой.
На калитке сидела большая рыжая кошка. Увидев нас, она не убежала, а лениво потянулась и перепрыгнула на крылечко.
— Это Марфуша, — засмеялся Серёжа. — Местная хозяйка. Видать, вас встречать вышла.
Иван Петрович появился через полчаса после нашего приезда. Видимо, кто-то из соседей ему сообщил.
— Ну что, приехали? — он улыбнулся, опираясь на палочку. — Серёга, помоги бабушке вещи в дом перенести. А я пока самовар поставлю.
— Дедушка, да не волнуйтесь вы так, — Серёжа уже таскал коробки. — Всё успеем.
— Волноваться? Да у нас гостья! Давненько в Васильевке новых жителей не было.
К вечеру подтянулись ещё соседи. Зинка из магазина принесла хлеба и молока. Тётя Поля, которая жила через три дома, притащила кастрюлю щей.
— Не готовьте сегодня ничего, — сказала она. — Устали с дороги. А завтра освоитесь.
— Да я не знаю, как вас благодарить…
— Да что вы! Мы же соседи теперь. Друг другу помогать должны.
Должны. Но не в смысле долга, а в смысле… человечности что ли.
Ночью я долго не могла заснуть. Не от переживаний — от тишины. В городе всегда что-то гудело, сигналило, хлопало. А здесь только сверчки за окном да шелест листьев.
Марфуша устроилась на веранде, свернувшись калачиком на старом половичке. Видимо, решила, что теперь это её официальный пост.
Утром проснулась от петушиного крика. Выглянула в окно — а там такая красота! Туман над лугом, роса на траве блестит, и солнышко только встаёт.
— Доброе утро, новая соседка! — кто-то окликнул с огорода.
Это была женщина лет шестидесяти, в фартуке, с лейкой в руках.
— Доброе утро!
— Я Галина Сергеевна, вон в том доме живу. Если что понадобится — обращайтесь, не стесняйтесь.
После завтрака я решила обойти свой участок. Яблони действительно хорошие, много яблок висит. Грядки заросшие, но видно, что земля плодородная. А в дальнем углу сада нашла кустики малины.
— Урожайный год выдался, — Иван Петрович появился с корзинкой яблок. — Вот, нарвал вам. Антоновка хорошая, хранится долго.